Алла Бегунова - Когда падают звезды Страница 14

Появление скифов, сарматов, а потом и гуннов можно сравнить с действием урагана. Они разрушили древне-греческую цивилизацию, но никакой другой на этой благодатной земле не создали. Они канули в вечность почти бесследно. Лишь кое-где по крымским степям стоят их каменные идолы, при раскопках курганов попадаются предметы их вооружения и домашнего обихода, в манускриптах поздних античных авторов Плутарха и Геродота упоминаются иногда имена их вождей, их примитивные верования, их первобытные обычаи.

Как долго продолжалось запустение прежде цветущего края, не знает никто. Таврида – греческое название полуострова – вновь ожила в VI веке, при византийцах. Значительно позже сюда пришли генуэзцы. Предприимчивые купцы и умелые мореплаватели, они быстро оценили выгоды расположения полуострова, настоящей жемчужины Черного моря. Но не Пантикапей понравился им, а Феодосия. Этот город они переименовали в Кафу и превратили в крупнейший центр торговли всей средневековой Европы.

Весной 1475 года на рейде Кафы ее ошеломленные жители увидели многочисленный флот. Примерно 300–500 судов разного водоизмещения привел к полуденным берегам из Стамбула Гедик-Ахмад-паша, удачливый военачальник турецкого султана. Грозная генуэзская крепость отражала приступы врагов… четыре дня. Тут османским завоевателям очень помогли татары из Золотой Орды. Они появились в таврических степях в XIII столетии. Вскоре турки с помощью кочевников изгнали итальянцев отовсюду и захватили земли и города, ранее принадлежавшие тем как в Северном Причерноморье, так и на южном берегу полуострова. Кафа, Пантикапей, переименованный где-то в Х – XII веках в Керчь, Судак, Ялта, Балаклава – все эти черноморские города-порты стали теперь турецкими владениями, христианское население в них подверглось насильственному обращению в ислам, церкви перестроены под мечети.

Не особенно церемонились турки и с татарскими союзниками. Крымское ханство сделалось вассалом Османской империи. Гедик-Ахмад-паша помог одному из представителей династии Гиреев – Менгли – занять ханский престол. С тех нор назначение правителя крымско-татарского государства происходило в Стамбуле, в приморских городах располагались турецкие гарнизоны. Ханы по первому требованию султана должны были выставлять войско для его новых завоевательных походов…

Дорога обогнула Эни-Кале, крепость, построенную турками сравнительно недавно, в XVII веке, и вывела русских путешественников к долине. Белые домики селения Коп-Кыпчак утопали в зелени садов и виноградников. Самым заметным строением среди них был двухэтажный особняк Юсуп-бея, расположенный на окраине деревни и обнесенный высоким забором. Беззвучно открылись его ворота, и экипаж Аржановой заехал во двор, вымощенный каменными плитами. Опять не увидели бешлеи загадочной пассажирки. Мелькнуло лишь бежевое ее одеяние. В окружении охраны она быстро вошла в дом.

Первым приветствовал Анастасию Юсуп-бей, согбенный, высохший, как посох, старик с редкой седой бородой и усами. Недавно ему исполнилось семьдесят лет. Он отлично помнил молодецкие набеги хана Крым-Гирея на южнорусские села и города. Много красивых женщин привозили тогда в Крым татарские воины. Обычно они продавали полонянок на невольничьих рынках в Кафе и Гёзлёве. Например, за госпожу Аржанову можно было бы выручить целое состояние. Но где теперь хан Крым-Гирей? Где его быстрые всадники? Где те самые толстые и богатые турки, готовые заплатить за белую рабыню полновесной золотой монетой?

Хитро поблескивая черными глазами-щелочками, престарелый татарский вельможа повел гостью в сад. По просьбе крымского правителя вдова подполковника приехала сюда за два часа до назначенного начала праздника и увидела, как слуги развешивают гирлянды из сосновых веток и цветов, расстилают ковры, ставят на них низкие шестигранные столики – кьона. Согласно законам шариата, мужчины и женщины не могли проводить время на празднике вместе. Потому площадку за домом при помощи полотнища, натянутого на столбы, разделили на две части: побольше и покрасивее – для мужчин, поменьше и похуже – для женщин.

Но Юсуп-бей, шаркая ногами и опираясь на клюку, двигался дальше. Он увлек Аржанову в глубь сада, туда, где начинался виноградник: ряды кустов высотою до полутора метров, привязанные к палкам, с разлапистыми листьями и тяжелыми гроздьями. Им навстречу из деревянной решетчатой беседки, увитой плющом и виноградом, вышел светлейший хан. Юсуп-бей, поклонившись ему, повернул назад. Анастасия осталась.

– Soyez lo btenvenu a jardin de tartar… – сказал ей повелитель крымских татар.

