Генри Хаггард - Ожерелье Странника Страница 14

Позднее Фрейдиса спросила меня, о каком сне я говорил, и я рассказал ей все — слово за словом.

— Странная история, — сказала Фрейдиса. — А что вы обо всем этом думаете, Олаф?

— Ничего, кроме того, что это был просто сон. Но все же эти три оборванные нити, обвитые вокруг цепочки ожерелья, которых я не рассмотрел раньше, до того как оно попало в руки Идуны, здорово согласуются с моим сном.

— Да, Олаф, этот сон хорошо согласуется и с некоторыми другими вещами. Вы когда-нибудь слышали о тех, кто утверждает, что человек живет на земле больше чем один раз?

— Нет, — я рассмеялся. — Тогда почему бы им не жить так же, как и раньше? Даже если ты говоришь правду и я, возможно, являюсь Странником, в теле которого, казалось, побывал, то все же я уверен, что женщина с золотым ожерельем — не Идуна! — И я снова рассмеялся.

— Да, Олаф, она — не Идуна, хотя могла бы быть и Идуной, но это неважно. Скажите мне, а вы не разглядели ту жрицу, что была с женщиной?

— Только то, что она была высокой и смуглой, среднего возраста. Но к чему пустые разговоры об этих полуночных видениях?.. Хотя образ той женщины царской крови все-таки преследует меня. Хотел бы я снова увидеть ее, но не во сне. И я хотел бы также, Фрейдиса, чтобы Идуна не трогала ожерелье; боюсь, что это приведет к несчастью. Где она? Я хотел предостеречь ее.

— Где-нибудь прогуливается со Стейнаром, я думаю, и красуется в этом ожерелье. О, Олаф! Я, как и вы, боюсь, что это приведет к беде. И я пока не могу объяснить ваш сон, пока не могу!

Это было в день накануне моей свадьбы. Я и сейчас вижу в движении фигуры всех давно позабытых мужчин и женщин, одетых в свои лучшие одежды, отделанные золотом и серебром, — была приглашена большая компания, и многие из гостей прибыли издалека. Я вижу своего дядю, Лейфа, чернобрового жреца Одина, проходящего через зал в храм, где завтра он должен совершить торжественный свадебный обряд в такой форме, что это сделало бы честь самому богу. Я вижу Идуну, Атальбранда и Стейнара, что-то обсуждавших в сторонке, и вижу себя, наблюдающего за всем происходящим вокруг и находящегося в замешательстве, ибо с того момента, когда я посетил могилу Странника, все окружающее меня стало казаться нереальным. Идуна, которую я любил, почти стала моей женой, но между нами постоянно вставал образ женщины из моего сна. Временами я подумывал, что удар медвежьей лапы повредил мой мозг и что я схожу с ума. Я молил богов, чтобы этого не случилось, и, когда мои молитвы не помогли, пошел посоветоваться с Фрейдисой. Она выслушала меня и коротко сказала:

— Все может быть. Все происходит так, как это определено судьбой. Вы сошли с ума не более других людей. Больше мне нечего добавить.

В те времена в наших краях был обычай, что жена не должна проводить ночь перед свадьбой под одной крышей со своим будущим мужем. Поэтому Атальбранд, чье настроение в последний день было каким-то странным, отправился с Идуной ночевать на стоящем у берега корабле. По моей просьбе с ними отправился Стейнар, с тем чтобы проследить за их возвращением назад в назначенное время.

— Вы меня не подведете, Стейнар? — спросил я, пожимая ему руку.

Он попытался что-то ответить, но слова, казалось, застревали у него в горле, и он повернулся и пошел прочь, так ничего и не сказав.

— Вот уж действительно, — крикнул я ему вслед, — можно подумать, что женитесь вы, а не я!

— Да, да, — поспешно вмешалась Идуна. — Стейнар ревнует вас ко мне. Как это вы могли заставить всех так сильно полюбить вас, Олаф?

