Рафаэль Сабатини - Рыцарь Таверны Страница 12

Я вернулся раньше, чем предполагал, но я опоздал. У ворот я увидел двух взнузданных лошадей и с тяжелым предчувствием в сердце бросился к открытой двери. Внутри дома на полу я увидел мою любимую всю в крови с огромной раной в груди. Мгновение я стоял недвижим, парализованный ужасом, затем движение за моей спиной привело меня в чувство, и моему взору представились ее убийцы, один — с обнаженным мечом в руке.

Мне кажется, что именно в эту минуту, Кеннет, все во мне перевернулось. До этого я был добрым, даже слабым. Больше я никогда таким не был. Мне кажется, именно в эту минуту я стал тем грубым и жестоким солдатом, которым ты меня знал. При виде ее кузенов кровь закипела в моих жилах, нервы стянулись в узел и зубы тесно сомкнулись. Я схватил свое охотничье ружье, которое стояло в углу, взял его за ствол, как дубинку, и двинулся на них со слепой яростью зверя, защищающего свое потомство. Я взмахнул ружьем над головой и, клянусь небом, Кеннет, я послал бы их в ад прежде, чем они успели бы поднять руки или вымолвить слово, но в этот момент моя нога поскользнулась в луже крови, и я упал рядом с моей любимой. Охотничье ружье вылетело у меня из рук и ударилось о стену. Я плохо соображал, что происходит, но, лежа рядом с ней, я вдруг почувствовал, что не хочу больше подниматься, что я и так прожил слишком долго. Я понимал, что при виде моего падения эти трусы не упустят случая разделаться со мной, пока я не встал. Я желал этого всей душой и даже не сделал ни малейшей попытки подняться или защитить себя, а наоборот, обнял мою любимую и прижался к ее холодной щеке своей щекой. Пока я лежал, они не заставили себя ждать. Меч пронзил меня насквозь, войдя в спину и выйдя из груди. Комнату заволокло дымкой, стены начали расплываться, в ушах у меня раздался рев океана и затем крик ребенка. Услышав его, я сделал попытку подняться. Как будто издалека до меня донесся голос одного из убийц:

— Быстрее перережь ему глотку!

И затем я, очевидно, потерял сознание.

Кеннета пробрала дрожь.

— Господи, какой ужас!

— Когда я очнулся, — продолжал Криспин, как будто не слыша восклицания Кеннета, — дом пылал, подожженный этими негодяями, чтобы скрыть следы преступления. Я не помню, что было дальше. Я пытался восстановить картину событий с того момента, как ко мне вернулось сознание, но тщетно. Каким чудом мне удалось вырваться из горящего дома, я не знаю, но под утро мой слуга обнаружил меня лежащим в саду при смерти в десяти шагах от пепелища.

Господь оставил мне жизнь, но только через год я приобрел прежнюю силу и ловкость, и тогда я был уже совсем другим, не похожим на того веселого, живого юношу, радостно возвращающегося домой год назад. Мои волосы посеребрила седина, хотя мне был всего двадцать один год, а лицо было постаревшим и изможденным, как у человека вдвое старше меня. Жизнью я был обязан своему слуге, хотя я до сих пор не знаю, должен ли я быть благодарен ему за это.

Как только силы вернулись ко мне, я скрытно отправился к своему дому, надеясь, что все по-прежнему считают меня мертвым. Мой отец сильно постарел за этот год, но он был добр и нежен ко мне. От него я узнал, что наши враги отправились во Францию. Подозрения падали на них, и они решили, что будет лучше на некоторое время исчезнуть из Англии. Он узнал, что они в Париже, и я решил отправиться вслед за ними. Тщетно мой отец пытался отговорить меня, напрасно он убеждал рассказать эту историю королю в Уайтхолле и ждать справедливого решения. Это был хороший совет, и если бы я последовал ему, все бы вышло иначе, но я горел желанием отомстить собственными руками, и с этим намерением отбыл во Францию. На вторую ночь после моего приезда в Париж я случайно ввязался в уличную потасовку и по роковой ошибке убил человека — первого из многих других, которых я послал туда, куда завтра предстоит отправиться и мне самому. Этот случай должен был стоить мне жизни, но каким-то чудом я избежал смертного приговора и был сослан на галеры на Средиземноморье.

Двенадцать лет я провел за веслом и все время ждал. Если я останусь жив, решил я, отправлюсь в Англию, отомщу тем, кто разрушил мою жизнь и счастье. Я выжил и вернулся. В стране бушевала гражданская война. И я отправился в стан короля, чтобы обнажить свой меч против его врагов. Между тем их долг рос. Вернувшись домой, я обнаружил, что нашим замком владеют враги. Моего отца уже не было в живых: он умер несколько месяцев спустя после моего отъезда во Францию, и эти убийцы предъявили свои права на наши владения. Ссылаясь на мой брак с их кузиной и нашу обоюдную смерть, они объявили себя прямыми наследниками. Парламент удовлетворил их требования, и наши владения были закреплены за ними. Но, когда я туда приехал, их не оказалось в замке: они уехали искать удачи на стороне парламента, который сослужил им такую хорошую службу. И я решил отложить месть до окончания войны и разгрома парламента. Парламент, однако, уцелел.

Рассказ был окончен. Сэр Криспин сидел, погруженный в свои думы, и в комнате воцарилась торжественная тишина. Когда он, наконец, заговорил, его голос звучал почти просяще:

— Да, Кеннет, ты не любил меня за мои манеры, чрезмерное увлечение вином и все остальное. Но теперь, когда ты узнал, сколько горя и страданий досталось на мою долю, сможешь ли ты по-прежнему осуждать меня? Меня, чья жизнь была целиком загублена, меня, который жил только одним стремлением отомстить тем, кто нанес мне тяжелые раны. Разве удивительно, что я превратился в самого жестокого и разнузданного офицера армии короля? Что еще мне оставалось?

— По чести говоря, на вашу долю достались тяжкие испытания, — ответил юноша с ноткой сочувствия в голосе. И все же слух «Рыцаря Таверны» уловил какую-то сдержанность в словах его молодого товарища. Он повернулся и посмотрел на него, но в камере было слишком темно, и ему не удалось разглядеть лица говорившего.

— Мой рассказ окончен, Кеннет. Об остальном ты можешь догадаться сам. Король потерпел поражение, и я был вынужден бежать из Англии вместе с остальными приверженцами Стюарта, кому удалось ускользнуть от головорезов Кромвеля. Во Франции я поступил на службу к великому Конде и принял участие в нескольких сражениях. А затем прибыл консул из Бреда и предложил Чарльзу Второму корону Шотландии. Я снова связал свои надежды с его победой, как раньше связывал с его отцом, ибо только в его победе был залог свершения моих планов. Сегодняшний день разрушил все мои последние надежды, а завтра в этот час это уже не будет иметь значения. И все же я бы дорого дал, чтобы иметь возможность наложить свои руки на горло тех двух негодяев прежде, чем палач наложит свои руки на мою глотку.