Рафаэль Сабатини - Маркиз де Карабас Страница 12

— Странно, что он нам не рассказал об этом.

— Быть может для него это не столь важное событие. — Морле улыбался, но мадемуазель де Шеньер показалось, что она заметила в его глазах подозрительность. — Странно лишь то, что он не сдержал слова и не вернулся.

— Возможно, я сумею это объяснить. Мой кузен получил вызов из Голландии: господин де Сомбрей предлагает ему вступить в его полк. Последние дни он занят приготовлениями к отъезду.

— Тогда все понятно, — сказал Морле.

— Кроме неучтивости, которую он проявил, не известив вас.

— Ах, пустое! — Морле пожал плечами. — Какие могут быть церемонии с учителем фехтования! У него нет передо мной никаких обязательств.

На сей раз она покраснела от досады.

— Вы несправедливы к себе, господин де Морле. Кроме того, здесь дело в том, каковы его обязательства перед самим собой.

Из-за дверей показалась голова О’Келли.

— Кантэн, вы идете? Его высочество ждет вас.

— Очень кстати! — герцогиня рассмеялась и на ее мягких круглых щеках заиграли ямочки. — Принц крови[53] наносит визит принцу фехтования. В вашем лице, господин де Морле, Франции оказана великая честь.

Кантэн поклонился.

— Позвольте мне удалиться, сударыни. Барлоу удовлетворит все ваши желания. Только распорядитесь. Здесь вы встретите друзей. — Он показал на группы занятых неспешной беседой завсегдатаев приемной. — Его высочество никогда не фехтует больше двадцати минут. После окончания урока надеюсь еще застать вас. Оставляю дам на ваше попечение, виконт.

— Но кто я такой, чтобы служить представителем принца фехтования? — не без оттенка язвительности запротестовал Белланже.

Морле не дал себе труда ответить виконту. Раскланиваясь с одними, жестом отвечая на приветствия других, он поспешил к своему августейшему ученику.

Когда он вернулся, мадемуазель де Шеньер уже не было, и он не знал, что его огорчило сильнее: само ее отсутствие или то, что ее уход лишил его шанса продолжить расследование.

Однако такая возможность не заставила себя долго ждать.

Через два дня он получил записку от госпожи де Шеньер.

«Сударь, мой кузен, — писала она, — мы обнаружили, что вы были не совсем откровенны с нами. Прошу вас отужинать у нас завтра вечером с тем, чтобы вы могли принести мне свои извинения. Будьте любезны передать ответ с моим посыльным». Ниже следовали подпись и адрес на Карлайл-стрит. Этим содержание записки исчерпывалось.

Послание госпожи де Шеньер вызывало недоумение и в то же время многое объясняло. Намек на недостаток откровенности говорил сам за себя, а из остального Кантэн заключил, что пора сбросить маски. Одного он не мог понять: почему для выяснения отношений выбран именно этот момент.

Итак, на следующий день он отправился из дома с твердым намерением все окончательно выяснить.

Подойдя к благородному особняку, расположенному в фешенебельном квартале, господин де Морле подумал — и мысль эта весьма позабавила его, — что прекрасным жилищем его надменные кузены владеют за его счет, поскольку оплачивают содержание особняка из доходов, по праву принадлежащих ему, но по недоразумению получаемых ими.

Лакей в белых чулках, ливрее и пудреном парике провел его по устланной мягкими коврами лестнице, распахнул двери гостиной и поверг своих господ в полное замешательство, объявив:

— Господин маркиз де Шавере!

Забота о своей внешности была одной из отличительных черт Кантэна; в черном с серебром костюме, по горлу и на запястьях отделанном пеной кружев, со слегка припудренными волосами, он грациозной походкой вошел в комнату и явился ожидавшему его обществу живым воплощением этого громкого титула.

Госпожа де Шеньер, шурша платьем, пошла ему навстречу, ее сыновья с явной неохотой последовали за ней, тогда как мадемуазель де Шеньер осталась стоять в глубине гостиной рядом с худощавым молодым человеком с красивым, выразительным лицом.

— Право, не знаю, следует ли мне прощать вам обман, — проговорила госпожа де Шеньер с жеманной улыбкой.

Кантэн склонился над протянутой ему рукой.

— Не в моих правилах кого-либо обманывать, сударыня.

— Фи! Разве вы не отрицали, что носите имя Шеньеров?

— Я всего лишь не утверждал этого, поскольку сам не знал об этом.

— Не знали? — вмешался в разговор Сен-Жиль. — Но как могли вы не знать?

— Точно так же, как и вы. Ведь вы пребывали в таком же неведении, — ответил Кантэн, мельком взглянув на шевалье.

— Ах, нет, нет. Это далеко не одно и то же. Каждый человек должен знать, кто он такой, чего другие могут и не знать.

— Даю вам слово, я не располагал подобными сведениями.

Легкое высокомерие, прозвучавшее в ответе молодого человека, давало понять, что если он сам не счел нужным предложить объяснения, то спрашивать его бесполезно.

— Но теперь вам наверняка все известно, — заметил Констан.

— Стало известно через несколько дней после того, как вы оказали мне честь своим визитом. — И Кантэн без обиняков спросил: — А когда узнали об этом вы?

— Позвольте шевалье де Тэнтеньяку дать вам ответ, — сказал Сен-Жиль, жестом приглашая худощавого молодого человека подойти и представляя его.

Даже такому далекому от политики человеку, как Кантэн, достаточно было услышать произнесенное Сен-Жилем имя, чтобы понять, кто перед ним. Везде, где собирались в то время эмигранты, гремело имя Тэнтеньяка, лихого, отважного, блестящего бретонского роялиста, героя множества битв, в недавнем прошлом заместителя знаменитого маркиза де Ла Руэри в сборе роялистских полков Бретани, а ныне заместителя преемника Руэри графа де Пюизе.

Стройный, порывистый Тэнтеньяк подошел вместе с мадемуазель де Шеньер.

— Господин маркиз, два дня назад я привез из Франции известие о смерти Этьена де Шавере. Прибыв в Англию, я поспешил поздравить шевалье де Сен-Жиля, ибо полагал, что он является наследником покойного. Теперь же, сударь, позвольте принести мои поздравления вам.

— Вы очень любезны, сударь.

Они обменялись поклонами.

На какой-то миг Кантэн устыдился своих недостойных подозрений. Но вспомнив, что со смерти Этьена прошло целых три месяца, подумал, что догадывается, почему Сен-Жиль предоставил Тэнтеньяку выступить за него. Кантэн был готов поверить, что весть о смерти Этьена привез именно Тэнтеньяк. Но об это могло быть известно и до прибытия шевалье. Допуская такую возможность, Сен-Жиль не стал бы прибегать ко лжи, перед которой не остановился бы при иных обстоятельствах.

— Не странно ли, третий месяц на исходе, а вы не получили никаких известий из Анжера.