– Jе suis heureux de vous voiv revoir, cir, – ответила ему Аржанова.

– Comment aller-vous?

– Bien, merci. Et vous?

– Tout doucement.

– Pourquoi?

– C’est bon question. Je voudrais repondre tout de suite. Je vous prie!..[15] – Он жестом пригласил ее войти в беседку.

Французским языком Шахин-Гарей владел не слишком хорошо. Но перешел на него потому, что рядом с Аржановой находилась ее охрана – сержант Чернозуб и капрал Ермилов, да и Юсуп-бей не торопился покинуть это место. Ему явно хотелось узнать, каким будет дальнейший ход встречи светлейшего хана с прелестной русской гостьей.

Но подозрения старика не оправдались. Вовсе не любовное свидание устроил в беседке правитель, а деловые переговоры. Говорить он желал с Анастасией, причем без свидетелей, о нынешних намерениях Екатерины Великой, об отношения ее правительства к ситуации, сложившейся в Крыму. Он доверял молодой женщине. Два года назад поручение хана она выполнила добросовестно. Тогда в письме к нему царица упомянула об этом и с похвалой отозвалась о госпоже Аржановой.

Два могучих кирасира по ее приказу заняли места у входа в беседку, обнажив палаши и по-боевому взяв их «на-плечо». Анастасия чуть приподняла подол юбки-панье и осторожно поставила ногу на шаткую ступеньку. К ее радости, в беседке находились не ковры и подушки, но высокий европейский стол и стулья вокруг него. Так хан заранее побеспокоился о комфорте своей собеседницы, которая, естественно, будет одета по петербургской, а не по бахчисарайской моде.

Вместо традиционного кофе он предложил ей муселес – густой сладкий напиток, отдаленно напоминающий вино. Его изготовляют в Крыму в краткий период сбора винограда из свежего сусла, которое кипятят в медных тазах на небольшом огне около двух часов. Татары с удовольствием пьют муселес. Они полагают, будто этим нисколько не грешат против Корана, ибо пророк Мухаммад запретил им употреблять напиток, получаемый в результате брожения винограда. Сусло же не бродит, а лишь перекипает в собственном соку.

– Ничего подобного не пробовала, – по-русски сказала Аржанова.

– Но ведь вкусно?

– Очень.

Шахин-Гирей грустно улыбнулся:

– Многого вы не знаете о моей стране… Впрочем, я сам порою становлюсь в тупик. Народ то предан мне и покорен, как стадо овец покорно мудрому пастырю, то доверчиво внимает моим врагам и готов принять за правду любую хулу, ими на меня возводимую. Выходит, таковы здесь обычаи и нравы. Люди непредсказуемы, непостоянны и непосредственны, точно малые дети. А я собрался строить с ними великую империю Гиреев на берегах Черного моря.

– Сейчас вы отказались от этой мысли?

– Нет. Я дал слово вашей царице. Мы вместе с ней мечтали о сильном, независимом, обновленном ханстве Крымском.

– Государыня, как и прежде, верит вам.

– Я благодарен ей за помощь. Теперь мятеж будет подавлен. Но бунтовщикам надо преподать урок, который они запомнят навсегда.

– По свойственному ей человеколюбию, Ее Величество просит вас не предавать смертной казни, особенно – публичной, – вашего старшего брата Бахадыр-Гирея…

Хан вскинул на нее темнеющие от гнева глаза:

– Вы думаете, он пожалел бы меня, если б тогда, в Кафе, схватил и арестовал?

– Мне трудно судить об этом, ваша светлость, – задумчиво произнесла Анастасия.

– А мне легко! – Шахин-Гирай, едва не опрокинув пиалу с муселесом, вскочил со стула и нервно заходил по беседке. – Они разгромили мой летний дворец. Они убили там моих слуг. Они грозили мне, слали возмутительные письма… Наконец, собрав по деревням чернь, они выбрали себе нового хана. Как будто я уже мертв! И я должен простить?!

– Речь идет лишь о соразмерности наказаний, ваша светлость.

– Подарить жизнь бунтовщикам и предателям?

– Возможно, именно монаршая милость успокоит народ.

– Вы не знаете моего народа и потому глубоко заблуждаетесь! – Он остановился перед Аржановой. Она поразилась перемене, в одну минуту случившейся с ним: лицо словно желтая восковая маска, искаженная гримасой злобы, бешеный взгляд.

– Я заблуждаюсь? – спросила она в некоторой растерянности.

– Конечно! Мои действия будут согласованы с Кораном. Сказано же в шестьдесят третьей суре, трактующей о лицемерах: «Все равно им, будешь ты просить им прощения или не будешь; никогда не простит им Аллах; ведь Аллах не руководит народом распутным!»