Юрий Корольков - Операция «Форт» Страница 14

Белозеров оставался рядовым бойцом, однако Молодцов, намечая некоторые перестановки в отряде, подумывал — не сделать ли его командиром взвода. Надо пристальней присмотреться к Анатолию. Без этого осторожный Бадаев никогда не принимал окончательных решений. Поэтому и сейчас он не случайно послал в разведку именно Белозерова.

— Выходи! — едва слышным шепотом скомандовал Молодцов.

Порядок выхода был установлен заранее. Сначала вышла группа обеспечения — шесть бойцов вместе с Галиной Марцишек. Трое поднялись по косогору наверх, один спустился на дно неглубокой балки, а двое залегли по сторонам. Потом раскинули плащ-палатку и втащили в нее тяжелый ящик радиостанции. Последнее, что сделали — подняли над землей антенну, как флаг на боевом корабле. Радисты сняли шапки, надели наушники, снова натянули шапки-треухи и принялись «колдовать» над передатчиком. В эфир ушли позывные. Ключ морзянки выстукивал бесконечные тире и точки. Если бы это было летом, издали могло бы показаться, что в степи тихо стрекочут цикады.

Кругом было темно, почти как в катакомбах. И очень холодно — к ночи ударил сырой мороз, и земля покрылась ледяной коркой.

Связь с Центром установили сравнительно быстро. Сквозь шумы и разряды из Москвы донеслись условные сигналы — их слышат, просят передавать. Но связь была неустойчивой. Москва то исчезала, то появлялась вновь. Радисты начали нервничать. На холоде деревенели пальцы, и ключ становился непослушным, словно в руках новичка. На передатчике стали работать по очереди — один передавал, другой отогревал пальцы, засунув руки в карманы.

Информацию в Центр передавали по степени ее оперативной важности. Сначала донесение, которое принесла Тамара Большая, — близ спирто-водочного завода обнаружен большой склад горючего.

«На две ближайшие ночи, — передавал Кир, — устанавливаем дежурство наших людей. Для наводки самолетов предлагаем сигнальные ракеты с двух сторон в направлении указанного объекта — красная, зеленая, зеленая».

«Штаб румынской дивизии расположен на улице Люксембург, военная комендатура — на улице Буденного, сигуранца — на Бебеля 12, военно-полевой суд — на Канатной, гестапо — на Пушкинской 27».

Следующая информация проходила с еще большим трудом — в радиограмме упоминалось много фамилий, и радист в Москве часто переспрашивал, просил повторить. Отвечая на запрос Центра, Кир передавал список руководящих должностных лиц в оккупированном приморском городе.

«Гражданские власти в Одессе: городской голова Герман Пынтя, его заместители Владимир Клореску и Владимир Кундерт. Губернатор Транснистрии — профессор Алексяну…

Командует войсками в Одессе генерал Н. Гинерару, начальник штаба Петр Демитреску, военный прокурор подполковник Кирилл Солтан. Следователи и контрразведчики, недавно прибывшие из Бухареста, — майор Курерару, капитан Аргир, локатиненты Харитон, Жоржеску. Звания и фамилии других уточняются».

В эту холодную промозглую декабрьскую ночь Владимир Молодцов передавал в Центр адреса фашистских учреждений, имена контрразведчиков, с которыми через несколько недель ему, закованному в кандалы, пришлось встретиться под именем Павла Бадаева. Свою подпольную кличку Владимир Александрович Молодцов избрал не случайно. Девичья фамилия жены его была Бадаева. Тоня Бадаева… Сколько добрых, светлых воспоминаний было связано с этой фамилией!.. И никакие пытки, никакие мучения не заставили чекиста-разведчика назвать свое настоящее имя.

Сеанс продолжался. Кир лежал на подтаявшей под ним земле, забравшись по пояс в палатку и подоткнув с боков брезент, чтобы свет от крохотной лампочки не просочился наружу. Он тоже замерз, и зубы начали выбивать «морзянку». На той стороне связи радист по нескольку раз просил повторить текст, ссылался на плохую слышимость. Не вытерпев, Кир набросал дополнительную радиограмму и приказал в конце сеанса передать ее Григорию.

«Связываюсь с вами под угрозой оказаться раскрытым румынскими патрулями, работаем на морозе под открытым небом. В результате неопытности радиста Центра четвертый час нахожусь в эфире. Мои радисты буквально замерзают и не в состоянии работать. Прошу установить нормальную связь».

И все же, как не измучилась группа, сеанс продолжался. Теперь передавала Москва, и радисты так же по очереди записывали ряды цифр. Что в них? Бадаев читал их, и его охватывало все большее волненье. Он готов был простить невидимому радисту и его неопытность, и многочасовой прием на морозе, и холодную дрожь во всем теле. Радист передавал об успешных боях под Москвой, о начавшемся большом наступлении советских войск, о наших трофеях и потерях противника.

И еще одну радостную, теплую весть передал неизвестный радист — телеграмму жены:

«Володя! Шурик, Люся, Вова здоровы. Материально обеспечены, получаем по аттестату. Шурик учится отлично, Люся гуляет, Вовик ползает. Я пока не работаю, вожусь с ребятами. Чувствую себя хорошо. Пиши. Твоя Тоня».

В грудь проникла волна нежной радости. Почти механически просмотрел он концевую фразу радиограммы из Центра:

«Прием заканчиваем, других указаний для Кира из Центра не поступало».

А разведчик Кир все еще лежал на земле и повторял мысленно дорогие ему имена: «Шурик, Люся, Вова… Твоя Тоня… Твоя Тоня…»

Закоченевшие и усталые ушли в катакомбы. Только здесь Бадаев сказал товарищам о начавшемся наступлении в Подмосковье. Даже такая весть не позволяла шуметь в катакомбах, когда рядом противник, к тому же от сотрясения воздуха могли рухнуть нависшие над головами тяжелые глыбы. Только неистово хлопали друг друга по спинам и крепко пожимали руки. Лишь отойдя глубоко в катакомбы, дали волю переполнявшим всех чувствам и все же говорили шепотом — катакомбы не терпят громкого голоса. Здесь нужна тишина, чтобы не рушилась кровля.

На базу вернулись утром, которого в катакомбах никогда не было. Только сырой мрак и холод.

В катакомбах закончился обычный будничный день партизан и разведчиков. Начинался следующий, такой же будничный и рядовой день без утра, без вечера — календарные сутки.

БАДАЕВ ВЫХОДИТ В ГОРОД

Сапожник Евграф Никитенко жил в маленьком флигеле, выходившем окнами на тесный двор, мощенный неровными широкими плитами из слоистого камня. Такие плиты испокон веков заменяют на юге и асфальт и бетон для пешеходных дорожек. Задняя стена дома примыкала к обрывистому косогору, заросшему деревьями и невысоким кустарником. Сквозь оголенные кусты виднелась часть соседней улицы, проходившей над уровнем крыш. Летом зеленая листва заслоняла дворик от внешнего мира, но сейчас он был весь на виду, словно прикрыт тюлевой занавеской.