Последний рейс «Фултона» (повести) - Борис Михайлович Сударушкин Страница 13

Мятеж

Днем пришел Ланцов – усталый, с черными подглазинами. Известил, что этой ночью заменить караул «своими» людьми не удастся.

Перхуров кривил рот, но сдерживался. Сидел на кровати помятый, невыспавшийся, с отвращением растирал обросшие щетиной щеки.

– Больше того, – уныло докладывал Ланцов, – с сегодняшнего дня караул будет усилен почти вдвое.

– Что у вас еще?

– В городе говорят о прибытии каких-то новых воинских частей.

– Нужны не слухи, а точные сведения!

Робко постучался командир бронедивизиона. От него опять попахивало спиртом.

– У вас – слухи, у него – технические причины, – язвительно произнес «главноначальствующий». – Ну, что скажете, поручик?..

– Сегодня осечки не будет! – заверил тот. И, оглянувшись на дверь, тихо добавил: – Но, очевидно, в городе о нашем выступлении кое-что известно.

– С чего вы взяли?! – вскинулся полковник.

– Сейчас слышал разговор, что на колокольне церкви Богоявления устанавливают пулеметы. Сам видел – около Спасских казарм, где расквартированы пленные германцы, стоят их вооруженные патрули. Вероятно, большевики выдали им оружие, и они выступят против нас.

– Вот и я говорю… – вставил было Ланцов.

– Кажется!.. По слухам!.. Вероятно!.. Базарная терминология, Ланцов! – раздраженно перебил его Перхуров. – Оставайтесь здесь. А вы, поручик, пойдете со мной…

…Ни пулеметов на колокольне, ни патрулей возле казарм полковник не обнаружил. В центре города, где располагались учреждения, было спокойно – скрежетали трамваи, спешили по своим делам озабоченные служащие. Возле афишных тумб и магазинов толкались, позевывая, обыватели.

Всю обратную дорогу Перхуров шепотом, не стесняясь в выражениях, поносил виновато смотревшего под ноги командира бронедивизиона:

– Пить не надо, голубчик, тогда и черти под печью мерещиться не будут. Если сегодня ночью не приведете броневики – застрелю собственноручно… как собаку!

В номере их дожидался Сурепов. Этот – с приятными вестями. Как выяснилось, паниковали вчера зря – в доме неподалеку от кладбища отмечали семейное торжество, устроили фейерверк.

– Слава богу! – широко перекрестился Перхуров, первый раз за последнюю неделю улыбнулся. – Верно сказано – у страха глаза по плошке. Мне эти паршивые ракеты уснуть не дали. Как в Заволжье?

– Все удачно. Руководителя предупредили вовремя, он оповестил других.

Совсем воспрянул духом Перхуров.

– У меня был Савинов, – продолжил Сурепов. – К вам побоялся зайти по конспиративным соображениям. Пообещал, что меньшевики-железнодорожники подгонят к артскладу платформы для орудий.

– Замечательно!

– К сожалению, последняя новость не из приятных…

– Что такое? – насторожился Перхуров.

– На станции Всполье проездом остановился эшелон с пехотой и кавалерийским эскадроном.

– Вот напасть! – охнул Ланцов.

– Может, дождаться, когда уйдет? – заглянул в лицо Перхурову командир бронедивизиона.

– Больше медлить нельзя! – гаркнул тот.

– Савинов пообещал, что его люди создадут на станции панику, угонят состав, – неуверенно произнес Сурепов.

– Савинов сказал – Савинов сделает! – хлопнул по столу Перхуров. – Предупреждаю, господа, – начну дело, если соберется не меньше ста человек. Если будет хотя бы девяносто девять – я от выступления отказываюсь…

Вечером, во второй раз расплатившись за номер, Перхуров в парусиновом дождевике той же дорогой направился к месту сбора. Полковник был уверен – все идет нормально, город не готовится к отпору мятежу, но, чем ближе подходил к кладбищу, тем неприятней сосало под ложечкой.

С освещенной редкими фонарями Сенной площади свернул на темную Угличскую улицу, дошел до кладбищенской церкви. Еще вчера заметил между кладбищем и артскладом сухую, поросшую травой канаву. Здесь и расположился, прислушиваясь к ночным звукам, сжимая в кармане рукоять кольта.

