Василий Тишков - Последний остров Страница 12

— Тогда Лапухину отвинти башку.

— Лапухину тоже не могу. Мой бывший ухажер. Скажут, мстит Татьяна, что Лапухин на ней не женился.

— Нужен он тебе как прошлогодний снег.

— Не скажи. Красивый мужик, хоть и биография подмочена. На гитаре умеет играть… Глянь! Опять Кузя базлает. Вот кому надо курью башку отвинтить. Всю изгородь сельсоветскую на растопку пустил.

У соседнего сельповского дома на грязном, еще не растаявшем сугробе переминался с ноги на ногу Кузя Бакин и, сложив ладошки рупором, истошно кричал:

— Тимо-о-ня-а!

Между сельповскими домами и школой, перекрыв улицу непролазным морем, разлилась талица. А Кузя без путевой обутки, в каких-то драных калошишках. Вот он и вызывал школьного конюха на подмогу.

— Тимо-о-ня-а!

— Эй! Кузя! — гаркнула Солдаткина. — А ну-ка иди сюда!

Кузя, прижимаясь к заплоту, прошлепал калошами к сельсовету, шаркнул рукавом по мокрому носу и с интересом уставился на Татьяну.

— Чо?

— Чего базлаешь каждое утро? Кругом обойти лень?

— Тимоня обещал меня целу неделю на закорках перевозить. А еще каждый раз сухарь дает.

— Это за што такая честь?

— Я на лето у него гусей пасти подрядился.

— А за што финагента Антипова чуть не угробил?

— Фашист он. Хотел меня задушить.

— Будет городить-то!

— Чтоб мне лопнуть!

— Расскажи.

— Не-е. Мне недосуг, — и Бакин хотел убежать. Но Татьяна схватила его за шиворот и тряхнула.

— Кузя, я ведь и участкового могу позвать.

Кузя громко шмыгнул носом, переглянулся с Мишкой. Тот кивнул: давай, мол, крой голимую правду.

— У мамки спину с простуды прострелило, она и легла на печку погреться. Да уснула. А я на кровати улегся, как фон-барон под ватным одеялом. Чую во сне, как кто-то одеяло с меня тащит и рука костлявая горло мое щупает. Открываю глаза — Антипов надо мной…

— Ну?

— Под подушкой у нас всегда полено осиновое лежит — зто от нечистой силы. Ну, я этим поленом и дал ему по башке. Точно угодил, аж фуражка с кокардой в лоханку булькнула… Мамка со смеху сразу выздоровела.

Смеялась от души и Татьяна.

— Вот так Кузя! Ловко ты звезданул Антипова! В другой раз не ложись на кровать.

— Ага. Побег я. Звонок скоро, а я седни орднер.

— Кто?

— Дежурный.

— Ну, беги… одер, — все еще смеялась Татьяна.

Кузя снял калоши и запрыгал босиком по грязюке через дорогу к школе.

— Крути баранку, — Татьяна протянула Мишке руку. — Так насчет лесу для бани отрегулировали, Михаил Иванович? Теперь о самом главном…

— Да знаю я, Татьяна Сергеевна. Мое дело — указать, где и сколько можно вырубать.

— План-то у них. Мы, наверное, и за двадцать лет столько лесу не перевели. Ты это, почаще туда заглядывай. Хоть у них и свое начальство есть, но хозяева-то здесь мы с тобой. Понял?

— Как не понять. Ладно, пойду.

У церкви Мишка остановился в нерешительности: и в школу надо бы забежать, и работа сегодня уж чересчур серьезная предстоит. Его догнали Юлька Сыромятина и Егорка Анисимов. Вот про кого надо говорить «жених да невеста». Вечно они вместе, хотя без конца ругаются и дерутся как кошка с собакой, а друг без дружки скучают. Прямо смех. Оба плохо учатся, и оба любят поесть. Только Юлька всегда веселая и задиристая, а Егорка больше молчит и со всеми соглашается. У него круглые, часто мигающие глаза и оттопыренные уши, отчего он похож на филина. Его так и дразнят — Филин.

Юлька демонстративно ела пирог, а Егорка с тоской наблюдал, как уменьшается кусок, и канючил:

— Юль, отломи кусочек…

— Помычи по-коровьему, дам.

— М-му-у… — вовсю старался Егорка, но получалось очень похоже на «мя-ау».

— А теперь по-петушиному покукарекай. Ну? Слабо? Токо мяукать и умеешь.

Она повертела перед носом Егорки уже совсем малюсеньким кусочком пирога, отправила его в рот и, торопливо прожевывая, пропела дразнилку, копируя в точности свою бабку:

Филин-ЕгорВлез на забор,Хвост в трубу,Кричит: «Мя-у!»

— Я те счас так тресну! — вступился за друга подошедший Мишка. Юлька мячиком отскочила в сторону, но нисколечки не испугалась.

— А чо он кажий день попрошайничает? Я ему сельпо разве?

— Вот жадоба. А у тебя, Михалко, есть хлеб? Мамка чуть свет на работу убежала, а поесть не сготовила.

— А с чего готовить-то? С лебеды? Так она не выросла еще, — не унималась Юлька.

Мишка достал из сумки краюшку хлеба и разломил ее пополам. Подумал мгновение и отдал дружку оба куска.

— Бери. Я рыбы наелся. Вчера после обхода в логах нарыбалил.

— На полях не просохло еще?

— Куда там! Грязюка. Токо местами на островах…

— Ага. Пойду седни после школы колоски собирать.

— А я скажу объезчику, куда ты собираешься, — выпалила Юлька и побежала от ребят.

— Только испробуй, балаболка! — крикнул Мишка ей вслед. — Оттяну нос до бороды, будешь, как бабка твоя, на цаплю похожа…

Друзья уселись на высокое деревянное крыльцо церкви.

— Ешь хлеб-то, Егорка, — напомнил Мишка. — И к Юльке не приставай. Бестолковая она, забот не знает. А ты не побирушка попрошайничать. Соображать должон маленько, — повторил он слова деда Якова.

Егорка с удовольствием набил рот хлебом, но о пироге не мог забыть.

— Вот зараза эта Юлька. Такой кусмень пирога одна смистолила.

— С чем пирог-то? С мясом, поди…

— Не-е, с капустой.

— Нашел об чем горевать. Лучше бы встал пораньше да в Заячий лог слетал. Дед Яков сказал, что Полдневое за хутором уже лед сорвало, и в логе гальяны кишмя кишат. Котлеты из них — одно объеденье.

— Я б пошел, да сачка нет.

— Сито возьми у матери, голова садовая.

— Спросить бы надо, а то за уши отдерет. Она походя меня за уши дерет.

— Ленивый ты, Егорка, вот и достается от матери. Не знаешь, будет контрольная сегодня?

— Може, будет, а може, и нет. Мне все равно.

— И в кого ты такой дундук всеравношний уродился? — Мишка засмеялся и шлепнул дружка по спине. — Ну вот скажи, почему тебя Филином дразнят?

— А почем я знаю? Похож, наверно.

— Похож… Приходи к нам сегодня ужинать. Свежатина есть.

— Ладно.

На улице появился Жултайка Хватков, самый старший из нечаевских подростков. Он немножко важничает, что у него есть настоящая матросская тельняшка. Вот и сейчас она выглядывает из небрежно расстегнутой промасленной куртки.

— Здорово, огольцы! Никак в школу навострились?

— Куда же еще, — спокойно ответил Егорка, доедая хлеб.

— Придумали себе канитель. Шел бы ты лучше, Егорка, ко мне на трактор прицепщиком.