Валентин Ежов - Белое солнце пустыни. Полная версия Страница 12

Алимхан в Афганистане ждал Абдуллу, который должен был доставить ему золото, и очень тревожился по поводу его долгого отсутствия – ведь только Абдулла один знал, где спрятаны сокровища. Наконец бывший правитель снарядил тайного гонца, и тот, отыскав Абдуллу, передал ему приказ Алимхана: немедленно прибыть в Афганистан с драгоценностями.

Абдула, выслушав присланного Алимханом человека, вздохнул.

– Ты сделал большую ошибку, что нашел меня, – сказал он и застрелил гонца.

Нет, он, конечно, не хотел ограбить Алимхана, не хотел воспользоваться даже малой толикой его сокровищ. Просто он потерял голову и не хотел, не мог заниматься ничем другим, пока не отыщет Сашеньку. Поиски же эти теперь осложнились и тем, что ему на хвост сел красноармейский отряд Рахимова, – приходилось скрываться, заметать следы, менять маршрут, а попробуй тут свободно маневрировать, когда у тебя на шее висит твой собственный гарем, все девять жен, которых он еще не успел спрятать в надежном месте.

Все же Абдулла отыскал Сашеньку, догнал ее в придорожном духане, расположенном невдалеке от Черной крепости. Она со слезами кинулась к нему – в простеньком платьице, похудевшая, но все такая же желанная и еще более красивая.

– Ну, госпожа, ну же… – успокаивал ее Абдулла, унимая стук сердца. – Все уже позади… Я нашел тебя!..

… В эту же ночь она отдалась ему, шепча горячие слова и покрывая его лицо и грудь поцелуями… Но прежде, когда они только опустились на ложе, она, обняв его и с ласковой страстью глядя в его глаза, сказала нежно и доверчиво:

– Аллах акбар.

– Да, да, – ответил Абдулла и, улыбнувшись, поцеловал ее.

Но Сашенька продолжила:

– Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет – пророк его.

Абдулла изумленно вскинулся, сполз с кровати на пол и встал на колени.

Дело в том, что произнесенная Сашенькой формула тут же сделала ее мусульманкой. На земле есть множество религий, и для посвящения себя одной из них существуют более сложные или менее сложные обряды, но только одна из религий – мусульманская, – чтобы стать приверженцем ее, требует громко и внятно произнести всего одну фразу: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет есть пророк его». Конечно же, чтобы произнести эту формулу, человек должен сознательно, может быть, всей своей жизнью подготовиться к ней, но тем не менее произнесший эту сакраментальную фразу становится мусульманином навсегда. Поэтому так поразило Абдуллу сказанное Сашенькой священное для мусульманина заклинание.

– Ты понимаешь, что ты сказала? – спросил он.

– Да, милый, – простодушно улыбнулась Сашенька. – Я хочу, чтобы между нами не осталось никаких препятствий… Разве любовь не превыше всего?

Абдулла, прижав к губам край ее одежды, подумал, что, наверное, это все-таки кощунственно – поставить любовь выше Бога, и спросил:

– Но ты понимаешь, что теперь даже смерть не освободит тебя от того, что ты сказала?

– Конечно, милый, – ответила Сашенька и, снова улыбнувшись, протянула к нему руки. – Иди ко мне.

Абдулла ничего больше не мог противопоставить этой очаровательной наивности и понял, что единственным богом Сашеньки на этом свете была любовь.

Впервые в жизни он ощутил полное счастье от обладания женщиной. Когда же их страсть немного поутихла, он как преданный воин вдруг ощутил в глубине души жгучее чувство стыда за предательство по отношению к своему хозяину. Кляня себя, он за это еще более возненавидел его и, сурово посмотрев на Сашеньку, предложил:

– Хочешь, я поеду и убью Алимхана?

– Что ты!.. Нет, нет!.. Зачем еще осложнять жизнь? – запротестовала она. – Мы должны думать только друг о друге… Хочешь, я буду в твоем гареме, но на правах любимой жены?..

«О русские женщины!» – думал удивленный и покоренный навсегда Абдулла. Но одно в эту ночь он понял твердо: эта женщина, в сущности порочная, отныне действительно будет для него госпожой до конца его дней.

В пустыне сгустились сумерки. Догорал пожар зари, вначале раскинувшийся в полнеба. Рахимов оглядел бойцов своего отряда, кивнул взводному Квашнину.

Шесть всадников и взводный, уложив коней, отделились и поползли в сторону крепости.

У полуразрушенных ворот, на развалинах крепостных стен, неподвижно сидели нукеры, охраняющие сон Абдуллы, выделяясь на фоне заката темными силуэтами.

Еще одна шестерка красноармейцев-туркменов с арканами и ножами поползла с другой стороны. Остальные, приготовив к бою оружие, немного выждали и пошли в обход сразу с двух сторон, чтобы окружить крепость.

Сухов и Саид перевалили через очередной бархан. На меркнущем закатном небе сверкала яркая и единственная звезда. Дышащая жаром пустыня готовилась к ночной жизни: высовывались из норок разные песчаные твари, иногда, шурша, оседал песок – все вокруг полнилось робкими шорохами. Низко пронеслась какая-то птица, громко ухнула выпь.

– Слева Черная крепость, – сказал Сухов, хотя крепости отсюда видно не было. – Через час дойдем до колодца…

Саид молча кивнул.

Поднявшись на гребень бархана, Сухов взглянул налево, где стояла яркая звезда, и ему показалось, что он различает зубчатые очертания крепости; но это только казалось, потому что до крепости было еще часа два ходу.

Саид занес было ногу, но остановил ее на весу. Сухов вопросительно взглянул на него, понимая, что так сделано неспроста.

– Там черепаха, – пояснил Саид.

И действительно, песок стад выпукло приподниматься, осыпаясь, и показался панцирь.

– Как ты определил? – удивился Сухов.

– Сама мне сказала, – ответил Саид вполне серьезно.

Сухов, не удивляясь, согласно качнул головой.

Один из нукеров Абдуллы, охраняющий вход в крепость, от скуки вытащил игральные кости, потряс их в кулаке, пощелкивая. Другой, кивнув, подсел поближе. Первый кинул кости на каменную плиту – выпало две шестерки. Выигравший нукер радостно засмеялся, оскалив желтые зубы. В этот момент петля аркана с легким свистом захлестнула его горло и прервала смех. Нукер захрипел и повалился. Одновременно другой аркан свалил его товарища.

Та же участь постигла в разных концах крепости еще троих, и лишь четвертый, влекомый арканом, успел выхватить нож и, полоснув по веревке, перерезать ее; тем же ножом он убил прыгнувшего на него красноармейца-туркмена и, перевернувшись на живот, выстрелил из револьвера.

Сухов и Саид брели по пескам.

– Стреляют, – сказал Саид, повернувшись в сторону Черной крепости. Глаза его при этом были полузакрыты – он весь был обращен в слух.

Сухов тоже прислушался.

– Показалось, – после паузы возразил он.

От выстрела Абдулла проснулся мгновенно. Сбросив с себя руку спящей Сашеньки, он схватил лежавшие, как всегда рядом, карабин и одежду, отбежал к стене. Рядом с этой стеной был выход из подземелья. Отсюда просматривались два марша лестницы, ведущей к дверям.