Вскоре увидел массивную фигуру Ланцова, тихонько окликнул его. Пожали друг другу потные руки. Долго наблюдали, как осторожные тени пробираются к кладбищу и растворяются в темноте.

Укрывшись дождевиком, Перхуров зажег спичку и посмотрел на часы.

– Идите в караульное, – приказал он Ланцову. – Как только подойдем – выключите уличный свет. И ключи, не забудьте ключи от складов…

Ланцов перекрестился, побрел к низкому строению, из окна которого рассекал темноту узкий сноп холодного электрического света. Где-то тоскливо завыла собака. На станции зашипел маневровый паровоз. Сквозь густую темноту помигивали лампочки над воротами складов.

С кладбища неслышно появился Сурепов, присел рядом.

– Сто шесть человек. Кого не хватает – трудно определить, тьма египетская. Бронедивизион будет в половине третьего.

Перхуров помедлил и резко поднялся, словно выбрасывая себя на бруствер окопа, по которому метут вражеские пулеметы.

– Идемте!.. Пора!..

…Люди сидели на могильных холмиках, стояли, опираясь на кресты. Слышалось хриплое, сдерживаемое дыхание. Пахло дымом – видимо, кто-то курил в рукав. Воздух уже наполнялся предрассветной бледностью. На кладбищенских липах возились потревоженные грачи.

Сидевшие встали, молча придвинулись ближе.

– Господа офицеры! – обратился к ним Перхуров. – Будем действовать тремя группами. Командирами групп назначаю полковника Сурепова, штабс-капитана Лозинского. Третью поведу я. С богом…

Толпой двинулись к артскладу. В темноте людей казалось больше, чем в действительности.

Часовой у крайнего склада что-то заподозрил, клацнул затвором.

– Кто идет?

– Не вздумай стрелять, своих побьешь, – отвлекая на себя внимание, спокойно ответил Сурепов.

– Стой! Кто такие? – переспросил часовой.

– Да говорят же тебе – свои… – выругался Сурепов.

– Стой…

Хрип, возня, лязг металла. Свет в караулке погас. Справа охнул второй часовой.

Кто-то, гремя связкой ключей, истошно взмолился:

– Это я, господа, я…

– Ланцов? – узнал Перхуров, выскочил вперед.

– Чуть н-не удушили, – пожаловался тот, держась за горло.

– Ключи! Давайте ключи!

Открыли первый склад, нахватали винтовок. Нервно посмеиваясь, протирали затворы кто подкладкой фуражки, кто полой пиджака. Патронами набивали карманы. Как дети игрушкам, радовались ящикам со снарядами, любовно поглаживали стволы шестидюймовых орудий.

Но ни бронедивизиона, ни обещанных Савиновым платформ не было.

– «Савинов сказал – Савинов сделает», – брюзжал Сурепов. – Вздернуть этого демократа в одних кальсонах на фонаре…

Прихватив несколько человек, куда-то исчез. Через полчаса к артскладу подвели грязных лошадей с худыми плоскими мордами, впалыми боками с выпирающими ребрами.

– Откуда эти клячи? – платком закрывая нос, спросил Сурепова «главноначальствующий».

– Что? Запах не нравится? Извините, господин полковник, такая уж у них служба – за ассенизационным двором числятся, он тут рядом. Приглядел на всякий случай…

Лошадей хватило только на четыре запряжки – на два орудия и два зарядных ящика. В каждом ящике – по сто восемьдесят снарядов.

А тут и бронедивизион прибыл – три бронемашины, открытый легковой автомобиль и четыре грузовых.

Оставив на складе охрану под командой штабс-капитана Лозинского, первый отряд Северной Добровольческой армии, как с этого момента стали называть себя мятежники, направился к центру города.

Впереди на легковой машине ехал «главноначальствующий». За ним, на грузовиках, офицеры-боевики. Следом – бронемашины. В самом хвосте тащились клячи с ассенизационного двора, привыкшие возить грузы полегче.

Возле гостиницы «Европа» отряд разделился –