Сергей Городников - Порученец Царя. На стороне царя Страница 12

– Если в это замешан Барон, – проводив их взглядом, озадаченно проговорил Борис Дракон, когда стук копыт стал затихать в удалении, – всё много хуже, чем я ожидал. – Он пояснил новому товарищу: – С ним опасно иметь дело. Все главные разбойные дела проходят через него. Барон не столько борется с преступниками, сколько надзирает за ними и наводит среди них подобие управляемого порядка. Встать на его пути, почти самоубийство.

– Я об этом наслышан, – вполголоса согласился Удача.

В свете пламени костра из поварского домика показались оба монаха, которые разгружали повозку, за ними выплыла дородная женщина с деревянным подносом. Монахи без суеты взяли с подноса по стакану, со знанием дела важно опрокинули содержимое в свои рты, затем вернули стаканы и прихватили на подносе по огурцу. После чего сыто перекрестили стряпуху и отошли к повозке. Они устроились в ней, и тот, кто подхватил вожжи, слабиной чуть стегнул круп тяжеловоза. Повозка неторопливо и мягко покатила к той же дороге, какой ускакал Барон с четырьмя сообщниками.

– И Никон туда же, – вполголоса подметил Борис.

Удача догадался, о чём он недоговаривал.

– Заговор?

– Похоже на то.

Борис Дракон отступил к дереву, от корней поднял нагруженную сумку. Он присел на корточки и принялся выуживать из неё и раскладывать на земле моток верёвки, железный крюк с тремя загнутыми в разные стороны когтями, небольшие ядра с хвостами фитилей, короткую прямую саблю. Удача присел напротив, и, легко понимая один другого с полуслова, они кратко и тихо обсудили предстоящее дело и кто за что возьмётся. Молча надев моток верёвки на плечо, прихватив крюк, Удача скоро двинулся в обход пригорка.

Ему понадобилось немного времени, чтобы вдоль левой опушки обойти лысый уклон, оказаться в сосновом бору, затем под прикрытием многолетних стволов, перебегая от одного к другому, подняться по склону почти к самым хоромам. До бревенчатой стены осталось меньше десяти шагов. Но возле стены, под сбитым на случай дождя односкатным навесом, на лавке сидели двое разбойников. С опорой на косую перекладину торчали вверх стволы двух кремнёвых ружей. А на сучках подпирающего навес столба висели налучья с луками и под ними узкий колчан, который будто взъерошился перьями концов пучка стрел.

Можно было кинуться к охраняющим подступы к дому разбойникам, с помощью внезапности разом подавить их сопротивление, однако была вероятность, что они успели бы криками поднять тревогу. Предположения, что в таком случае их подельники могли сделать с девушками, заставили Удачу отказаться от этого намерения. Прикинув, каким образом использовать расположение деревьев и терема, он дотронулся до прицепленного к поясу крюка, поправил его и, проворно используя сучья, полез на самую высокую из сосен. Добравшись до кроны, нырнул в хвою и стал пробираться на верхнюю ветку, наклоняя её к макушке ближайшей к терему сосны, пока ветка не согнулась под тяжестью его тела. Погрузившись ногами в другую крону и нащупав подошвами сапожек прочную опору, он отпустил ветку, и она шумно распрямилась и закачалась, волнуя верх дерева. Из-под навеса показался и вскинул голову удивлённый шумом веток разбойный стражник, потом выглянул другой разбойник.

– Сова, – лениво сказал тот, что глянул вторым, и пропал под навесом. – Или белка.

Его сообщник с сомнением пробубнил что-то невнятное, однако тоже вернулся на лавку. Удача задышал свободнее, завязал конец верёвки за ушко крюка, размотал верёвку и стал ждать. Наконец внизу голого пологого уклона прогремел взрыв ядра, раздались возгласы растерянности и вой раненого. Оба разбойных стражника с ружьями наготове выбежали от навеса к углу хором, уставились на вспышки ружейной пальбы, на густой сноп искр, на разлетающиеся от костра угли и облизанные пламенем головёшки. Из-за ночной темноты они не видели причин происходящего и в растерянности не знали, что делать.

Сухие обрубки деревьев взрывом рядом с костром лишь встряхнуло, сдвинуло, и они вновь разгорались. В беспокойном свете от лихорадочной пляски огня на них чёрные облики выскакивающих из поварской разбойников толкались и метались, как растревоженные призраки преисподней. Крики и брань мешались с диким лаем привязанных за конюшней псов, и никто из разбойников не заметил второго ядра, брошенного от опушки в костёр, зашипевшего на лету охвостьем фитиля. Второй сильный взрыв не заставил себя ждать и с грохотом подбросил и разметал огонь и угли из самого костра. Вопли новых раненых и тех, кого обожгло головёшками или огнём, перемещались к крыльцу хором, с которого им навстречу сбежали несколько охранников с оголёнными саблями, беспорядочно стреляя из пистолетов в направлении леса, где укрылся Дракон.

По пороховым вспышкам из дул Борис Дракон пересчитал боеспособных противников, их осталось восемь. Теперь, когда они разрядили ружья и пистолеты, он вынул из ножен короткую саблю и выбрался из опушки. Он выпрямился, поймал клинком сияние луны. В сосредоточенном полузабытьи начал сливаться духом и телом с голубоватым и холодным отсветом закалённой, остро заточенной стали.

Воспользовавшись разрывами ядер, пальбой и криками, Удача раскрутил конец верёвки с привязанным крюком, отпустил его. Крюк взвился к крыше терема, потащил, как хвост, пропускаемую между пальцами верёвку. Железные когти клацнули о кирпич дымохода, уцепились за выступ, однако никто из охранников не расслышал в общей шумной суматохе этого звука или не обратил на него внимания. Потянув верёвку, Удача убедился в крепком захвате трубы, по крайней мере, одним когтём крюка, надел кожаные перчатки и намотал верёвочный конец вокруг кулака левой руки. Оставалось самое сложное. Чтобы попасть в верхнее окно, надо было прыгнуть с ветки сосны и, на лету перебирая руками, стравить под себя возможно больше верёвки.

– Чёрт! – ругнулся он, увидав, как из комнатного мрака за окном появилось знакомое лицо девушки.

Дарья приблизилась вплотную к окну, встревожено осмотрела просветы близкого леса, выискивая объяснение взрывам, стрельбе, тревоге охраны. Рядом остановилась подруга, но и вдвоём они не увидели ничего необычного. Они были одеты, так как не могли и думать о возможности ложиться и заснуть. А, оживившись с первыми взрывами и пальбой, всё же приготовились к худшему, пугаясь неожиданной, внезапной надежды на избавление от положения пленниц и опасений, что помощь может не успеть защитить их от насилия негодяев. Тяжёлый быстрый топот сапог по ступеням лестницы напомнил им, что подходить к окну запрещалось, и они живо отступили от полосы лунного света к единственной кровати. Наружный деревянный запор сдвинулся, дверь резко открылась, и сначала возник низколобый головорез с безобразным шрамом от рта до уха, за ним другой, которого они раньше не видели. Низколобый разбойник сделал несколько скорых шагов к окну, грубо отстранил от него девушек в сторону изголовья ольховой кровати. Сам глянул вниз, осмотрел подступы к терему. Внизу, в пределы обзора из тени дома выступили двое стражников, один, как бы в ответ на безмолвный вопрос низколобого, растерянно пожал узкими плечами.