Владимир Топилин - Серебряный пояс Страница 14

— Что стоишь? Пошли…

— А как же ты?

— Сидай. А я — сзади.

Парень браво вскочил в седло, повернул голову, ожидая, что целительница сядет на Рыжку с чурки. Но последняя опять махнула рукой:

— Шагай, а я потихохоньку следом.

Иван тронул повод, предположил, что Петричихе еще надо куда-то зайти или что-то сделать, поэтому она не села на жеребца. Выруливая по грязной улице в недалекий лог, он постоянно оглядывался, ожидая, что последняя даст команду на короткую стоянку. Однако та и не думала садиться, уверенно шла следом за конем. Коротко, сухо приветствуя соседей и знакомых, она троекратно крестилась или плевалась через левое плечо.

— У, сватья… Опять дорогу закудыкала… Прости меня, Господи, рабу твою грешную, — или: — Ух, черт, не смеши! И за мною не ходи!

Наездник воспринимал поведение Петричихи как некий ритуал. Они уходили по улице в тайгу посветлу, поздним утром. У людей тайги это считалось дурной приметой. Парень считал, что старушка специально не села на коня, чтобы в поселке замолить следы от дурного глаза.

Вот небольшая процессия добралась до поскотины. Позади за пригорком остались последние строения старательского поселка. Впереди перед путниками раскинулась глухая тайга. Иван остановил Мухортика, повернулся: может, помочь старой взобраться на коня? Не ожидая остановки, Петричиха ткнулась в Рыжку, получила по лицу взмахом конского хвоста, сурово нахмурила густые брови:

— Что встал? Двигай дале!

— Поедешь? — переспросил Иван.

— Что я, без ног? Так пойду.

— Зачем идти, когда конь пустой идет?

— Так конь мои мешки везет!

— Он и тебя увезет, — все более распаляясь, крутил головой Иван.

— Пошто мне скотину мучить. Ему и так тяжело!

Иван замолчал: что со старой спорить? Ладно, хочет, пусть шагает. Устанет — скажет.

Он направил Мухортика по тропе. Уважая Петричиху, Иван старался ехать спокойно, неторопливо, чтобы она не отставала. По тайге конь шагает в два раза быстрее человека. Угнаться за ним нелегко, тем более престарелому человеку Ивану казалось, что вот-вот знахарка окликнет его, сядет на коня, тогда дело пойдет быстрее. Однако та молчала, быстро шла сзади. Старушка не отставала от Рыжки ни на шаг. Сколько бы Ванюша не оглядывался, постоянно видел мелькающий платок за крупом ведомого коня. Он прибавил ходу. И спутница пошла быстрее. На чистом, ровном месте парень увеличил передвижение до скорого шага, но бабуля не отставала. На короткой переправе через речку кони приостановились, захотели пить. Пока Мухортик и Рыжка склоняли головы к воде, Петричиха перешла реку выше по бревну и уже с другого берега равнодушно бросила:

— Передом пойду. Надоело коню в зад смотреть. Ванюшка, чем ты их сегодня кормил? Едва ноги переставляют!

— Бабуля! Под ногами путаться будешь! Садись, поедем, так дело быстрее будет, — взмолился Иван, но та лишь пожала сухими плечиками и пошла дальше.

Юноша возмутился: «Ну и вредная бабуся! Эх, сейчас конем растопчу!» Дернул парень уздечку, сразу погнал коня ускоренным шагом. Знахарка, на ходу поправляя серый платок, засеменила в десяти шагах впереди. Он думал ее быстро обогнать, но не получилось. Кажется Ивану, что с бабкой творится что-то непонятное: выражение «засеменила» не соответствовало ее передвижению. Скорее всего, здесь подошло бы «засверкала пятками», с таким «реверансом», похожим на взмахи крыльев порхающего рябчика, так переставлялись ноги ретивой старушки. Нет, она не бежала, так как не позволяла местность, а просто шла. Но при этом передвигалась так быстро, что расстояние между ней и лошадьми начало постепенно увеличиваться.

Иван пришпорил Мухортика: сейчас догоню! Конь пошел живее, но не настолько, чтобы затоптать пожилую женщину. Выбитая грязь, камни, галечник, болотина, упавшие колодины тормозили ход. Между тем данные препятствия шустрая старушка обходила стороной: перепрыгивала через упавшие деревья белкой или непонятно каким образом перелетала через нагромождения хлама. Очень быстро согнутая годами спина Петричихи мелькнула последний раз и исчезла впереди за поворотом. Проворная бабуля убежала от Ивана, который ехал на коне!

Молодой наездник видел многих, кто ходил по тайге, как говорят промышленники, ходко. Некоторые из них, мужики, шли долгие километры, не останавливаясь, без отдыха, не уступая коню. Но чтобы женщина, на первый взгляд дряхлая старушка, постепенно уходила от скорого мерина, парень наблюдал впервые. Сначала Иван успокаивал себя: «До первого пригорка!» Он все еще тешил себя надеждой, что знахарка наконец-то сдастся, запреет. Может, вон на той релке попросится в седло или хот я бы попросит минуту на отдых.

