Рафаэль Сабатини - ЛЮБОВЬ И ОРУЖИЕ Страница 12

Но Валентина вырвалась и молнией бросилась к двери на террасу, вслед за вышедшими из её покоев придворными.

— Валентина! — то был рык зверя, а не возглас кавалера. Джан-Мария перехватил её и без особых церемоний затащил обратно в комнату.

Терпению Валентины пришёл конец. Ранее ей не доводилось слышать, чтобы с женщиной, занимающей столь высокое положение, как она, обращались подобным образом. Она не намеревалась высказывать своё презрение герцогу, полагая, что отстоит свободу с помощью дяди. Но Джан-Мария, видно, принимал её за прислугу, давая волю рукам. А раз он не понимал, что ей следует выказывать должное уважение, не знал, что благородной крови и хорошему воспитанию обычно соответствует и утончённость души, то и она не желала больше выносить его ухаживаний. И, освободившись из его рук вторично, влепила Джан-Марии звонкую оплеуху. Да с такой силой, что герцог распластался на полу.

— Мадонна! — выдохнул он. — За что вы так обижаете меня?

— Вы ждали чего-нибудь другого за те унижения, которым подвергли меня? — фыркнула Валентина, и он сжался под её яростным взглядом.

Она возвышалась над ним, преисполненная праведного гнева, но Джан-Мария испытывал не чувство страха — любви и был преисполнен желания приручить Валентину, женившись на ней.

— Кто вам дал право так обращаться со мной? — бушевала Валентина. — Не забывайте, что я — племянница Гвидобальдо, из рода Ровере, и с самой колыбели не видела от мужчин ничего, кроме уважения. Всех мужчин, независимо от их происхождения. К сожалению, сейчас мне приходиться говорить, что у вас, рождённого править людьми, манеры конюха. И потому зарубите себе на носу, раз уж вы не понимаете этого сами, что ни один мужчина, кроме тех, кому я разрешу это сама, не имеет права касаться меня руками, как это сделали вы!

Её глаза сверкали, голос звенел всё яростнее, Джан-Марии не оставалось ничего иного, как просить пощады.

— Пусть я и герцог, но я полюбил вас, — промямлил он. — Герцог тоже человек и, как самый ничтожный из его подданных, имеет право на любовь. А что для любви благородство крови?

Валентина вновь двинулась к двери, и на этот раз Джан-Мария не решился остановить её силой.

— Мадонна, — воскликнул он, — умоляю, выслушайте меня. Через час я буду в седле, на пути в Баббьяно.

— Мессер, это самая лучшая новость, которую я услышала после вашего приезда, — и Валентина скрылась на террасе.

На секунду-другую Джан-Мария оцепенел, злость от испытанного унижения охватила его, и он последовал за Валентиной. Но в дверях он наткнулся на горбуна Пеппе, неожиданно появившегося перед ним в звяканьи колокольцев и с насмешливой ухмылкой на лице.

— Прочь с дороги, шут! — прорычал герцог.

Но Пеппе не сдвинулся с места.

— Если вы ищете мадонну Валентину, то напрасно.

И Джан-Мария, проследив взглядом за пальцем шута, увидел, что её уже окружили дамы и возможность поговорить наедине безвозвратно упущена. Он повернулся к шуту спиной и двинулся к двери, через которую вошёл в покои Валентины. Пожалуй, было бы лучше, если б мессер Пеппе позволил ему спокойно уйти. Но шут, искренне любящий свою госпожу и инстинктами во многом схожий с верным псом, тонко чувствующим отношение хозяина к окружающим, не смог устоять перед искушением пустить ещё одну стрелу в поверженного, посыпать соль на открытую душевную рану.

— Вижу, трудная дорога к сердцу мадонны оказалась вам не по плечу, ваша светлость, — крикнул шут вслед. — Там, где слепнет мудрость, очень кстати острые глаза глупости.

Герцог остановился. Человек с более развитым чувством собственного достоинства оставил бы реплику шута без внимания. Но Джан-Мария обернулся и посмотрел на приближающегося к нему горбуна.

— У тебя есть что мне сказать, если я заплачу? — догадался он о намерениях Пеппе.

— Сказать я вам могу многое, а платить мне не надо, господин герцог, — ответствовал тот. — Умоляю лишь, попросите меня об этом и улыбнитесь, ибо ничто не порадует меня больше, чем ваша улыбка.

— Говори, — милостиво разрешил герцог, но лицо его осталось суровым.

Пеппе поклонился.

— Ваше высочество, завоевать любовь мадонны совсем просто, если… — тут он многозначительно замолчал.

— Ну-ну, — не выдержал герцог, — продолжай. Если…

— Если обладать благородной внешностью, высоким ростом, стройной фигурой, обходительной речью и светскими манерами, свойственными тому, о ком я веду речь.

— Ты издеваешься надо мной? — осклабился Джан-Мария.

— О, нет, ваша светлость. Лишь поясняю, что нужно вам для того, чтобы моя госпожа полюбила вас. Если б вам были присущи достоинства того, о ком я говорю, кого она видит во сне, у вас не возникло бы никаких проблем. Но раз Бог сотворил вас таким, каков вы есть, — незавидной наружности, толстым, низкорослым, занудным…

С диким рёвом герцог бросился на шута, но ноги у того оказались столь же проворными, что и язык. Он ускользнул от Джан-Марии, пулей вылетел на террасу и нашёл убежище за юбками своей госпожи.

Глава VII. КОВАРСТВО ГОНЗАГИ

Пожалуй, не следовало мессеру Пеппе распускать язык перед Джан-Марией, ибо речь его только подхлестнула герцога. Он никогда никому не спускал обид, а тут шут прямо, без обиняков, подсказал ему, что сердце Валентины занято другим. И влюблённого, но отвергнутого герцога обуяла ревность. Кто-то, неизвестный ему, загораживал тропу, ведущую к девушке, и Джан-Мария видел лишь один выход — убрать препятствие. Но для этого требовалось установить, кто его соперник, в чём, с мрачной улыбкой подумал Джан-Мария, шут мог оказать ему немалую услугу.

Поэтому, вернувшись в свои апартаменты, где вовсю готовились к отъезду, герцог вызвал Мартина Армштадта, командира своей гвардии, и отдал ему короткий приказ.

— Возьми четырёх человек и останься в Урбино. Выясни, где живёт шут Пеппе. Схвати его и доставь в Баббьяно. Соблюдай осторожность, чтобы не возникло ни малейших подозрений.

Наёмник поклонился и ответил, что воля герцога будет исполнена.

Перед самым отъездом Джан-Мария заглянул к Гвидобальдо, пообещал вернуться через несколько дней, дабы обвенчаться с Валентиной, и у правителя Урбино создалось впечатление, что молодые люди пришли к взаимному согласию, что далеко не соответствовало действительности.

И лишь от самой Валентины, когда Джан-Мария уже покинул Урбино, Гвидобальдо выяснил подробности визита герцога к его племяннице. Она нашла дядю в маленьком кабинете, где тот уединялся, когда его мучила подагра или если он просто хотел отдохнуть от дворцовой суеты. Он лежал на диване с книгой Пиччинино[12] в руке. Красивый, одетый с иголочки, тридцати с небольшим лет от роду. По побледневшему лицу, по тёмным кругам вокруг глаз Валентина поняла, что у дяди очередной приступ и ему сейчас не до неё, но не смогла сдержаться.