Яркие люди Древней Руси - Борис Акунин Страница 12

Из Киева по Днепру и Припяти пришли ладьи: одна, разукрашенная алыми щитами по бортам, принадлежала князю, девять – дружине. В Киеве воины жили в девяти дворах-гриднях, в каждой свой кошт, своя конюшня, свой корабль.

Так и сейчас встали вокруг добычи, девятью толпами. Предстоял дележ. Рагнар Копыто, всеми уважаемый за справедливость, распоряжался, в какую из куч что нести.

Игорь не вмешивался, это было не в обычае, но чем дальше, тем больше супил рыжие брови, морщил конопый нос. Рыжиной и веснухами он, увы, пошел в отца, не в деда – Хельги в молодости, говорят, был златовлас. Вот Рёрик Новгородский, тот был красноволос, «рёрик» на ютском языке вроде бы и значит «рыжий». Хельги объяснял маленькому Игорю: ты мой внук, а считаешься Рёриковым, потому что он был конунг.

Ни с Хельги, ни с Рёриком дружина так бы себя не вела. Самое лучшее Рагнар указывал класть в кошт старшей гридни – раньше, чем выделял князеву долю. Это с отцовых времен повелось. При дедах – ни настоящем, ни родословном – подобного порядка не было.

Старшая дружина себе много воли забрала. Назад не отнимешь. Игорь, случалось, пробовал, да всякий раз отступался. Чуть что – горой встают, плечом к плечу. Как в прошлом году, на Дунае.

Шел Игорь на греков вторым походом. После незадачного первого не забился в щель, как сделал бы отец, а только шире расправил крылья. Собрал войско, невиданное с дедовых времен. Оглянешься с седла – через поле до горизонта будто серебристая река тянется, блестит шеломами.

Он бы беспременно взял Царь-город, и щит бы свой над воротами повесил. Весь мир славил бы великого кахана Игоря. Но прислал цесарь посла, и тот протянул две руки: в правой меч, в левой – гривна серебра. Выбирай, сказал, архонт Игорус, биться будем или мириться. Биться мы умеем, ты помнишь. А замиримся – базилевс тебе серебра десять возов пришлет и днепровскую торговлю откроет.

– Мы будем биться! – крикнул Игорь.

Но старшая дружина сказала: будем мириться.

Попытался он на своем настоять – сразу все против него стакнулись. Тот же Рагнар обидное крикнул: забыл-де, как мы тебя мокрым кутенком из воды вынимали после греческого-то огня?

Приговорила дружина: откупное взять и поворачивать обратно. Делать нечего, пришлось покориться.

Самую главную княжескую науку Игорь усвоил крепко: истинная сила не в упрямстве, а в уме. Надо быть, как река. Столкнувшись с горой, она вильнет, обтечет сбоку и покатит себе дальше к цели – к великому морю.

И сейчас ссориться с воинами из-за куниц-бобров Игорь не стал. Ибо было ему озарение.

– Плывите в Киев без меня, детушки, – ласково молвил он дружинникам, когда дележ закончился. – Я со своими отроками пока останусь. Поохочусь в здешних лесах до первого снега.

И уплыли девять ладей, осталась только княжеская.

– Садитесь в сёдла, – сказал Игорь своим. Кормщику велел, дожидаясь, проконопатить щели сызнова. Чтоб нигде ни капельки воды, ни пятнышка плесени. Груз будет весь меховой, и много. Корабль сядет в реку по самые уключины.

А озарение на острого умом князя снизошло такое.

Вдруг вспомнил он своей зоркой памятью, что во всех древлянских амбарах, в каждом селении, на земле тоже старые жернова лежали. Даже у древлянского князя Мала в закроме.

А под жерновами-то, выходит, у них схроны, и там самые лучшие меха, припрятанные для меновой торговли.

Раньше бы сообразить!

Хотя нет. Кабы сразу всё забрать, оно дружине бы досталось. А теперь шиш вам, дурачье. Мелочью тешьтесь. Главный куш мой будет.

– Куда едем, княже? – спросил Ратьша, поравнявшись.

– В Коростень, к древлянскому князю.

– На что тебе сызнова Коростень? Тебе надо в Киеве быть – собирать товар для греческих купцов, они скоро приплывут. В Вышгород тож надо, поглядеть, хорошо ли стены кладут. А еще в табуны, за Днепр – молодых лошадей для дружины отобрать.

Ратьша был княжий тиун, управитель всего хозяйства. Муж умный, а всё же не господину чета. Потому что ум бывает разный – у кого мелкий, а у кого великий.

– Эхе-хе, – лукаво улыбнулся Игорь. – Везде-то я нужен. И в табуне, и в Коростене́. Что ж мне, разорваться?

Комментарий

Про жизнь Игоря Рюриковича (или Игоревича) мы знаем только из «Повести временных лет», что для беллетристической фантазии удобно, но для исторического знания, увы, недостаточно. Источники альтернативной информации очень скудны: византийские летописи и хроника Луитпранда Кремонского «Книга воздаяния», где живописно и с подробностями описана битва греков с русами. Там в V томе (раздел XV) есть одно из самых ранних упоминаний о новом народе – русских, как раз в связи с Игоревым нашествием: «В северных краях есть некий народ, который греки по его внешнему виду называют «русиос» [то есть «рыжие»]». Разницы между варягами и славянами хронист, разумеется, не проводит – для него они все «русы». Сравнительный анализ отечественных и византийских источников, описывающих поход Игоря, дан в работе Н. Полового «К вопросу о первом походе Игоря против Византии» (1961).

Мой Игорь мечтает, чтобы его считали каханом, потому что в ту эпоху к северу от Черного моря самыми могущественными государями были хазарские каханы. «Кахан» звучало пышнее, чем «князь» или «конунг» – и тех и других было много. Титул «великий князь», то есть князь над князьями, войдет в употребление лишь век спустя. В византийских документах киевских правителей называли то «каханами», то «архонтами». Второе титулование, с одной стороны, как бы «цивилизовало» вождя варваров, но с другой понижало его статус – архонты в Византии правили областями.

Остроумная Ольга

Княгиня Ольга

биографический очерк

Ольга, вдова убитого князя Игоря, – единственная женщина среди героев этой книги и вообще единственная по-настоящему выдающаяся женщина во всей древнерусской истории. Это неудивительно. Времена были жестко патриархальные, воинственные. Глава государства одновременно являлся главнокомандующим и во время сражений должен был подавать войску пример доблести. Удивительно, что в момент первого серьезного кризиса во главе государства оказалась женщина – и, не будучи богатырем или полководцем, благополучно справилась с очень тяжелой ситуацией.

Правительницей Ольга стала не только из-за малолетства наследника, но и – даже не «но и», а в первую очередь – из-за своих лидерских качеств, проявленных в обстановке всеобщей растерянности. Древний автор