Михаил Попов - Темные воды Тибра Страница 14

Вернувшись к своему господину, Карма застал забавную картину. Сулла ел, как хищник, обжигаясь и шипя от злости, по черному от пыли лицу ползли капли пота и смешивались с каплями быстро застывающего на щеках жира.

Победитель был явно доволен собой.

– Ну что, Марк, – крикнул он, – не нашел ли ты там вина, а?

Сглатывая слюну, Карма положил под ноги хозяину большой вытертый бурдюк, который нашел в шатре.

Сулла умелым движением развязал его и стал лить темно-красную жидкость себе в рот. Половина вина, конечно, оказалась на шее и за вырезом панциря. Протянув изрядно опорожненную емкость своему секретарю, Сулла вытер губы тыльной стороной ладони:

– Пей, победитель!

Карма поднял бурдюк.

– Послушай, а где же этот твой таинственный друг, который все добивается встречи со мной, где он?

Сделав несколько больших глотков и зажмурившись от удовольствия, секретарь сказал:

– Я хотел привести его к тебе на корабле, но он, как и все, болел. Когда мы высадились, было не до разговоров.

– Правильно, было не до разговоров, клянусь всеми монологами Плавта.

– Я предложил ему присоединиться к походу, даже дал ему коня. Я сказал ему, если он хочет говорить с тобой, пусть сопутствует тебе.

– Ты, как всегда, все сделал правильно, Марк. И что же он?

– Ни в походе, ни в бою мне было не до него. Скорее всего, он погиб.

– А что он все-таки за человек? По-твоему, мне…

Сулле не удалось закончить фразу. Раздался немного нестройный гром букцинов, что было извинительно, учитывая обстоятельства дня. Нестройный, но, безусловно, праздничный.

– Марий, – прошептал Марк.

Сулла не торопясь встал и обернулся.

По образовавшемуся живому коридору к нему приближался, слегка увязая в красноватом песке, коренастый человек, сопровождаемый пышной, хотя и весьма потрепанной свитой.

Консул 647 года Гай Марий.

Он тоже не вполне успел привести себя в порядок, поэтому, когда подошел к своему квестору и обнял его, человеку, склонному иронически смотреть на вещи, могло показаться, что обнимаются два негра, переодетых для смеха римскими легионерами.

– Спасибо тебе, Сулла, – сказал Марий.

– Я сделал только то, что было положено сделать римлянину.

– Это твоя победа.

Луций Корнелий провел рукой по лицу, обтирая птичий жир.

– Извини, следы обеда.

Марий усмехнулся.

– Да, мы заслужили право перекусить.

Изящным, каким-то даже артистическим жестом Сулла пригласил консула к своему костру.

Марий, крякнув, сел на сложенную вчетверо львиную шкуру, получилось так, что львиная пасть оказалась у него под задом.

Стоявшие вокруг легионеры приветственно закричали и стали колотить мечами по щитам.

Сулла, прежде чем сесть, провел взглядом поверх голов торжествующего войска.

– Что ты там высматриваешь? – спросил консул.

– Будь я на месте Югурты, я бы именно сейчас нанес удар. По пирующим победителям. Ничто так не кружит голову, как ощущение победы.

– Хвала Юпитеру, что ты – это ты, а Югурта – всего лишь Югурга, – сказал Марий, и собравшиеся вокруг костра засмеялись.

Глава пятая

Бокх

105 г. до Р. X.,

649 г. от основания Рима

Мавританский царь представлял собой жуткое зрелище. От него осталась одна голова, да и та была перепачкана темно-коричневой грязью. Глаза закрыты, на голове колпак из перьев птицы кагу.

Царь принимал грязевую ванну в имении, которое в незапамятные времена принадлежало карфагенскому военачальнику Гискону. Этот доживший до столетнего возраста чревоугодник и пьяница открыл, что если в момент подагрического приступа погрузиться в каменную ванну, наполненную естественной коричневой грязью, то боль отступает и можно вновь не отказывать себе в употреблении сладких вин, жареных моллюсков и понтийских специй.

Просидев половину своей восхитительной жизни в лечебной яме, Гискон закончил ее в яме выгребной, куда его бросили с перебитыми суставами мятежные карфагенские наемники.

После неудачного сражения у двугорбого холма здоровье мавританского царя Бокха пошатнулось. Нет, он не был ранен, просто заметил, что не может принять за ночь более трех наложниц и останавливается на двенадцатой куропатке за ужином, тогда как в прежние, лучшие времена управлялся с двадцатью. Кроме того, начали ныть суставы. Придворные лекари предложили ему испытанное средство – пустить кровь, но оно показалось царю слишком подозрительным – кто знает, сколько крови может выпустить лекарь, если он неумел или, пуще того, злонамерен. Ему предложили обкладывать колени горячими желудками свежезарезанных барашков. Это Бокху понравилось больше, к тому же барашков после процедуры можно было съедать. У этого средства был один недостаток – оно нисколько не помогало.

Выписанный из Коринфа лекарь приехал с огромным рукописным трактатом, принадлежавшим, по его словам, перу самого бога Асклепия. Но лекаря в день приезда укусил тарантул, и он потерял дар речи. Он мог только пальцем показать то место в книге, которое следовало читать, чтобы найти средство от царских болей.

Придворный толмач перевел с греческого указанный совет бога-врачевателя так: против болей в суставах может лучше всего помочь молоко девственниц.

Совет был загадочным, если не сказать бессмысленным, поэтому царь сразу же в него поверил. Из всех окружавших Темею, столицу царства, сел были доставлены молодые девственницы; специально выделенные люди – их набирали из опытных виноделов, умеющих обращаться с нежной виноградной гроздью, – днем и ночью в отведенном для этого крыле дворца занимались добыванием молока девственниц.

Поскольку дело шло туго, кто-то из хитроумных придворных, дабы облегчить страдания царя (а отнюдь не девиц), решил пойти на хитрость, привел во дворец несколько кормящих матерей. Конечно, о хитрости донесли государю, конечно, добродетельный хитрец был жестоко казнен. Царь стал самолично проверять, до какой степени является девственницей каждая из прибывающих во дворец девушек.

Трудно сказать, чем бы завершилось греческое лечение, если бы не Югурта. Именно он посоветовал своему тестю обратиться к помощи старинных, испытанных грязей. Бокх согласился. Все, что было освещено карфагенским опытом, вызывало в африканских правителях бесспорное уважение. По сравнению со знатоками роскоши, пунами, даже нынешние хозяева мира, квириты, казались грязными варварами.

Югурта, надо сказать, не столько заботился о здоровье своего переменчивого родственника, сколько о расположении его духа в свою пользу. Несмотря на полный разгром мавританской армии, Бокх остался самым сильным и, что самое главное, самым желанным союзником нумидийца. Неисповедимы повороты исторических судеб. Стоило римлянам разнести в пух и прах видимое военное могущество мавританского царя, как они стали относиться к нему с величайшим вниманием и уважением.