Николь Галланд - Трон императора: История Четвертого крестового похода Страница 14

— Как только окажемся на «Иннокентии», получишь от меня взбучку, — предупредил Отто.

— А я-то думал, ты меня поколотишь по дороге туда, в баркасе.

— От той взбучки, что я тебе закачу, проклятый баркас может перевернуться, — заверил меня Отто и оглянулся на спящую принцессу.

Лилиана дернула плечом.

— Она никуда не денется.

Отто задумчиво поморщился.

— Наверное, мне следовало бы и ее доставить на «Иннокентий».

Лилиана покачала головой.

— Здесь ее пока никто не приметил. Если ты выставишь принцессу впереди, как знамя, кто-нибудь может украсть ее у тебя.

— Ну и что? Сбудем с рук, — ответил Отто, но как-то не очень уверенно.

— Не сомневайся, подержать ее при себе будет выгодно, — продолжала уговоры Лилиана, прекрасно поняв по его лицу все, что он думал. — Если она останется здесь, я пригляжу за ней.

Не совсем понимая, кого Лилиана поддерживает — меня или Отто, я с благодарностью держал язык за зубами.

8

Перед койкой Грегора я предстал лишь с синяком под глазом и распухшей губой, без серьезных увечий. Отто был сторонником честного боя и не видел большой радости колошматить противника, если тот не защищается.

Грегор зажег фонарь, взглянул на незваных гостей и сонно произнес на родном германском несколько отборных ругательств. Пару раз, как мне показалось, прозвучало имя Иоанна Крестителя — наверное, ему точно так же захотелось поступить с моей головой. Через минуту он покинул неопрятную узкую лежанку, набросил на плечи накидку, вытащил меня на палубу и там, в темноте, поволок на корму, где располагалась каюта епископа Хальберштадтского. Его преосвященство был поднят с постели и кратко введен в курс дела при горящей свече. Никого из нас не удивило и не особенно обрадовало, когда он объявил, что отныне попечению Грегора вверяются две души для препровождения в Иерусалим.

— Мы с ее высочеством едем только до Александрии в Египте, — поправил я епископа, сидя на полу, прислонившись спиной к переборке и делая вид, что занят чисткой ногтей. — Но мы вам очень благодарны за предоставление мест на корабле.

Грегор вцепился в мой воротник и рывком поднял с пола.

— Я верю, — торжественно заговорил епископ, двигая челюстями, которые при пламени свечи казались еще тяжелее, — что к тому времени, когда мы достигнем Египта, вы так изменитесь под влиянием этого доброго рыцаря, что вашим самым горячим желанием будет отправиться в Иерусалим.

— Если это предсказание обеспечит нам бесплатный проезд до Александрии, то я считаю его грандиозным. А кормить нас будут? Хотелось бы также пару сапог, поскольку не удалось стянуть обувку со слуги. — Я бросил взгляд на свою скудную одежонку. — Наверное, неплохо было бы разжиться и новым поясом…

— Мы должны забрать принцессу, — сказал епископ Грегору, не обращая на меня внимания. — Ей следует находиться под моим непосредственным присмотром.

— Непосредственный присмотр, — вторил я. — Так вот как теперь называется нижнее одеяние духовного лица.

— Знатная женщина такого ранга не должна пребывать на корабле, полном шлюх…

Я открыл было рот, но Грегор стиснул мне локоть, призывая к молчанию, и пришлось подчиниться.

— Ваше преосвященство, — сказал Грегор, — примите во внимание ее положение. Все-таки она египетская принцесса.

— Вот именно! Мы не только наставим ее на путь истинный, но и возьмем за нее выкуп, когда доберемся до места, а это означает, что нам следует позаботиться о ее здоровье.

— Она для нас гораздо более ценное приобретение, — спокойно сказал Грегор. — Я, кажется, забыл упомянуть, что принцесса предложила нам помощь в переговорах с повелителями Александрии о сдаче города.

— Она… — начал я возражать, ушам своим не веря, но Грегор вновь сжал мне локоть.

Тут вдруг до меня дошло, что Грегор — покорная христианская овечка — лжет своему пастырю.

У епископа был такой вид, будто он только сейчас узнал, что его собственное дерьмо ценится на вес золота. Лучшей новости он не слышал за последние десять лет.

— В таком случае она чрезвычайно ценная персона и должна определенно находиться под моим присмотром, пока мы не передадим ее на руки самому Фацио.

— Кто такой Фацио? — всполошился я. — Не пойдет она ни к какому Фацио.

— Так называют маркиза Бонифация его друзья и знать, — пояснил Грегор.