— Может быть, в будущем я заслужу и вашу любовь, — улыбнувшись, ответил я. — Надеюсь, со временем я смогу показать, на что способен…

Атальбранд, следивший за нами, дергал себя за раздвоенную бороду и бормотал что-то напоминавшее ругательство. Затем он тронул коня, яростно пнув его ногами, и проехал мимо, не заметив мою протянутую руку или же сделав вид, что не заметил ее. Но я не обратил на это, однако, внимания, так как в эту минуту собрался поцеловать Идуну на прощание.

— Не печальтесь, — проговорила она, в ответ целуя меня в губы. — Помните, что мы прощаемся в последний раз! — Она снова поцеловала меня и поскакала, рассмеявшись счастливым смехом.

Настало утро. Все было готово. Гости собрались, ожидая начала свадебного торжества. Даже несколько мужчин Эгера были здесь, они прибыли, чтобы засвидетельствовать свое уважение новому властелину. Ярко светило весеннее солнце, как и положено в свадебное утро, внутри помещения дули в свои изогнутые рожки трубачи. В храме алтарь Одина был украшен цветами, и рядом, тоже в цветах, ожидала начала обряда жертвенница. Моя мать в лучшем своем платье — в том, в котором она выходила замуж, — стояла у входа в зал, где расставили столы, здороваясь и принимая поздравления. Одной рукой она обнимала меня, одетого, как и подобает жениху, в лучшие одежды. Рагнар подошел к нам.

— Они уже должны быть здесь, — сказал он. — Назначенное время прошло…

— Наверное, прекрасная невеста долго прихорашивается, — с улыбкой произнес мой отец, поглядывая на солнце. — Скоро появится!

Прошло еще некоторое время, и среди собравшихся поднялся ропот, в то время как холодный страх, казалось, охватил мое сердце. Но вот все увидели человека, скакавшего по направлению к дому, и кто-то крикнул:

— Наконец-то! Они послали герольда! Но другой голос возразил:

— Для посланника любви он выглядит довольно унылым и скачет медленно!

И сразу же молчание охватило всех, слышавших эти слова. Незнакомый мужчина подъехал к нам и проговорил:

— У меня есть послание к конунгу Торвальду от конунга Атальбранда, которое я должен доставить в этот час, не раньше и не позже. В нем сообщается, что он отплыл в Лесё этой ночью с тем, чтобы отпраздновать свадьбу своей дочери со Стейнаром, конунгом Эгера. Поэтому он глубоко опечален, что ни он, ни госпожа Идуна не смогут сегодня присутствовать у вас на пиру.

Едва я услышал эти слова, мне показалось, что меня пронзили копьем.

— Стейнар! О, только не с моим братом Стейнаром! — задохнулся я, шатаясь, подобно сраженному в бою человеку.

Рагнар прыгнул на посланца, стащил его с лошади и наверняка убил бы беднягу, если бы его не остановили. Мой отец, Торвальд, остался молчаливым, но его единокровный брат, жрец Одина, вознес руки к небесам и обрушил проклятие бога на нарушителей брачного соглашения. Все собравшиеся, охваченные жаждой мести, подняли мечи и стали требовать, чтобы их вели против этого лживого Атальбранда. Мой отец попросил тишины.

— Атальбранд — человек без стыда, — начал говорить он. — Стейнар — змея, пригретая на моей груди и укусившая руку, спасшую его от смерти. Вот так-то, люди Эгера, вы теперь имеете конунга-змею. Идуна — ветреная баба, нарушившая свою клятву и продавшаяся за богатство и власть Стейнару; все честные женщины должны плевать на нее. Клянусь Тором5, что с вашей помощью, друзья и соседи, я отомщу им троим. Но для такого мщения следует подготовиться, ибо Атальбранд и Стейнар сильны. Кроме того, они живут на острове, и атаковать их можно только с моря. Дальше. Куда нам спешить теперь, когда беда миновала наш дом и Стейнар-змея и Идуна-ветреница выпили свадебную чашу. Проходите и угощайтесь, друзья мои, и не будьте слишком печальны, видя, как мой дом страдает от позора. Он избежал еще большего позора, который мог обрушиться на нас, если бы мы приветствовали здесь лживую женщину в качестве невесты одного из моих сыновей. Нет сомнения, когда пройдет вся горечь, то мой сын Олаф найдет себе лучшую жену.