Александр Авраменко - Красно Солнышко Страница 12

Глава 4

После сытного завтрака дружинники спихнули лодьи на воду, и вёсла вновь рассекли гладь моря. К обеду Путята-жрец подошёл к Брячиславу, идущему на первом насаде:

– Княже, Оловянные острова.

– Вижу, – коротко ответил тот.

Справа по борту показались в дымке меловые утёсы. Князь кивнул кормчему, тот переложил широкое рулевое весло, и, слегка накренясь, лодья повернула к отвесным обрывистым берегам. Внезапно вперёдсмотрящий, находящийся на вершине мачты, засвистел, потом крикнул:

– Паруса впереди! Вижу парус! Спускают!

Брячислав задрал голову, крикнул:

– Не потеряешь?!

– Такого-то урода? – ответил вопросом на вопрос дружинник, и короткое неудовольствие на миг промелькнуло по суровому лицу князя, но он промолчал, просто отдал короткую команду:

– Добавить ходу!

Чаще загрохотало било, отбивающее ритм гребцам. Кормщик задрал голову, и сидящий на мачте воин указал направление. Некоторое время шли молча, кроме ударов била слышался плеск воды в борта да скрип уключин. На лице Брячислава появилась довольная ухмылка – большой грузовой корабль спешил к берегу. Пузатый, неуклюжий, с двумя высокими надстройками-башнями – на носу и на корме. Там гребли изо всех сил, паруса спустили. А вскоре донёсся звук барабана. Задающий темп надсмотрщик был либо неопытный, либо растерялся, хотя вполне возможно, что гребцы на «купце» просто устали от непосильного напряжения. Время от времени одно из вёсел не успевало за остальными, лопасти сталкивались, и корабль сразу терял ход на то мгновение, пока надсмотрщики не восстанавливали порядок. Напротив, четыре славянские лодьи шли ходко. Воины держали постоянный ритм, к которому привыкли за недели пути, а узкие корпуса легко резали воду. Брячислав вздел к небу свой меч. По этому сигналу первая смена, ранее сидевшая на вёслах, уступила места второй, уже облачённой в доспехи, и бросилась надевать снаряжение.

– Стрелки.

Четверо лучших бросилось на нос. Заскрипели могучие луки из турьих рогов, запели тетивы. Резкий хлопок по щитку, прикрывающему руку, оперённая стрела взвилась в небо, провожаемая взглядами. Есть! Вошла глубоко в борт вражьего судна. Но не пробила, хотя рабы на весле перепугались изрядно, даже выронили весло, отчего корабль вновь замедлил ход на несколько мгновений. Дружинники быстро внесли поправку в прицелы и… Первые тулы опустели за считаные мгновения: когда стрелок накладывал на свой лук пятую стрелу, первые четыре ещё шили в воздухе, и смертоносный град обрушился на купеческий корабль. Оттуда донеслись вопли, крики раненых, вёсла с треском столкнулись, «купец» окончательно потерял ход, и через несколько ударов вёсел лодьи настигли его. Взвились в воздух крючья, намертво сцепляя корабли. Ухватившись за канаты, дружинники с рёвом подтянули борта друг к другу. Сухой треск дерева. Звон лопающихся вёсел, которые чужаки просто не могли втянуть внутрь. Грохнуло о борт купеческого корабля славянское весло, и, словно танцуя, лёгким быстрым шагом по нему пробежал Брячислав. Его встречали – воины в металлических коротких доспехах, обнажающих бёдра, с прямоугольными длинными щитами, украшенными массивными умбонами, составили плотную стенку.

– Барра! – непонятный, но явно боевой клич.

Блеск коротких клинков и злых прищуренных глаз из-под шлемов, украшенных перьями.

