Ахмедхан Абу-Бакар - Тайна рукописного Корана Страница 13

— Интересно все же, что в шкатулке, почтенный Исмаил? Неужели золото? Вот, можно сказать, повезло, как в чертову дыру пальцем угодили, а?

— О чем это ты?

— Ну, к примеру, о том, что, имея столько золота, можно ведь и в Стамбуле жить.

— Во-первых, я, по-моему, ясно сказал вам, чтоб вы и думать забыли об этих городах, а во-вторых, зачем мне сдался Стамбул, когда я здесь, у себя, могу свой Багдад построить. Чужбина есть чужбина, а здесь моя земля.

— Но здесь же не дадут жить! — развел руками Мирза. — Конечно, я понимаю, очень жаль вам, почтенный Исмаил, терять столько поливной и неполивной пахоты, столько отар, табун таких лошадей, пастбища, да и лечебная грязь приносит вам немалый доход… Но что, если всё это отнимут?..

— Кто отнимет?

— Те, кто хотят и нищих оставить нищими и богатых сделать нищими. По-разному их называют, одни красными, другие большевиками. Поди разберись…

— Вот бы отделиться нам от России, это было бы дело… — угодливо повторил некогда услышанные от хозяина слова Аждар.

— И как жить дальше? Самим править? — спросил Мирза.

— Зачем же самим. Можно присоединиться к единоверной Турции. Вот вам и будет Стамбул!.. — ухмыльнулся Исмаил.

— Много в тебе ума, почтенный Исмаил. На твоем месте я бы объявил себя владыкой Дагестана, и все. Никакого присоединения…

— Нет, Аждар, это не получится, слишком много соперников будет. Куда ты денешь имама из Гоцо, шамхала Тарковского…

Оба прислужника льстили хозяину как могли, готовы были пятки ему лизать, и толстяк весь плавился от удовольствия.

— Ну что там, не подается? — спросил Исмаил, вернувшись к действительности.

— Сейчас, скоро откроется. Умереть мне за тебя, хозяин, если в шкатулке одно только золото, дашь мне хотя бы два кольца? — не сдержался Мирза.

— И мне… — торопливо, чтоб и о нем не забыли, добавил Аждар, утирая платком гноящийся глаз.

— Сколько монет требуется на два зуба? — не отвечая на их просьбы, спросил Исмаил, словно бы и в самом деле хотел сделать им приятное. Чтобы не гневить аллаха, он и правда готов был пойти на жертву.

— Не меньше трех золотников.

— Выходит, целой десятки, что ли? Да чтоб род ваш передох, ограбить меня хотите? По три золотых каждому — это шесть…

— Мы согласны и на две десятки…

— Хватит и двух! — поспешил поддакнуть сообщнику Аждар.

— Совести, я вижу, у вас нет, — заворчал Исмаил. — Недаром ведь говорят: погладь кошку, она и царапаться начнет. Довольствуйтесь тем, что моя совесть соизволит вам выделить…

— И на том спасибо, уважаемый Исмаил. Мы же знаем, что человек ты щедрый… И сколько же ты дашь?

— Одну пятерку на двоих.

— Что?! — оторопел Мирза, но, увидев сердитый взгляд хозяина, осекся. — Да, да, конечно, но только как же мы одну монету поделим на двоих?..

— Не беспокойся, я разделю, — утешил Аждар.

— А я тебе не верю! Пусть в таком случае сам Исмаил делит.

— Ах ты, червь несчастный, что же я тебе такого сделал, чтобы из доверия выйти?

— Не верю, и все! И глаз у тебя один!

— Зато подлую душу твою хорошо насквозь вижу! У, несчастный! Убью! — Аждар двинул Мирзу так, что тот выпустил из рук шкатулку, она грохнулась на землю и… раскрылась.