— Мне казалось, они называют его Англичанином.

— Когда человека любят, то награждают его многими эпитетами, — миролюбиво сказал Грегор.

— Надо же! — Мне пришлось изобразить радость на лице. — А я-то всю жизнь думал, что меня распекают на все корки. Оказывается…

Грегор вновь обратился к епископу:

— Ваше преосвященство, я разделяю ваше желание передать ее маркизу, но она сарацинская принцесса и поэтому никак не может оставаться среди нас на «Иннокентии».

Епископ не ожидал такого поворота и нахмурился.

— Отчего же? Принцесса…

— Сарацинская принцесса, — примирительным тоном уточнил Грегор. — Вы разве не слышали о тамошних традициях? Она привыкла жить только среди женщин. На данный момент единственное, что мы можем ей предложить, — оставаться на борту «Венеры». И разумеется, мы не вправе просить ее разделить тесную каюту и постель с высокопоставленным духовным лицом. Такое предложение чрезвычайно бы ее расстроило и оскорбило бы ее добродетель так глубоко, что, вполне вероятно, она бы отказалась помочь нам в нашем деле.

Слабый свет от свечи и качка не помешали мне разглядеть, что Конрад пытался придумать возражение и при этом не выглядеть ханжой. Но такого возражения не нашлось, и в конце концов он признал доводы Грегора разумными, после чего объявил, что завтра самолично побеседует с ее высочеством. Потом он отослал нас прочь и вернулся в постель.

Никто даже слова не проронил, пока мы не добрались до трапа, ведущего в каюту Грегора. Светила полная луна, ночь выдалась ясная, поэтому нам хорошо были видны лица друг друга.

— Спасибо, — прошептал я.

Он покачал головой.

— Это было одолжение не тебе. — Грегор показал на крест, нашитый на его рубаху сзади, от плеча к плечу. — Видишь? Я дал клятву освободить Святую землю. Естественно, меня заботит благополучие дамы, но это, — он вновь показал на крест, — в первую очередь. Я заинтересован в ней, потому что она может пригодиться маркизу Бонифацию, только и всего.

— Тогда при чем здесь Конрад?

Грегор потянулся к оснастке, чтобы удержать равновесие, словно уже знал, что мы сцепимся рогами.

— Бонифаций и епископ Конрад, само собой разумеется, союзники, они оба служат императору Священной Римской империи. Но в последнее время я почувствовал между ними какое-то напряжение и, пока Бонифаций не вернется на флот, хочу подержать ее…

— Как это — не вернется на флот? Погоди минутку, ты говоришь о Бонифации — том самом человеке, которого я чуть не прибил? Так он сейчас не с войсками? Не с войсками, которыми командует?

— Верно, — подтвердил Грегор, который выглядел при свете луны почти оскорбленным. — Ему пришлось вернуться в Монферрат, чтобы разрешить одно личное дело до того, как он предпримет этот великий и очень долгий поход. Пока он не вернется, не хочу, чтобы кто-нибудь другой претендовал на принцессу, пусть даже сам Конрад.

— Когда вернется Бонифаций?

— Не знаю, — ответил Грегор (он всегда разговаривал со мной, как с младшим братом, испытывавшим его терпение). — Он уехал так поспешно, что я не успел с ним переговорить.

Мне это показалось странным. Но самое странное, что Бонифаций не взял с собой Грегора — своего любимого воина и зятя.

— Бонифаций тебя избегал, — высказал я предположение.

Грегор поморщился.

— Возможно, ты прав, — согласился он.

— И какова причина? — Я вспомнил, что мое нападение на Бонифация прервало частную беседу этих двоих.

Грегор посмотрел на меня с подозрением и не ответил.

— Я только что был свидетелем, как ты солгал своему епископу, Грегор. Теперь мы практически союзники.

Он снова поморщился. Но потом все-таки заговорил.

— Я никогда не подвергал сомнению суждения моего господина, но недавно услышал нечто, что меня обескуражило. Как раз расспрашивал его об этом, когда нас прервал некий бритт, настроенный на самоубийство. Бонифаций покинул лагерь прежде, чем у меня появилась вторая возможность поговорить с ним с глазу на глаз.

— Выходит, он действительно избегал тебя. О чем же ты его расспрашивал?

— К нашему делу это не относится. — Он покачал головой.

— Если ты собираешься передать ему мою принцессу, то я хочу знать, что с ним не так.

— Она не твоя принцесса, она украденная собственность и…

— Джамиля была пленницей! — вскричал я, позабыв, что нужно шептать.