Юрий Иваниченко - Крымский щит Страница 11

А насчет того, куда направляются эти пять-шесть… но может, что и больше, – партизан, то здесь стоило весьма усомниться, что идут они именно на Пойку. Для них здесь ничего нет – разве что возможность временного укрытия, полагая это место безлюдным, – поскольку о поисковой группе Аненэрбе, направленной сюда по инициативе Вольфрама Зиверса и согласно личному приказу рейхсфюрера, знать они попросту не могут.

Вот вдоль каньона, на юг – туда, где в большом горно-лесном массиве, кочуя от Ай-Петринской до Бабуган-Яйлы и обратно, торчит как кость в горле партизанский отряд, а может, и не один, допускают, что целое соединение, – они направляться могут.

Или на север, туда, где за Мангупом начинается Особый севастопольский укрепрайон, а там и железная дорога, и шоссе, и кабеля связи…

Рация располагалась здесь же, рядом с часовней, в гроте-комнатке неопределённого пока что назначения в начале крытой части галереи; антенну закрепили наверху, к дереву на краю плоской вершины, – так обеспечивалась круговая связь, хотя слышимость в южном направлении оставляла желать лучшего: всё-таки Главная гряда была выше.

Сначала Зеккер надиктовал, а радист отправил три радиограммы – в Севастополь, Дуванкой и Бахчисарай; теперь можно было надеяться, что северный обход будут охранять строже.

Затем штурмбаннфюрер сам надел наушники, связался с Бахчисарайской полевой комендатурой и назвал нужные пароли. Спросил, что следовало, у дежурного и узнал, что двумя часами раньше на участке близ Шулдана произошло вооруженное столкновение патруля с какой-то бандгруппой, что убиты несколько полицейских, а пятеро румынских солдат и унтер то ли пропали без вести, то ли ещё не объявились в своей части.

Затем Зеккер поднялся по галерее, по временной лестнице и через ещё одну, крутую, но со ступеньками галерею выбрался наверх и проинструктировал унтершарфюрера о порядке караула, включения прожекторов и пуска осветительных ракет. Основное внимание, само собой, следовало уделять восточной стороне, а также устью тропы на юг и началу просёлка в сторону Мангупа. Конечно, важнее всего было сейчас усиленное внимание гарнизона нижнего лагеря, но как знать – может, и сверху удастся что-то заметить.

Затем уже поверху Зеккер перебрался по неширокому мысу с остатками крепостной постройки на соседнюю гору, варварское название которой постоянно вылетало у него из памяти, и оттуда по торной тропе в быстро наползающей темноте спустился в нижний лагерь.

Всё это время доктор плёлся следом и бубнил.

…– И задумался ещё раз: что всё-таки послужило первотолчком? Почему так вцепились в это дикое, безлюдное, неудобное место? Здесь ведь на самом деле совсем не так уж безопасно, потому что ни приличный гарнизон здесь не разместишь, ни за срочной подмогой не пошлёшь – далеко. А два-три десятка ловких горных разбойников перережут всех и вся…

Это уже касалось вопроса, который штурмбаннфюрер знал куда более досконально, и как раз легло на то, чем Зеккер занимался именно сейчас. И просто невольно представил себе штурмбаннфюрер на миг положение, когда нет рации, нет прожекторов, нет осветительных ракет, нет хорошей оптики и автоматического оружия, а ещё, если подступит непроглядный туман – такое в этих местах случается досадно часто… Действительно, тогда наверху не чувствовали бы себя в такой безопасности, как сейчас.

Но вспомнил и другое, и сказал:

– Место силы, которое нам указали, и источник силы, который нам – и вам, прежде всего, – поручили раскрыть, привлекли сюда арийцев, способных это почувствовать. И тысячу лет сила хранила их в окружении варварских племен.

– А потом пришла Орда, и Сила перестала хранить и сиё место, и наших дальних родственников.

Это было уже сказано на вершине Пойки, и ответил Зеккер не сразу, но не только потому, что не слишком был расположен к продолжению научно-спекулятивной беседы, а потому что был занят проверкой и перераспределением караульных постов и оговаривал порядок пуска осветительных и сигнальных ракет.

Учитывая, что «наверху» караульную службу несли всего пятеро: унтершарфюрер и четверо солдат, инструктаж и проверка не заняли много времени. Но его с лихвой хватило, чтобы гауптштурмфюрер доктор Штайгер подобрался к самому краю двадцатиметрового обрыва с северной стороны и, подождав, пока Зеккер обратит на него внимание, жестом подозвал старшнго офицера.

– Вот иллюстрация моих слов, – и торжественно указал на рукотворную полукруглую выемку, часть окружности, начисто срезанной примерно посредине древним обвалом.

Если наклониться, заглянуть за край, то видна вся полутораметровая выемка в скале – расширяющаяся к средине и сужающаяся на нет в конце. Почти точный разрез традиционного греческого пифоса, только каменного, выдолбленного в толще скалы. Но тоже, как оказалось, не вечного зернохранилища, или что там ещё хранили здесь в древности: край горы откололся, и теперь это выглядит как несколько странный декоративный элемент.

– Ну и что? – спросил штурмбаннфюрер.

Эту половинку зернохранилища, как принято было считать вслед за Бертье-Делагардом, уже не раз осматривали, обмеряли и фотографировали за предыдущую неделю, и конечно же днём, при хорошем освещении, и, само собой, в спокойной обстановке. Аккуратная работа, несомненно делающая честь старым мастерам.

– Мы видим выемку в скале, по форме напоминающую пифос. Эллины, а затем их преемники, действительно хранили в пифосах зерно, маслины… Ну и ещё разные съедобные разности. И говорим: вот каменное зернохранилище. А что это было на самом деле? И главное – как это сделано? В это же горлышко не пролезть!

– А как делались пифосы?

– На гончарном круге, герр штурмбаннфюрер. Снизу вверх. Так что в горлышко должно было поместиться только две руки гончара. Вот примерно как здесь, – и Штайгер приложил руки к уцелевшему полукружию.

Веснущатые запястья с рыжим пушком легли на него точно.

– Да, забавно, – согласился Зеккер и аккуратно отвёл историка от обрыва. – Мы ещё так мало знаем о технологиях предков. Название Аненэрбе не случайно, вы же понимаете. А сейчас мне надо сойти в нижний лагерь. Вы остаётесь?

Доктор только рукой махнул – мол, какое там! – и забубнил дальше:

– В это горлышко мог пролезть только маленький ребенок. И что, скажете, вот эту неподатливую скалу долбил младенец? Лет тридцать кряду, по моим прикидкам? А потом расчленил сам себя и по кускам выбрался наружу?

– Нет, скорее это какое-то сверление… Перовые свёрла, возможно, с корундовыми резаками, рычажная система изменения глубины захвата… Германцы во все времена были великими мастерами.

Они уже подошли к развалинам укрепления, перегораживающего некогда самую удобную, хоть и неширокую, дорогу, соединяющую Пойку с соседней горой. Не внушительные развалины: три десятка скверно отесанных квадр и заметно больше, но некрупных обломков керамики разбросаны двумя кучками высотою меньше метра, а между ними – тропинка.

Доктор Штайгер наклонился, нашарил подходящий обломок и показал на ладони:

– Вот, полюбуйтесь. Как раз от пифоса. Зачем столько усилий, зачем грызть камень, если можно накупить сколько угодно горшков за медный грош у любого гончара? О пещерах я не говорю, хотя уверен: их тоже не долбили и не сверлили… Вот я и подумал: а Юнг, как всегда, прав. Привыкли считать: если похоже – значит, такое же, пусть и с вывертом. А на самом деле всё здесь наоборот. Не монахи делали эти пещеры, а пришли на готовенькое. И не для зерна выдули эти ямы, все пять по периметру Пойки…

У начала спуска Зеккер ещё раз приложил к глазам бинокль. Смеркалось быстро, как всегда здесь в горах, но предполагалась ясная ночь, и осенняя слегка ущербная луна уже наливалась светом. От гребня, где Зеккер увидел партизан, сюда – если они в самом деле идут сюда, с выходом на одну из дорог, огибающих Пойку, – не меньше трёх часов быстрой ходьбы без остановки. А если с учетом темноты и желательного привала, хотя бы для рекогносцировки – то и все четыре. Если же будет у них привал, то и костерок возможен…

– Это сейчас их всего пять, а могло быть куда больше. Края горы ведь откалывались не раз… – сказал штурмбаннфюрер, опуская бинокль.

Ни проблеска.

А на странный глагол «выдули» из уст доктора Штайгера не стоит обращать внимания.

– Простите, герр штурмбаннфюрер, но вы, кажется, меня не услышали. Расстояния между всеми пятью – строго одинаковые. Со скидкой на погрешность измерения. В плане – безукоризненная пентаграмма, наложенная на вершину. Вот, полюбуйтесь, – и военный археолог раскрыл планшет.

Аккуратный, «прозекторский» рисунок изображал знакомый контур уплощённой и скошенной вершины Пойки, и его расчерчивала правильная пентаграмма. «Северный» луч упирался в самый край плато, даже чуточку заходил за край обрыва, остальные замыкались на кружочках «зернохранилищ».