Константин Сергиенко - Тетрадь в сафьяновом переплете Страница 13

Комендант называл эти цифры с довольным видом, а в заключение он сказал:

— Сие время есть время возрожденья Российской империи!

— Вы хорошо подсчитали, — возразил ему Петр Иванович. — Нет слов, государство мужает. Но вы смотрели лишь на хорошее, стараясь не замечать плохое. Возьмите хотя бы доход. Я не знаток, но видный человек в Петербурге мне говорил, что треть его составляет питейный доход, который за время оного царствования возрос в шесть раз. Я два года не был в России, а кабаков тут прибавилось вдвое.

Петр Иванович оживился и прошелся по комнате.

— Военных успехов много, не спорю, а вы знаете, сколько эти победы стоят казне? Сколько крестьян набиралось в рекруты? Вы ничего не сказали и о бунтах, о возмущении Пугачева, о чуме, унесшей почти миллион жизней.

— У всякой медали есть оборотная сторона, — согласился фон Фок, — главное, чтобы она не затмевала лицевую. Говорят, на будущий год отчеканят медаль с профилем матушки-государыни, а что будет на обороте, не так-то уж важно.

Когда мы выехали из Перекопа, я все время вспоминал слова коменданта об оборотной стороне медали, ибо сторона эта явственно предстала перед нашими глазами. Это были следы разрушения, нанесенные недавней войной. Попадались целые деревни, оставленные местными жителями, вместо домов стояли развалины. Печальный вид! Кое-где, правда, уже виднелись следы новых работ, но их еще недостаточно. Говорят, к приезду государыни развалины будут убраны, а на их месте поставят красивые дома. Пока же наш проезд до самого Енибазара был очень уныл.

Карасубазар

Примерно в 30 верстах от Перекопа пейзаж начинает оживляться. Встречается больше зеленых мест и поселений. Правда, значительная их часть опустела. Но там, где остались жители, можно рассчитывать на ночлег и радушный прием, особенно если есть рекомендации от местных старшин, а таковыми мы запасались в крупных селениях.

Труднее стало с лошадьми. Ни в Бабасане, ни в Кутлуяке, ни в Баше почтовых станций нет, и мы сменили лошадей только в Бутчале, когда переправились через Салгир.

Река эта невелика, сажен 5 в ширину, и очень мелка. Вода в ней мутная, с песком, а в жаркое лето речка пересыхает. Сразу после переправы начинаются холмы, и вскоре мы въехали в обширную долину, окаймленную грядами известковых утесов. Тут попадаются диковинные скалы и гроты, в одном из них, как говорят, можно спрятать стадо в тысячу овец.

30 апреля мы въехали в город Карасубазар, где расположен дворец правителя Таврической области генерала Каховского.

Карасубазар окружают горы средней высоты. Из них водопадом низвергается Карасу, или Черная река, и орошает сады и земли города. Сам город не очень велик, здесь живут до 5 000 татар, греков, армян и русских. Последних еще мало, но прибывает все больше, ибо окрестные земли раздаются под усадьбы знатным вельможам.

У генерала Каховского, который предоставил нам помещение, мы встретили известную путешественницу леди Кенти, совершавшую поездку через Крым в Константинополь. Это любезная молодая дама, чем-то напомнившая мне госпожу Черногорскую. Те же строгие английские одежды, те же светлые локоны из-под шляпы, но холодные голубые глаза.

Граф Петр Иванович Осоргин был представлен леди еще в Петербурге, поэтому они тотчас разговорились.

— Я слышал, вы намерены издать записки о своем путешествии? — спросил граф.

— Кто только не пишет о Крыме! — уклончиво ответила леди Кенти. — В Петербурге мне подарили книжку Клемана, он тоже путешествовал по Тавриде.

— Какое впечатление производит на вас этот край? — спросил граф.

— Оценку я могу дать спустя некое время, — ответила леди. — Сразу очень трудно собраться с мыслями. А вы тоже путешествуете, граф?

— Совмещаю путешествие с деловой поездкой, — ответил Петр Иванович. — Моему отцу дарованы земли подле Судака, надобно посмотреть, что они из себя представляют.

— О, я как раз направляюсь в Судак! — сказала леди Кенти. — У меня там назначена встреча с подругой.

— Вот это по-нашему, это по-светски! — воскликнул граф Осоргин. — Назначать свиданье за тысячу верст!

— Если бы знали мою подругу, милый граф, — произнесла леди, — вы бы помчались за ней на край света.

— Ваша подруга, вероятно, тоже странствует? — осторожно спросил граф.

— Вы угадали, — ответила леди Кенти, — путешествия — ее страсть.

— В таком случае, уж не госпожа ли это Черногорская?

Леди Кенти рассмеялась.

— Невозможно скрыть присутствие такой особы. Вы вновь угадали, граф.

Петр Иванович оживился.

— Чему я мигом обучился по возвращении в Россию, так это любопытству. Каждая светская новость меня волнует. Ответьте, миледи, не томите, кто же эта таинственная госпожа Черногорская?

Леди Кенти приложила палец к губам.

— Это маленький секрет, милый граф.

Большего Петр Иванович не смог от нее добиться.

После обеда, которым нас угостил гостеприимный Каховский, мы вышли на обширный двор, и тут гарнизонные казаки показали нам чудеса джигитовки. Они носились как вихрь на своих низких, юрких лошадях и поражали цели длиннейшими пиками. При этом в той же руке каждый казак сжимал пистолет. Одновременно с ударом пики раздавался выстрел, поражавший соседнюю цель. Казаки пускали лошадей в галоп, становясь на седло, спускаясь под брюхо лошади, подкидывая и ловя шапку. Все это они проделывали с веселым оживлением, гиканьем и свистом.

Петр Иванович возбудился и тоже хотел было вскочить на лошадь, но вовремя одумался, понимая, что может показаться смешным. Леди Кенти смеялась и раздаривала казакам мелкие монеты. Петр Иванович оказывал ей всяческие знаки внимания и наконец уговорился ехать наутро в горы к истокам Карасу. Леди дала обещание совершить это небольшое путешествие с нами.

У истоков

Генерал Каховский дал нам в провожатые двух казаков, и рано утром мы отправились в путь. Петр Иванович оседлал вороного Кагула, а я сел на гнедую Чесму, лошадь легкую, покладистую и быструю. Леди ехала на белой английской кобыле, предоставленной ей Каховским. На ней была короткая куртка спенсер, свободная ездовая юбка и легкая накидка под небольшой узкополой шляпкой. Казаки двигались сзади, весело переговариваясь и давая нам советы, как переехать ручей или миновать расщелину.

Сегодня был первый день мая. Я люблю этот благодатный месяц, время цветенья и свежей зелени. День выдался преотличный. Голубое небо застила дымка, поэтому солнце палило не жарко. Позванивала быстрая Карасу, все дальше уводя нас меж крутых, обрывистых скал. Я заметил, что многие из них сложены из серого мрамора, и сразу подумал о статуе государыни-императрицы, которую старый граф повелел возвести на берегу моря. Есть тут, наверное, и свой гранит.