Александр Дюма - Две Дианы Страница 14

Пока разгневанный коннетабль изрыгал проклятия, сдабривая их, по своему обыкновению, словами из святых молитв, Габриэль, проходивший по полутемной галерее, с изумлением увидел стоявшего у дверей своего оруженосца, которому он еще раньше велел ждать во дворе.

– Это вы, Мартен? Вы пошли мне навстречу? – спросил он. – Так вот что: поезжайте вперед с Жеромом и ждите меня с зачехленными знаменами на углу улиц Сент-Антуан и Сент-Катрин. Кардинал пожелает, может быть, чтобы мы тут же их поднесли государю перед всем двором. Кристоф подержит мою лошадь и проводит меня. Поняли?

– Да, монсеньор, – ответил Мартен-Герр.

Опередив Габриэля, он стремительно сбежал по лестнице, как бы в знак того, что отлично исполнит поручение. Поэтому Габриэль, выйдя из Лувра, был несколько удивлен, столкнувшись еще раз во дворе с Мартен-Герром. Тот был бледен и до смерти напуган.

– Что это значит, Мартен? И что с вами? – спросил Габриэль.

– Ах, монсеньор, я только что видел его, он прошел здесь, в двух шагах от меня. Он даже заговорил со мной.

– Да кто?

– Кто же, как не дьявол, не призрак, не привидение, не наваждение, но второй Мартен-Герр!

– Опять это сумасшествие, Мартен! Вы, вероятно, стоя спите и видите сны.

– Да нет же, это не сон. Он заговорил со мной, монсеньор, ей-ей! Остановился, уставился на меня своим колдовским взглядом, от которого я аж застыл, и сказал, рассмеявшись бесовским смехом: «Ну, что? Мы все еще состоим на службе у виконта д’Эксмеса? (Заметьте это „мы“, монсеньор.) И мы приехали из Италии со знаменами, отнятыми у неприятеля герцогом де Гизом?» Я невольно кивнул. Как он это все узнал, монсеньор? И он продолжал: «Не будем же бояться. Разве мы не друзья и братья?» А затем, услышав ваши шаги, добавил с дьявольской иронией, от которой у меня волосы стали дыбом: «Мы свидимся, Мартен-Герр, мы еще свидимся», – и юркнул в эту низкую дверь, а вернее – в стену.

– Да ты бредишь! – засмеялся Габриэль. – Он бы просто не успел проделать все эти штуки. Ведь мы расстались с тобой на галерее совсем недавно.

– Монсеньор, я ни на минуту не уходил с этого места!..

– Еще одна новость! С кем же я тогда говорил в галерее, если не с тобой?

– Наверное, с ним, монсеньор, с моим двойником, с моею тенью.

– Мой бедный Мартен, – сказал с состраданием Габриэль, – тебе нехорошо? У тебя, должно быть, голова болит? Мы слишком долго были на солнце с тобой.

– Ну да, – возмутился Мартен-Герр, – вы опять думаете, что у меня бред. Но вот вам доказательство, что я не ошибаюсь, монсеньер: мне совершенно неизвестны распоряжения, которые, по вашим словам, вы мне только что дали.

– Ты их забыл, Мартен, – мягко проговорил Габриэль. – Ну что ж, я их повторю, мой друг: ты должен отправиться вперед, взяв с собою Жерома, и ждать меня со знаменами на углу улиц Сент-Антуан и Сент-Катрин, а Кристоф пусть останется со мною. Теперь вспоминаешь?

– Простите, монсеньор, как же можно вспомнить то, чего никогда не знал?

– Как бы то ни было, теперь ты это знаешь, – бросил Габриэль. – Пойдем к ограде, где ждут нас наши люди с лошадьми, и живо в путь! В Турнелль!

– Слушаюсь, монсеньор. Выходит, что у вас двое оруженосцев. Хорошо еще, что у меня всего лишь один господин, а не два!

VIII. Удачная карусель

Ристалище для праздничных состязаний было устроено на улице Сент-Антуан и тянулось от дворца Турнелль до королевских конюшен, образуя длинный прямоугольник. На одном его конце высилась трибуна для королевы и придворных, на противоположном – как раз у входа на ристалище – ждали своей очереди участники состязаний. По сторонам волновалась толпа.

Когда около трех часов пополудни, после венчания и свадебного обеда, королева и двор заняли отведенные им места, отовсюду раздались приветственные клики.

Но из-за этого-то взрыва ликования праздник начался с несчастного случая. Конь господина д’Аваллона, одного из капитанов гвардии, испугался, взвился на дыбы и ринулся на арену, а всадник, не удержавшись в седле, ударился головой о деревянный барьер. Его тут же унесли и передали врачам в состоянии почти безнадежном.

Король страшно огорчился, но страсть к состязаниям вскоре одержала в нем верх.

– Ах, бедный господин д’Аваллон! – вздохнул он. – Такой преданный человек! Позаботьтесь же о тщательном уходе за ним. – И прибавил: – А скачки с кольцами можно все-таки начать.

В ту пору скачки с кольцами были игрой несколько более сложной и трудной, чем та, которая знакома нам теперь. Столб, с перекладины которого свисало кольцо, отстоял на две трети дистанции от ее начала. Надо было галопом пройти первую треть, проскакать во весь опор вторую и, на всем скаку проносясь мимо столба, концом копья снять кольцо. Но, что всего важнее, – древко копья не должно было касаться плеча; держать копье требовалось горизонтально, подняв локоть выше головы. Последняя треть арены проходилась рысью. Призом было бриллиантовое кольцо – дар королевы.

Генрих II на белой лошади, покрытой бархатным с золотой отделкой чепраком, был самым изящным и ловким всадником, какого только можно себе представить. Он держал копье и управлял им с поразительной грацией и уверенностью. Очень редко бил он мимо кольца. Однако с ним соперничал господин де Виейвиль, и был даже момент, когда казалось, победа достанется ему – у него было на два кольца больше, чем у короля, а снять оставалось только три. Но, будучи опытным придворным, господин де Виейвиль промахнулся три раза подряд – вот ведь незадача! – и приз достался королю.

Принимая перстень, он на миг заколебался, и глаза его с сожалением остановились на Диане де Пуатье. Но это был дар королевы. Пришлось преподнести его новой дофине, Марии Стюарт.

– Ну что, – спросил он в перерыве между состязаниями, – есть надежда спасти господина д’Аваллона?

– Государь, – ответили ему, – он еще дышит, но почти безнадежен.

– Бедняга! – покачал головой король. – Приступим же к состязанию гладиаторов.

После этой красивой борьбы, закончившейся громом рукоплесканий, стали готовиться к скачкам со столбами.

В том конце ристалища, где находилась трибуна королевы, в землю врыли на небольшом расстоянии друг от друга несколько столбов. Надо было вскачь объехать все эти импровизированные деревья, не пропуская ни одного. Призом был браслет чудесной работы.

Из восьми туров три принесли победу королю, другие три господину генерал-полковнику де Бонниве. Решающим был девятый и последний тур. Но господин де Бонниве был не менее ловок, чем господин де Виейвиль, и, как ни выбивалась из сил его лошадь, прибыл он только третьим, и приз опять достался Генриху.

Король уселся тогда рядом с Дианой де Пуатье и на глазах у всех надел ей на руку только что выигранный им браслет.