Ничего подобного. Когда Иван выехал на «ту релку», Петричиха стояла у пышной рябинки, поедая богатые плоды бордовых ягод. На приближение парня она никак не отреагировала, просто стала нахваливать подбитый морозами урожай. Взмыленный Мухортик приостановил свой ускоренный шаг. Старушка спокойно повернулась к ним и, как ни в чем ни бывало, участливо спросила:

— Что, Ванюшка, пристал небось?

Ездоку стало стыдно, что он, здоровый парень, едет верхом, в седле, а Петричиха бежит впереди коня, обгоняя его. Пытаясь разглядеть на морщинистом лице своей спутницы хоть ниточку усталости, он уважительно спросил:

— Что же, а вы, бабуля, наверно, из сил выбились?

— Да что ты, милай! — удивленно вскинула смоляные брови последняя. — Разве можно? Я же без груза шагаю, пустая… Котомки конь везет, и слава богу! А я и сама дойду! — и зашагала дальше.

Перед Колбинским перевалом Ваня спешился, повел коней в поводу. Соответственно, отстал от Петричихи еще больше и догнал ее на хребте. Бабуля уже запалила небольшой костер и нанизывала на прутики таволожника последние, чудом сохранившиеся на солнцепеке, мясистые опята.

— Ох, Ванюшка! Жалко мимо такого добра проходить, — покачала головой целительница, раз сам Бог нам такую усладу дает! Поедим и дальше пойдем.

Жареные грибы оказались действительно очень вкусными. Для душистого аромата Петричиха бросала на огонь прутики талины. Присыпая солью лакомство, Иван вдруг ощутил прилив новых сил. А может, это ему так показалось на голодный желудок? Предприимчивая старушка смаковала грибы без соли, с укоризной посматривая, как парень не бережет столь дорогое лакомство.

Когда легкий обед подошел к концу, юноша вновь предложил бабушке занять место в седле Рыжки. Та опять отказалась, махнула рукой: сама дойду. Ему ничего не оставалось, как в очередной раз, преодолевая стыд, взбираться на коня и удивляться выносливости спутницы.

Петричиха тяжело вдохнула свежий воздух, посмотрела на далекие хребты:

— Эх, годы мои, как те перевалы, что остались позади… Сейчас что? Ноги болеть стали, руки зудят. Вот раньше, помню, в девках была. Когда сюда, в Сибирь, от нужды бежали с Волги-матушки, я проворная была. Всей семьей за четыре месяца переход сделали. Можно быть, и быстрее, если бы не корова… Однакось, хватит брехать, шагать надо! Больной ждет!

Сок кедровой колоды

Без лишних церемоний, даже не поприветствовав угрюмых старателей, Петричиха посмотрела по сторонам:

— Где хворый?

— У нас на полатях, — указал в сторону своего дома Григорий Феоктистович.

Целительница прошла к приземистым дверям, проворно утонула в проходе, выпроводила любопытных:

— Все на двор! Один Ванька пусть останется. Эх, а воздух-то какой спертый! Так ить умертвить человека можно. Приоткрой, Ваньша, творило да в сторону отойди, свету дай!

Когда ее просьба была исполнена, знахарка наклонилась над Михаилом, прикоснулась ко лбу больного:

— Однакось, как же ты, мил человек, под медмедя-то угодил? Где что болит? Как себя чувствуешь?

— Так вот, бабуля, и на старуху бывает проруха… — слабо заговорил охотник. — Надо было медведицу добить, а я понадеялся. Вот она меня и сложила пополам. Однакось, наверно, не встану боле…

— Не говори, что ни попадя! — набожно перекрестившись, старушка отмахнула ладошкой от лица плохие слова. — Бегать будешь, куда денешься?! Скажи еще, где что беспокоит?

— В пояснице. Будто кто кол забил…

— А ноги как? Ноги чувствуешь?

— Будто кипяток залили, сдвинуть не могу, сил не хватает.

— А кто же тебя положил так, мил человек? Надо на живот… Ваньша! Помоги человека перевернуть, вот так, только осторожно, — нараспев, успокаивая больного, заговорила Петричиха. — Сейчас мы тебя посмотрим… Как тут, косточки целы, али нет?

Знахарка приложила сухие ладони на спину больному, вдавливая подушечки крючковатых пальцев в тело, стала прощупывать положение позвонков. Постепенно передвигая руки от лопаток к пояснице, пожилая женщина интересовалась у медвежатника, что он чувствует. Михаил терпеливо отвечал на вопросы, а потом вдруг резко вскрикнул. Старушка удовлетворенно качнула головой, более осторожно прощупывала место травмы: