Сергей Бузинин - Последняя песнь Акелы-3 Страница 11

— Мне? — молодой человек, приоткрыв один глаз, пьяно улыбнулся. — Мне иск-лю-чи-тельно ха-ра-шо! Плохо мне будет завтра… — он вновь закрыл глаз и, уронив голову на грудь, зевнул. — Наверное…

— Вы где так напились?! — Арсенин, видя, что подчиненный, игнорируя командира, нахально пытается свернуться клубочком на стуле и уснуть, аж привстал от возмущения. — Па-а-дъём!! Подъём, кому говорю!

Его усилия имели успех. Частичный. Лев, с видимым напряжением оторвав себя от стула, растекся в умильной улыбке, что-то бессвязно пролепетал, рухнул обратно и, уронив голову на стол, тут же отрубился.

— О! Глэдис! — Арсенин, заметив, что хозяйка гостиницы с интересом наблюдает за происходящим, подошел к стойке. — Ой, прошу прощения, миссис Хартвуд… Вы не знаете можно ли привести в чувство вот это? — Капитан раздраженно указал на почти сползшего под стол Троцкого и зло скрипнул зубами.

— Что он пил? — деловито поинтересовалась женщина, вынимая из недр стойки различные бутыль, пузырьки и флакончики. — Как давно и как много? — продолжила она наводить уточняющие данные, смешивая какой-то коктейль в высокой глиняной кружке.

Всеслав еще раз взглянул на Троцкого, сидевшего на стуле только благодаря Барту, удерживающему Льва за воротник и пожал плечами. Женщина с сожалением вздохнула, задумчиво прищурила глаз и, сыпанув в коктейль какой-то порошок, поставила кружку перед Арсениным.

— Влейте это, — принюхавшись к содержимому кружки, Глэдис явственно поморщилась, — в него. — Хозяйка качнула головой в сторону Троцкого. — Через полчаса сможет разговаривать. Через час будет как новенький. Ну, почти, как новенький. Правда, завтра, — женщина с искренним сожалением взглянула на Льва, — завтра я ему не завидую…

Арсенин, благодарно кивнув трактирщице, бережно донес кружку до своего стола, с помощью Дато и Барта выполнил инструкции и, дожидаясь, когда же Лев очнется, с удрученным видом уселся на стул. Однако на этом сюрпризы не закончились.

Менее чем через четверть часа в зал трактира вошел Корено. Трезвый. Но с синяком в полскулы, в наручниках и в сопровождении двух дюжих констеблей. Увидев столь странную процессию, Арсенин тихо ойкнул, Барт озадаченно почесал бороду, а Дато с решительным видом сунул руку за пазуху. Видимо, подозрения капитана о наличии у подчиненных неучтенных стволов имели веские основания.

— Доброго дня вам, сэр! Честь имею — констебль Фланнаган! — полицейский, небрежно кинув ладонь к срезу белого шлема, качнул головой в сторону Корено. — Вам знаком этот человек?

— Знаком, — коротко вздохнул Арсенин, уныло озирая помятую физиономию одессита. — Что он натворил?

— Циничное нарушение общественного порядка в храме святого Ботульфа, что на территории порта находится, — загибая пальцы, начал перечислять Колины грехи полицейский, — неповиновение и злостное сопротивление полицейским чинам, — полицейский аккуратно потрогал распухшее ухо, ожег Корено неприязненным взглядом и добавил. — А еще он казенное имущество попортил.

Констебль потешно шмыгнул носом и продемонстрировал изумленному капитану переломленную пополам полицейскую дубинку.

— Так что, сэр, или вы платите за него штраф в размере двух фунтов восьми шиллингов и семи пенсов, — угрюмо буркнул страж закона, запихивая злосчастные обломки себе за пояс, — либо этот злодей ближайшие две недели проведет в тюрьме…

— Вот три фунта, — Арсенин протянул полицейскому несколько купюр, — и сдачи не надо. Э-э-э, любезный! — завопил он в спину выходящим на улицу констеблям, — а наручники? Наручники-то с него снимите!

— Ну и как вы это объясните? — холодно процедил Всеслав, зло поглядывая на растирающего запястья Корено. — Один — в дрова, — капитан кивнул на мычащего во сне Троцкого, — второй в кандалах.

— Я вас умоляю, Всеслав Романыч, — виновато пробубнил Корено, покаянно опустив голову, — не надо портить себе нерв. Я таки виноват, но, честное благородное, совсем на немножко.

Арсенин, проигнорировав жаждущий Колин взгляд, набухал себе полный бокал вина, замахнул его залпом и вопросительно уставился на одессита.

— Ну таки шо я имею сказать за этих неприятстев, — начал одессит, проводив сиротливым взглядом содержимое капитанского бокала. — Я таки почти не причем. — И, не дожидаясь, пока занесенный командиром кулак обрушится на стол, или того хуже, ему на голову, затараторил:

— Ви имели желаний всё знать за первый бастион, и я пошел тудой, как на свидание. И всё было хорошо, как в заведении у Цили Глайхгевихт (ну ви же помните за ту мадам?), но тут мне дорогу перебегает черная кошка, а следом за ней — Болек Дудка!

— Причем тут кошка?! — не на шутку закипая, зло прошипел Арсенин. — Причем тут Болек Труба?!

— Таки Дудка, — втянув голову в плечи, осторожно уточнил Корено. — Труба — тот порядочный биндюжник и живет себе до Одессы, а Дудка таки здесь! Этот поц имел себе гешефтов с торговли и не имел забот за хлеб и немножечко мяса, зато имел желаний жить шо Сема Рокфеллер и никак иначе! И таки своего добился. Ён собрал кредитов чуть не со всей Одессы и был таков! Даже старик Тартаковский, шо Тартаковский — сам Беня Крик не имел такого гоп-стопа! Умные люди искали того Дудку в Париже, Лондоне и даже Мадриде, а ён сбежал до Африки не знает головной боли за долги!

Устав возмущаться, Коля выхватил из рук Барта кружку с пивом, сделал большой глоток и продолжил.

— Я вижу себе глазами, как этот поц, будто порядочный, идет до церквы, вспоминаю, шо Господь заповедовал изгонять торгующих из храма и шагаю себе тудой. Болек тот еще поц, но не идиёт. Он таки видит меня и понимает, шо жить ему осталось немножко или еще меньше, и устраивает геволт! И пока мы, взяв разбег, шустрили по церкве, шо те зайцы, набежали местные драконы и заимели глупых желаний упечь меня за решетку. Но я ж, на минутку, не Христос, а они таки не Болеслав Карлович[7], и я сказал им слов шоб они взяли на полтона ниже. Таки они сначала сделали себе квадратные глаза, а потом стали делать мне нехорошо!

Войдя в раж, Коля принялся размахиваться руками, наглядно демонстрируя, как он раскидывал полицейских, но, наткнувшись во время очередного пасса на холодный взгляд командира, сник и тихо промямлил:

— А я им…

— А дубинку как умудрился сломать? — пристально глядя на Николая, проворчал Арсенин.

— Она сама сломалась, — виновато пробурчал Корено, осторожно потирая затылок, — о мою голову…

— За что я люблю рассейских деловых, — глядя куда-то вдаль, недовольно дернул щекою Арсенин, — так это за обостренное чувство справедливости. Что б кто-то что-то украл, не поделился и остался безнаказанным? Да ни за что. — Капитан размял папиросу и вновь взглянул на Корено. — Ну а про бастион, ты мне что-нибудь интересное расскажешь, или ты только про долги?