Князь потянул из ножен второй клинок – римляне. Либо – англы. Как говорили в Арконе, Рим покинул Оловянные острова, раздираемые набегами варваров-кочевников, отозвав оттуда войска на защиту Вечного города. Ну, сейчас выясним… Его мечи взметнулись вверх – правый, готовый ужалить врага в любое место, левый прямо перед собой, наискось. А позади и рядом уже верные дружинники… Выстраивается клин, и воины словно не замечают, что вся палуба завалена тюками и бочками. Они проходят сквозь препятствия. Обманное движение, и острый взгляд замечает, как один из противников кривится от боли, – знатные стрелки в дружине княжеской. И пятна крови на досках. Где же те, кого нашли славянские стрелы? А нашли, похоже, немало! Алые лужи ещё даже не изменили свой цвет. Правда, несколько дорожек уходят к квадратным отверстиям люков. Спустили под палубу? Выпад, отбив. Силён враг, силён! Едва не отсушил руку ответным ударом. Опытный воин. Да не учёл, что сталь на славянских клинках гораздо лучше, чем у него. Вскрикнуло перерубленное железо. Улетел куда-то за борт отсечённый ударом славянского меча клинок вражеского оружия. Но один из стены вдруг выбрасывает руку в жалящем смертельном ударе, и спасают дружинники, сразу тремя мечами пригвождая смертельное жало стены щитов к коже. Вскрик, ибо уже знает враг, что потеряна его рука навсегда. Обрывающийся в клёкоте, ибо из-за спины тех, кто рубится в первых рядах, вдруг выпрыгивают другие, свежие воины, со страшной силой бьют в щиты, разнося стенку солдат. И замечает вдруг князь проклятый символ распятого раба на груди брони своего противника. Мгновенно каменеет лицо Брячислава, звучит страшная команда:

– Никого не щадить! Проклятые!

Лица славян искажаются ненавистью, и мечи вздымаются вверх с утроенной, учетверённой скоростью. Миг – и изрубленные тела защитников торгового судна уже лежат бесформенной грудой на палубе, густо залитой рудой. Воины бросаются в башни-надстройки, выламывают запертые двери. Слышны истошные вопли умирающих, отчаянный визг женщин. Тщетно, дружина не знает пощады. Христиане умирают один за другим, славяне не щадят ни женщин, ни мужчин. Всё. Остались лишь те, кто прикован цепями под досками палубы. Рабы, сидящие на вёслах. Двое воинов спрыгивают вниз, звенят разрубаемые бронзовые цепи. Щурясь от солнечного света, наверху появляются существа… Назвать их людьми у воинов не поворачивается язык. Их рёбра, кажется, сейчас прорвут кожу. Волосы спутаны и грязны, бесформенными клочьями свисают с головы. Многие полностью наги, редко у кого чресла препоясаны куском мешковины. Их глаза слезятся, грудь сотрясается от кашля, рвущего внутренности. Рабы отвыкли от чистого воздуха, находясь всё время под палубой, в вони испражнений и гнили. Кое-кто крестится. Таких берут на заметку, но пока не трогают, просто отводят чуть в сторону от остальных.

Лицо одного из освобождённых вдруг загорается радостью, когда он видит славянские символы на щитах воинов. Силится что-то сказать, но тщетно. Его горло душат спазмы, и тогда бывший раб делает некий жест. Жрец Путята, завидев это, молниеносно перемахивает с кормы насада на борт вражьего корабля, подбегает к освобождённому, не обращая внимания на грязь и вонь, исходящие от несчастного, подхватывает ходячий скелет и, бережно поддерживая под руку, отводит его в сторону. Усаживает, срывает с пояса флягу с водой. Раб жадно пьёт, потом начинает кашлять. Жрец терпеливо ждёт, когда у освобождённого кончится приступ. Наконец тот начинает быстро шептать что-то на ухо Путяте. Шептать, потому что нет сил говорить громко. Славянин выслушивает очень внимательно. Дружинники не на шутку заинтересованы происходящим, не забывая сортировать всё ещё поднимающихся снизу гребцов. Наконец жрец подзывает к себе двух младших отроков: