Ле Галле - Капитан Сатана или приключения Сирано де Бержерака Страница 11

— Дело не в Бен-Жоеле, а в вас.

— Во мне?

— Да, именно в вас! Нам с вами надо поговорить кое о чем серьезном, — продолжал Сирано, и его лицо приняло вдруг то же серьезное выражение, какое у него появилось после ужина в Сен-Сернине. Между тем Бен-Жоэль, стоя у окна, с величайшим интересом присматривался к Сирано.

— Оставьте нас одних! — проговорил последний, указывая ему на дверь.

Цыган, молча поклонившись, вышел из комнаты. «Ищи, выслеживай, выспрашивай, сколько твоей душе угодно, — пробормотал он за дверями, — все равно без меня ты ничего не добьешься, а уж я постараюсь сторицей отплатить тебе за побои; кровью или золотом, а уж ты мне заплатишь за них!»

Заперев дверь за цыганом и отодвинув свой стул возможно дальше, то есть к самому окну, Сирано сказал серьезным тоном:

— Садитесь, пожалуйста.

Молодой человек послушно уселся перед Сирано.

— Я пришел сюда ради вас и для вас, — это нахожу необходимым сообщить вам сейчас же, чтобы заставить быть со мной откровенным. Согласны ли вы?

— Как сказать… это зависит…

— Отвечайте прямо, без обиняков, да или нет? — проговорил Сирано, слегка раздражаясь.

— Хорошо, я согласен отвечать вам на все откровенно.

— Ну, начнем, в добрый час! Вы влюблены в Фавентин?

— Сударь… — пробормотал Мануэль, пытаясь встать.

— Вы ее любите. Ваш вчерашний романс не был обыкновенной импровизацией. Наконец, ваши взгляды, ваше волнение говорили лучше и больше всяких слов. И граф де Лембра был прав, ревнуя к вам невесту.

— А если бы и так, что же из этого? — запальчиво спросил Мануэль, гордо закидывая свою красивую голову.

— Хорошо! Но раз вы рискнули так высоко метить, то, вероятно, у вас была какая-нибудь задняя мысль?

— Нет, я люблю ее и признаюсь в этом, но задних мыслей и замыслов у меня никаких не было.

— В таком случае, друг мой, вы просто безумец!

— Почему безумец? Я преклоняюсь перед женщиной, очаровавшей меня своей грацией и красотой. Это чувство касается лишь одного меня. А ей не все ли равно, люблю ли я ее или нет, раз она ко мне равнодушна?

— А я иначе думал.

— Как же именно?

— Я предполагал, что вы, не находя возможным низвести мадмуазель Жильберту на равную себе ступень, захотите найти возможность возвыситься до нее.

— Нет, я ни о чем подобном не думал.

— Неужели?

— Уверяю вас!

— Стало быть, вы ни больше ни меньше как обыкновенный цыган, нищий, отличающийся от других, подобных вам, лишь смелостью, иначе говоря, нахальством? — разочарованно проговорил Сирано.

— Да, я ничем другим не отличаюсь от других, — сдержанно ответил Мануэль.

— Вы глубоко убеждены в этом?

— Конечно… мне кажется… — бормотал Мануэль, невольно волнуясь.

— Расскажите мне, пожалуйста, всю вашу жизнь, — обратился Сирано к молодому человеку, еще ближе придвигаясь к нему. — Вы можете быть уверены, что говорите со своим другом! — добавил он просто.

— Моя жизнь такая же, как и всех мне подобных, — это бесконечное скитание по чужбине, полное лишений и излишеств; ночлеги под открытым небом в солнечные и дождливые дни. То ничего, кроме сухого хлеба в продолжение целого месяца, то роскошные пиры, и так — изо дня в день, и наконец, полнейшее равнодушие к судьбе, какая-то беспечность, увеличивающая радость светлых дней и помогающая легко переносить неудачи тяжелых минут.

— Хорошо, все это неважно, а дальше что?

— Как дальше?

— Не знаете ли вы чего-нибудь о своем прошлом?

— Очень мало.

— Но это «очень мало» может иметь огромное значение!

— Признаюсь, я не считаю себя членом семьи Бен-Жоеля.

Сирано вздохнул с облегчением.

— Что же заставило вас сомневаться?

— Мои воспоминания.

— Вот видите, вы помните кое-что.

— Так что же из этого? Если даже я случайно найденный ребенок, так кто поможет мне найти мою прежнюю семью?

— Некоторые люди умеют даже находить иголку в стоге сена, и я льщу себя надеждой принадлежать к числу подобных людей, — сказал с особым ударением Сирано.

При этих словах Мануэль в величайшем волнении приподнялся со стула.

— Скажите, умоляю вас, скажите, что вам известно? — проговорил молодой человек, задыхаясь.

— Продолжайте дальше, — спокойно ответил Сирано.

— Но что же продолжать?

— Ваши воспоминания. Самые незначительные факты могут разъяснить очень многое.

Мануэль задумался, очевидно, стараясь восстановить в своем взволнованном уме какие-то смутные воспоминания.

— То, что особенно ясно запечатлелось у меня в памяти, это домашняя жизнь старика Жоеля. Семья его состояла из пяти человек: самого старика, затем его сына, меня, Зиллы, еще совершенно маленькой, и еще одного мальчика, скоро умершего.

— А как звали этого мальчика?

— Старик Жоэль звал его Сами, но я, не знаю почему, называл его Симоном.

Невозмутимый Сирано, которого не могли смутить даже двадцать шпаг, направленных на него, вдруг весь вздрогнул и побледнел. Мануэль с любопытством взглянул на своего собеседника, но тот тотчас же овладел собой и спокойно спросил:

— Вы говорите, что его звали Симоном? Прекрасно! А не знавали ли вы кого-нибудь раньше семьи этого цыгана?

— Да, хотя очень смутно, но я припоминаю лица каких-то стариков и женщин, потом каких-то детей, между которыми я, кажется, был самый маленький. Особенно хорошо помню я одного высокого, худого мальчика с уверенной походкой и сильным голосом.

— Кто же это такой?

— Погодите, дайте вспомнить!.. — прошептал Мануэль, углубляясь в воспоминания.

— Да, он был со мной неразлучен и часто колотил меня!

— Это очень попятно; всегда лица, которые нас бьют, глубже запечатлеваются в нашей памяти. Палка — это могущественный помощник памяти!

— Да, но хотя он бил меня, я все-таки очень любил его, он назывался… вот, вот, сейчас вспомню его имя!

Сирано в величайшем нетерпении привстал со стула. Лицо его было покрыто крупными каплями пота, а грудь сильно колебалась под шелковыми складками кафтана.

— Да говорите же, говорите, скорее! — шептал он в волнении. Но Мануэль, не слушая его, весь отдался мыслям о себе, о своем настоящем и будущем, и в его голове носились уже фантастические образы.

— Ну, говорите же! — крикнул Савиньян, сжимая его руку и выводя его из забытья.

— Я все пытаюсь вспомнить это имя, но когда уже готов произнести его громко, оно снова исчезает из памяти!

— Соберитесь с мыслями!

— Вспомнил!

— Ну наконец-то!