Эдвард Уитмор - Синайский гобелен Страница 14

Я слепой, писал он, я слеп от рождения. Все детство я провел, сидя у пыльных обочин с чашкой для подаяния на коленях, нищенствуя, вечно на грани голодной смерти.

Со временем он понял, что если при этом рассказывать нараспев какие-нибудь выдуманные истории, то тебе обязательно перепадет пара лишних монет, ведь бедные труженики на дорогах ничто так не любят, как рассказы о чудесных событиях, не похожих на их собственную безотрадную и тяжкую жизнь. Неудивительно, что, столько лет собирая слухи и сплетни, он без труда научился сочинять такие сказки.

Вскоре к нему пришла пожилая чета с сыном-дурачком. Парень не мог отличить день от ночи, а зиму от лета, но еще в детстве родители заметили, что он очень хорошо рисует картинки на песке. Им пришла мысль: почему бы не попытаться обучить мальчика грамоте? Мало кто умеет писать. Если получится, он может стать писцом и копировать документы или писать под диктовку. То, что он не будет понимать написанного, стало бы дополнительным преимуществом.

На это потребовалось много лет и все их деньги, но они своего добились. Учителя сказали, что их сын умеет красиво писать. Если в руку ему вложить тростниковое перо, он запишет сказанное в точности, не больше и не меньше.

Беда была в том, что прочие трудности оставались. А родители стали немощны и хотели хоть как-то пристроить сына. Они вспомнили про слепого сказителя. А что, если парнишка будет следовать за слепцом в его странствиях и записывать его слова, в обмен на что слепой подскажет их сыну, что пора поесть, поспать, одеться потеплее или, наоборот, полегче? Не станет ли подобное товарищество взаимно полезным?

Ладно, договорились, сказал слепой, и с того дня они путешествовали вместе по бесконечным дорогам, влача нищенское существование. Привязанность переросла в любовь, и они стали как отец и сын. Все к лучшему, что ни делается на пыльных обочинах Ханаана.

Но тут слепец должен сделать честное признание. Истории, которые исправно записывал его приемный сын, нельзя назвать доподлинными, и причин тому несколько.

Во-первых, слепой знает только то, что слышал, у него нет зрения, чтобы проверить услышанное.

Второе, он человек маленький и о больших событиях знает немногое и опять-таки понаслышке.

В-третьих, на пыльных дорогах стоял оглушительный шум, и как старику уловить связную тему из стольких шумов?

Наконец, у него сложилось впечатление, что правда может быть точнее отражена, когда имеешь дело с просторами будущего, а не с сумрачными глубинами прошлого. В будущем может произойти что угодно, и его рассказ может оказаться безупречно точным. В то время как в прошлом хоть некоторые события уже известны, а о прочих можно догадаться, больше таких, о которых люди ничего не знают и не догадываются.

К тому же зачем мучить бедных слушателей прошлым? Эти несчастные мечтают о новом мире, а не о старом. Они едва наскребают сообща несколько медяков, дабы услышать что-нибудь обнадеживающее о том, что грядет, а уж о том унижении, в котором жили всю жизнь, они и так знают.

Во всяком случае, скромно замечал слепец, люди склонны становиться легендами, а легенды имеют способность превращаться в людей, так что в конце концов неважно, о чем рассказываешь, о прошлом или о будущем. В итоге все равно выйдет то же самое.

Не может ли так случиться, что все пророчества являются подлинными событиями, случайно переместившимися во времени? Ложными воспоминаниями? Память рассыпает боль и муки, когда уже не может хранить их тяжкий груз. И для облегчения не переставляет ли она куски прошлого — в будущее?

Он полагает, что так оно и есть, но даже в сомнениях своих он старался не подводить слушателей, разнообразя рассказы, чтобы им каждый раз было, над чем поразмыслить. Порой он пел им о великих войнах и переселениях народов и о том, кто кого породил, но даже чинные сказания оживлял примесью чудесного и чувственного, былями, баснями и анекдотами, занимательными новшествами, всякого рода приключениями и событиями, приходившими ему на ум.

Так и тянулось это представление на пыльных обочинах год за годом — слепой старик-сказитель и его дурачок-сын, записывающий за ним слово в слово.

До тех пор, пока с возрастом они оба не стали тяжелы на подъем. Тогда в поисках теплого места, чтобы умерить боль в суставах, они ушли в пустыню к подножию горы под названием Синай, где и сидят теперь, заканчивая эту последнюю главу.

Прожив уже немало времени в пустыне, слепец не может точно сказать, что творится нынче в Ханаане. Но не так давно мимо них проходил странник и на вопрос, какие новости, поведал, что на высокой горе великий царь по имени Соломон построил огромный храм, но слепцу проку от этого известия мало, потому что, сколько он помнит, в Ханаане всегда на вершинах холмов воздвигались огромные храмы царями, каждого из которых как-нибудь, да звали.

Вот так диктовка подходит к концу. К сожалению, он не имеет возможности приобщить к этим сказаниям свое имя, так как в бедности, слепоте и ничтожестве своем он просто таковым не обзавелся.

И наконец, в заключение он советует читать эти стихи нараспев, под аккомпанемент лиры, флейты и рожка, так они действуют лучше, к тому же мелодичные звуки эти привлекают прохожих, давая понять, что возле дороги происходит что-то интересное.

Но добрый слепой нельзя не будет не может знать {дописано было ниже, чуть отступив от предыдущего текста, и эти слова выделялись особенно гордым и элегантным почерком} глаголет дурачок из дурачков добавлять чуть-чуть несколько немножко собственные мысли сперва Авраам последний Иисус последний Исайя сперва Магомет мысли из мыслей добавить через годы из годов глаголят хотеть надеяться надежда из надежд здесь Матфей Марк Лука Иоанн сообща трудиться здесь Пророк любовь из любвей здесь Господь никогда не добавлять много Гавриил нельзя не будет не может много добавлять немножко Руфь немножко Мария немножко Фатима здесь Илия там Царства здесь Судии там Мелхиседек слово из слов Бог из Богов глаголет скоро нельзя не будет не может зима лето день ночь кончиться дурачок из дурачков кончиться пустыня кончается добрый кончается слепой кончается без имени кончается нельзя не буду не может слишком холодно слишком жарко слишком голодно устал глаголет без сна глаголет без еды умирать глаголет держать руки кончаться отец из отцов сын из сыновей без имени кончаться королевство приходит конец аминь кончаться да пребудет с тобой кончаться глаголет кончается конец из концов конец.

Брат Антоний закрыл книгу и застонал. Последние страницы он читал, охваченный ужасом. От одной только мысли о книге он цепенел.