Лариса Склярук - Плененная Иудея. Мгновения чужого времени (сборник) Страница 15

Как он их всех терпеть не может.

Священнослужитель явственно видел гнев, разгоравшийся в недобрых глазах Флора. Тогда он добавил мягко, стараясь и голосом, и выражением лица успокоить вспыльчивого прокуратора:

– Да и где теперь сыскать болтунов? Они все столь напуганы, что будут отрицать вину свою.

– Мне судить, что наносит ущерб престижу Рима, а что нет, – кичливо прервал Флор священнослужителя. – Или виновные будут мне немедленно выданы, или я буду считать, что в оскорблении власти виновны все.

Слова прокуратора падали, словно тяжелые камни, от тяжести которых у всех стоящих согнулись плечи. Не найти им средства умилостивить Флора. Они совершенно упали духом, хотя и старались это скрыть под ровными выражениями своих лиц. Священнослужитель слегка побледнел, но продолжил уговоры, и голос его звучал настойчиво:

– О, как ты прав, достойный прокуратор. Власть должна быть почитаема. Но даже властители мира, грозные императоры, считали возможным быть милостивыми и прощать. Так прости же и ты тех, кто грешил необдуманными речами, прости немногих провинившихся ради многих невинных.

Но слух прокуратора был избавлен от желания услышать. Он преследовал свои цели и свои плел интриги. Спокойствие Иудеи в его цели не входило.

– Пиши приказ, – сказал прокуратор секретарю, небрежно кивнув в его сторону головой, и тот, неожиданно вздрогнув, суетливо задвигал пером по пергаменту. – Виновные в оскорблении подлежат смерти.

Флор встал и, не обращая более внимания на бледных растерянных иудеев, вернулся в дворцовые покои. По-прежнему громко ворковали голуби. Капли росы еще сверкали на листьях.

Поисками виновных занялись в Верхнем городе. Обыскивали дом за домом, улицу за улицей. Солдаты восприняли приказ Флора как разрешение грабить. Врывались в дома. Убивали жителей, не выясняя, виновны они или нет, не обращая внимания на то, кто перед ними – мужчина или женщина, старик или ребенок. Совершенно спокойных лояльных граждан тащили к Флору, бичевали, распинали.

Крест был римским способом казни, предназначенной для рабов, разбойников, грабителей, а также для тех, кого хотели обесславить, покрыть позором. Этой позорной казни рабов Флор подверг даже тех иудеев, что имели римское гражданство и принадлежали к привилегированному всадническому сословию. Это было неслыханно. На это не осмеливался ни один из предыдущих прокураторов. Три с половиной тысячи человек были лишены в этот день своей единственной и бесценной жизни.

Ицхак напрягал последние силы, понимая, что еще немного – и его схватят. Из гулко стучащей груди вырывалось хриплое дыхание. Пот катил градом, застилал глаза. Улица круто понеслась вниз. Прыгая по истертым каменным ступеням, юноша свернул влево, проскочил под круглой аркой, соединяющей два противоположно расположенных дома, побежал по узкому переулку с нависающим, словно в тоннеле, низким потолком. Еще поворот. Еще ступени. Не заметил. Споткнулся. С силой стукнулся о камень стены.

Перед глазами поплыли красные круги, в ушах мучительно зазвенело, ноги стали ватными. Они гнулись и расползались в стороны. Обдирая лицо о стену, но не удерживая свое тело, Ицхак медленно съезжал на мостовую. Гул в голове смешался с приближающимися шагами легионеров. Все, конец. Голова безвольно откинулась назад. Непослушные губы зашептали молитву:

– Шма, Исраэль…

Неожиданно какая-то сила рванула его тело вправо, проволокла по мостовой и, впихнув в неприметную дверь, опустила на пол. Дверь закрылась. Подбитые гвоздями калиги римлян стучали уже рядом. Ближе. Ближе. Лишь дверь отделяет Ицхака от солдат.

«Надо не дышать. Шум дыхания выдаст нас», – пронеслось в голове Ицхака.

Но шаг и прошли мимо, и звук их вскоре стих, стертый лабиринтом улиц. Некоторое время царило молчание. Глаза привыкали к полутьме комнаты. Из углов словно выплыли предметы обстановки, простой, но добротной. И лицо спасителя.

– Благодарю тебя, будь ты благословен. Скажи мне имя свое, – справившись наконец с шумным дыханием, сказал Ицхак.

Его спаситель высок и строен. У него продолговатое лицо с внимательными глазами, волнистые волосы, небольшая борода на впалых щеках.

– Меня зовут Ионатан бен Боаз, – ответил спаситель и продолжил чуть насмешливо: – А твое имя мне знакомо. Ведь это ты кривлялся возле Храма, выпрашивая милостыню для Флора.

– Кривлялся?! – возмущенно воскликнул Ицхак и вскочил на ноги. – Это борьба за освобождение.

Ицхак говорил запальчиво и пылко. Он уже забыл, что всего лишь минуту назад был на волосок от смерти.

– Тихо. Не шуми. Солдаты не могли уйти далеко. А твоя «борьба» сыграла на руку Флору и привела к жертвам.

– Это ты сказал. Так ты «избранный», фарисей. Думаешь, можно уговорить волка не есть овец?

– К сожалению, римляне даже не волки, они львы.

– Мы не позволим истребить наши законы. Мы не позволим касаться обычаев наших. Позор, что иудеи готовы быть римскими данниками. Никакая смерть не страшна нам.

– Даже если это смерть невинных?

Ицхака словно ударили, но все же он заносчиво крикнул:

– Свобода этого стоит! – Голос его неожиданно сорвался и прозвучал фальцетом.

Ионатан пристально посмотрел на юношу, сказал задумчиво:

– Ты думаешь, я не понимаю, какая пропасть лежит между Иудеей – свободным царством и Иудеей – провинцией Рима? Не принимаю к сердцу унижения родины? Но главная наша цель – сохранение философии предков.

– А по-твоему, мы боремся за иное?

– Не знаю, – отрешенно, словно уйдя в свои мысли, проговорил Ионатан.

– В наше время невозможно остаться в стороне. Каждый обязан принять ту или иную сторону. Пытающийся балансировать между двумя краями неминуемо упадет в пропасть, сбитый той или другой стороной. – Голос Ицхака зазвучал угрожающе.

Ионатан продолжал молчать.

– Захочешь быть с нами – приходи. – Осторожно приоткрыв дверь, Ицхак скользнул в нее и исчез.

«Интересно, кого я сейчас приобрел – друга или врага?» – задал себе вопрос Ионатан.

Глава VII

Сентябрь 66 года нашей эры

С юго-востока на побережье надвинулся хамсин, жаркий ветер Аравийской пустыни. Небо быстро выцвело, посерело и тяжело давило, словно все это небо и тусклый серый запыленный воздух, сгустившись, легли на плечи. В такой день хорошо бы полежать в прохладной комнате, поглощая воду со льдом, но слишком много накопилось неотложных дел.

Сидя за небольшим столом, Боаз проверял бухгалтерские книги. Домоправитель Нахум, как всегда неспешно, чуть наклоняясь из-за плеча господина, давал пояснения, если они были необходимы.

Где-то вдали на городских улицах родился странный гул, быстро приблизившись, пробился сквозь закрытые ставни и двери. Боаз поднял голову и вопросительно взглянул на домоправителя. Нахум слегка развел руками, показывая этим жестом, что он не знает причин шума, и, поправив сползший с плеча шарф, вышел важной походкой.