Все трое кинулись к шкатулке, и глаза у них полезли на лоб. В шкатулке не было ничего, кроме завернутого в какую-то тряпку ключа. Странное дело. Кому, какому идиоту пришло в голову таинственно прятать в землю пустую кованную железом шкатулку? Велико было недоумение Исмаила. Постепенно оно сменилось возмущением: неужели кто-то мог его так жестоко разыграть?

— Хорошо, при тебе все это было, почтенный Исмаил, не то ты всякое мог бы подумать, — пробурчал Аждар.

— Чтоб род их передох, что же все это значит! И что это за ключ? От чего он? — бесновался Исмаил. — И зачем его понадобилось там прятать? Может, не зря? Не есть ли это тот заяц, что не родился под несуществующим кустом? Погодите, а где тряпка, в которую был завернут ключ?

— Вот она.

— Дай-ка ее сюда, — Исмаил стал рассматривать кусок белой бязи, и вдруг его лицо осветилось, будто заиграл на нем солнечный зайчик. — Еще не все потеряно, по-моему, здесь что-то написано. — Исмаил начал читать вслух: — «Да простит тот, чья душа ввергнута в бездну сомнения и возмущения. Такая предосторожность была необходима для большего сохранения тайны… В шкатулке ключ от подземного хода, ведущего туда, где хранится клад. О том, где этот ход, написано на бумаге, вложенной в кожаный переплет корана с медной застежкой. Али-Шейх».

Исмаил с минуту молчал, потом вскричал:

— А где же коран? Дайте его!

— Какой коран? — в один голос спросили нукеры.

— Вы не обыскали их? Убитых?

— Это нам и в голову не пришло.

— Да чтоб род ваш передох, лопухи. Ведь этот ключ ничто без той книги! Что ж, вот и пришло ваше время доказать мне свою преданность: достаньте книгу хоть из-под земли… Вы всех троих отправили на тот свет?

— Кажется, да.

— Кажется или точно? Чтоб ваш род передох!

— Один скатился по склону, мы не знаем.

— А ну, скорее! Чтоб вмиг были там. И не советую вам возвращаться без корана!..

— Пока мы живы — мы твои слуги, почтенный Исмаил. Но лошади наши устали, и, как бы мы ни спешили, раньше завтрашнего полудня туда не добраться, а куймурцы уже сегодня обнаружат убитых. Где нам тогда их искать?

— Куймурцы не такие глупцы, как вы. Они не захоронят коран вместе с трупами. Вот и ищите его у куймурцев. А лошадей возьмите из моей конюшни. Нет бога, кроме аллаха, нет для меня книги важнее этого корана!

Нукеры послушно вывели из конюшни откормленных коней с лоснящимися боками, оседлали их. Жена Исмаила по приказу мужа положила им на дорогу в хурджины горячих кукурузных лепешек, несколько кусков свежего овечьего сыра, сушеной колбасы, которую можно в любом месте изжарить прямо на костре. Сам Исмаил, не спускаясь вниз, с верхнего этажа, пожелал им удачи. Жестокий самодур был верен одному правилу: людей своих, как собак, хорошо корми, чтобы верно служили.

Глава третья

Аул Куймур издавна славится красотой своих девушек. Певцы всех времен слагали о них песни и пели под аккомпанемент чугура. Почти все наиболее значительные люди Страны гор выбирали себе невест в этом ауле. Не мало девушек умыкнули отсюда и славные джигиты.

Девушки в Куймуре не только пригожи собой. У них доброе сердце. Они нежные, кроткие. Отсюда и родилась поговорка: «Лучший клад на земле — жена родом из Куймура».

Прекраснее других дочерей Куймура была дочь слепого Ливинда. Не случайно даже на полях корана Али-Шейха о ней говорится. И поистине эта несравненная девушка достойна того, чтобы о ней говорили и ею восторгались. В ней столько достоинств, столько доброты и очарования, что их с лихвой хватило бы на всех девушек аула. К тому же дочь слепого Ливинда, как и все девушки Куймура, — не белоручка. Красавиц здесь растят для жизни, а жизнь в горах во все времена была и есть не самая легкая.