Глеб Голубев - След Золотого Оленя Страница 14

— Он повесился?

— Вот и я тоже так поначалу подумал, не разобрался, но история оказалась посложнее, — покачал головой Андрей Осипович, усаживаясь поудобнее и настраиваясь на подробный, неспешный рассказ. — Комната была заперта изнутри, ничего вроде не тронуто, даже пыль нигде не потревожена. Помню, тем, что это подметил, я особенно возгордился: вот какой, дескать, Шерлок Холмс или, на худой конец, Ник Картер. А на столе с кривыми ножками стояла почти допитая поллитровка, тарелка с остатками немудрящей закуски — маслины там, помидор, остатки тараньки. И всего один стакан. Ну, ясное дело: выпил для храбрости на дорожку, а потом и полез в петлю. В таком смысле я и доложил своему начальнику и наставнику. А он меня высмеял и ткнул, как щенка носом, в несообразности, которые я не заметил.

Клименко улыбнулся и продолжал:

— Наставником у меня был балтийский матрос Антон Григорьев. Не знаю, каков он был морячок, но в ЧК его направили совершенно правильно. Он тут свое истинное призвание нашел. Был у него настоящий следовательский талант. Он мой бодренький доклад выслушал, покачал с сомнением головой и говорит: «С чего это вдруг, пересидев в своей норе и деникинцев, и врангелевцев, благополучно спасшись от всех погромов, этот Мирон Рачик теперь, когда мы порядочек навели, взял да вдруг и повесился? Сомнительно». — Потом спрашивает меня: «Петля-то какая была?» — «Обыкновенная». — «Где она? Покажи». Я только ручками развожу. Хорошо, петлю не выкинул, когда срезал, осталась она на полу валяться. Осмотрел ее внимательно Григорьев и спрашивает меня: «Он что — моряк был?» — «Нет, — говорю, — ювелир». — «А раньше на флоте не служил?» — «Не знаю», — говорю, а сам уже начинаю злиться…

Андрей Осипович лукаво усмехнулся и покачал головой, вспоминая давний разговор.

— Тут показывает он мне узел срезанной петли и говорит: «Посмотри внимательно и запомни. Такой узел лишь опытный моряк завязать может. „Рыбачий глаз“ называется. Нет, его не ювелир вязал. Тут, говорит, преступник хитрый, опытный работал. Да перехитрил. Свой стаканчик и вилочку спрятал, даже, наверное, вымыл тщательно. Дескать, пусть подумают, будто покойник перед отправкой на тот свет сам себе поминки устроил. Но уж больно старательно подлец на столе все расставил, нож и вилочку разложил, даже крошки сдуру смахнул. Перестарался! Когда в одиночку пьют, да еще последний раз в жизни, где уж тут за чистотой следить. Так что вскрытие наверняка покажет: не сам ювелир в петельку влез, его туда уже мертвым засунули». Ну и он прав, конечно, оказался. Вскрытие подтвердило: ювелира сначала задушили другой петлей, видимо, ловко накинутой ему на шею сзади, когда он не ожидал, — след от нее остался. Значит, убил Рачика кто-то, кому он доверял, дверь открыл, сел с ним выпивать.

— А как же вы сказали, будто дверь была изнутри заперта?

— Ну, Григорьев тут же мне продемонстрировал, как просто было убийце, уходя, дверь за собой изнутри запереть. Достаточно лишь крючок укрепить стоймя, а потом хлопнуть дверью посильнее.

— Кто же его мог убить?

— Этого выяснить не удалось. Других, более важных забот хватало. Одно несомненно: убил его кто-то из дружков. Было у нас, кстати, сильное подозрение и на этого Артиста. Помните, я рассказывал, убили его при облаве. Забрали мы его, стали допрашивать. А он возмущался, и вроде искренне, натурально. Уверял, будто покойный был его лучшим другом, и так далее. И представил алиби: видели его в тот вечер, когда ювелира убили, несколько человек совсем в другом месте. Пришлось отпустить. Хотя, нам показалось, Артист знал или догадывался, кто убил Рачика. Чувствовалось это по некоторым его темным намекам и угрозам непременно отомстить за покойного «кореша». Но нам он ничего не сказал. А вскоре и он погиб во время облавы. Кстати, убийство ювелира вместе с другими преступлениями и заставило нас заняться очисткой города от преступных элементов. Специальный приказ был отдан нашему Особому отряду ВЧК на побережье Черного и Каспийского морей. Так он именовался.

— Андрей Осипович, а может, все-таки Артист чемодан в подполе «малины» припрятал? Пусть не он убил Рачика. Но ведь мог его обокрасть? — с надеждой спросил я.

— Увел у него чемодан с драгоценностями? Сомнительная версия. Как ее проверить? Да и ничего она ведь не дает. Ни Артиста, ни Рачика давно нет в живых. Ничего они нам рассказать не могут. Обе ниточки обрываются.

Да, как ни печально, Клименко и теперь оказался прав: поиски снова зашли в тупик.

А на следующий день меня ожидал новый неожиданный удар.

Я собирался позвонить в Ленинград Казанскому, но, когда пришел в музей, меня встретил встревоженный заместитель директора:

— Звонил Олег Антонович. Очень сердился, где вы пропадаете. Будет снова звонить в десять часов. Никуда не уходите.

Что там стряслось? Неужели он получил какие-то новости из Берлина? Наконец звонок раздался — продолжительный, требовательный, явно междугородный. Я схватил трубку и услышал голос Казанского.

— Где вы пропадаете? — напустился он на меня, даже не поздоровавшись. И, не дав мне ничего ответить, продолжал: — Ну и шельма этот Рачик, ну и подлец! Ведь он и нам поддельного оленя всучил!

— Как?!

— Так. Решил я для перестраховки и наши находки послать на экспертизу. Сегодня получили заключение. Липовый олень.

— А они не ошиблись, Олег Антонович?

— Ну, по моей просьбе сам профессор Павлов из Металлургического занимался. Он не ошибется. Сам подписал заключение. И по химическому составу и по технологии плавки «металл, — пишет он, — я цитирую на память, — использованный для изготовления бляхи в виде оленя, является вполне обычным для изделий первой четверти нашего века». Ну, и цифры соответствующие: сколько там золота, сколько серебра, какая примесь меди.

— Надо скорее статью задержать, Олег Антонович.

— С какой стати? Все остальное-то, к счастью, подлинное — и ваза и подвески. Только олень фальшивый. Это, признаться, подтверждает: подделал его именно Рачик. Излюбленная его манера — подсунуть фальшивки среди подлинных древностей. Тогда на нее клюнут без осечки — как мы с вами клюнули. Так что к статье надо лишь дать примечание, сделать сноску, дескать, олень оказался поддельным, обмишурились. Это не поздно, публикации не задержит. Я поручу кому-нибудь из своих аспирантов. Да, но каков жулик! Хорошо еще, что у него времени, видно, не было, а то бы он и вазу подделал. Чтобы и подлинник продать, и фальшивку — вдвойне заработать. Олень-то попроще, с него он и начал. Даже, как видите, две копии сделал: одну в Берлин увез, другая нам досталась. А с вазой не успел, бежать пришлось…