Жюль Верн - Безымянное семейство (с иллюстрациями) Страница 11

Лионелю едва исполнилось семнадцать лет. Его женственное лицо ярко выраженного французского типа, обрамленное светлыми, пожалуй, несколько длинноватыми, волосами, было прелестно, а голубые глаза напоминали лазурь больших канадских озер. У него не было ни отца, ни матери, и мэтр Ник, можно сказать, заменял ему семью, ибо этот почтенный нотариус[76] любил юношу как родного сына.

Лионель был в конторе один. В такой час здесь обычно пусто: ни остальных клерков, разосланных с поручениями, ни клиентов, несмотря на то, что контора мэтра Ника — одна из самых посещаемых в городе. Вот почему Лионель, уверенный, что его никто не потревожит, поспешил этим воспользоваться; но едва он успел витиеватым росчерком пера поставить свое имя под последней строчкой в самом конце страницы, как услышал:

— Ба! Ты что тут делаешь, мой мальчик?

Это был сам мэтр Ник, появления которого юный клерк, чересчур поглощенный своим тайным занятием, не заметил.

Первым побуждением Лионеля было открыть бювар[77] и сунуть туда свою бумагу; но нотариус, к великой досаде юноши, проворно схватил подозрительный листок, который Лионель тщетно пытался вернуть.

— Это что такое, Лионель? — спросил он. — Минуточку, это что — черновик, копия контракта?

— Мэтр Ник, поверьте, я...

Нотариус нацепил очки и, нахмурив брови, с удивлением пробежал глазами страницу.

— Что я вижу! — воскликнул он. — Какие неровные строчки! Поле — с одной стороны! Поле — с другой! Изведено столько хороших чернил, столько дорогой бумаги потрачено на никому не нужные поля!

— Мэтр Ник, — пробормотал Лионель, покраснев до ушей, — это нашло на меня... случайно.

— Что нашло на тебя случайно?

— Написать стихи.

— Стихи?! Так ты, оказывается, сочиняешь стихи! Вот оно что! Разве для составления документов недостаточно прозы?

— Здесь речь идет не о документе, не сердитесь, мэтр Ник!

— А о чем же здесь идет речь?

— О стихотворении, которое я сочинил на конкурс «Дружественной лиры».

— «Дружественной лиры»! — воскликнул нотариус. — Уж не думаешь ли ты, Лионель, что я взял тебя к себе в контору, чтобы ты участвовал в конкурсе «Дружественной лиры» или какого-нибудь другого парнасского кружка?[78] И сделал тебя младшим клерком, чтобы ты предавался стихотворным страстям? Тогда уж лучше убивать время, катаясь на лодке по реке Св. Лаврентия или гуляя по аллеям Королевской горы и парка Св. Елены! Ничего себе — поэт в нотариальной конторе! Голова клерка в лавровом венце! Есть чем распугать всех клиентов.

— Не сердитесь, мэтр Ник! — жалобно протянул Лионель. — Если бы вы знали, как поэтичен наш мелодичный французский язык! Он так легко подчиняется такту, ритму, гармонии!.. Наши поэты Лемэ, Эльзеар Лабель, Франсуа Монс, Шапман, Октавий Кремази...

— Но все эти Кремази, Шапманы, Монсы, Лабели, Лемэ не исполняют важнейших обязанностей младшего клерка, насколько мне известно! И не получают, не считая стола и квартиры, по шесть пиастров в месяц от мэтра Ника. Им не приходится составлять купчих бумаг[79] или духовных завещаний, и они могут строчить себе стихи сколько влезет!

— Мэтр Ник... Это только один раз...

— Ну ладно! Один раз можно... Так ты захотел стать лауреатом конкурса «Дружественной лиры»?

— Да, мэтр Ник, это мое заветное желание!

— А могу я узнать тему твоего стихотворения? Наверняка это какие-нибудь пышные дифирамбы[80] Табелионоппе — музе всякого порядочного нотариуса.

— О! — воскликнул Лионель с протестующим жестом.

— Так как же тогда называется твоя рифмованная безделушка?

— «Блуждающий огонь»!

— «Блуждающий огонь»?! — удивился мэтр Ник. — Так ты посвящаешь свои стихи блуждающим огням?

Тут нотариус, конечно, не преминул бы поддразнить Лионеля, перечислив еще и джиннов[81], эльфов[82], гномов, домовых, русалок, водяных — словом, всех поэтических персонажей скандинавской мифологии, но тут в дверь постучали и на пороге появился почтальон.

— А, это вы, дружище! — воскликнул мэтр Ник. — А я, было, принял вас за блуждающий огонь!

— За блуждающий огонь, господин Ник? — удивился почтальон. — Разве я похож...

— Нет, нет! Вы похожи на почтальона, который принес мне письмо.

— Вот оно, господин Ник.

— Спасибо, дружище!

Почтальон удалился, а нотариус, бегло взглянув на адрес, распечатал письмо.

Лионель тем временем успел забрать свой листок и незаметно сунуть его в карман.

Мэтр Ник чрезвычайно внимательно прочел письмо, затем перевернул конверт, чтобы взглянуть на место и дату его отправления. Конверт был помечен штемпелем почтового отделения Сен-Шарля — маленького селения в графстве Вершер, а дата была 2 сентября, то есть вчерашняя. Немного поразмышляв над этим, нотариус вернулся к прерванной беседе о поэзии.

— Так значит, ты у нас — служитель муз, Лионель? Ладно, в наказание за это ты будешь сопровождать меня в Лаваль, и по дороге у тебя будет время плести свои вирши.

— Плести, мэтр Ник?..

— Мы отправимся через час, и если по пути нам встретятся вдруг блуждающие огни, ты непременно выкажешь им свое дружеское расположение!

С этими словами нотариус прошел в свой кабинет, а Лионель стал готовиться к небольшому путешествию, которое, впрочем, отнюдь не было ему в тягость. Может быть, в дороге удастся склонить хозяина к более справедливым суждениям о поэзии вообще и о сынах Аполлона[83] в частности, даже если они состоят клерками в нотариальных конторах.

Мэтр Ник, в сущности, был славным человеком. Все уважали его за трезвость взглядов и основательность советов. Ему было в то время пятьдесят лет. Широкое, всегда приветливое лицо с шапкой вьющихся, некогда иссиня-черных, а теперь седеющих волос, живые, веселые глаза, рот с рядом великолепных зубов, постоянно открытых в улыбке, обходительные манеры, наконец, неизменно отличное настроение — все это делало его очень симпатичной личностью. Интересная деталь: коричневый с красноватым оттенком цвет лица выдавал в его жилах индейскую кровь. Так оно и было в действительности, впрочем, нотариус и не думал этого скрывать. Он был потомком одного из древнейших в стране племен — из тех, что владели здешней землей задолго до того, как европейцы пересекли океан и завоевали ее. В ту пору браки между французской и туземной расами были не редкость. Семейства Сен-Кастен, Эно, Непизиньи, д'Ангремон и другие стали родоначальниками и даже вождями диких племен.