Джеймс Купер - Сатанстое [Чертов палец] Страница 15

С моей легкой руки после этого разговор перешел на охоту. Вест-Честер вообще славится своими превосходными охотами. Все мужчины увлеклись этой темой, а так как дам было всего только две — мисс Аннеке и мисс Уаллас, то они вскоре запросили пощады.

— Вы забываете, господа, что мисс Уаллас и я не охотимся!

— Если не считать стрел Купидона, — возразил Бельстрод с присущей ему находчивостью, — потому что этим оружием вы владеете в совершенстве и производите настоящие опустошения; об этом мне хорошо известно.

Перед концом обеда провозглашено было несколько тостов, в том числе Аннеке провозгласила тост «За актеров-любителей», пожелав им таких же лавров на поприще искусства, как и на полях чести. Гаррис ответил тостом от имени полка, закончив его пожеланием всех благ нью-йоркским дамам, отличающимся не только красотой, но и умом.

После выхода из-за стола дамы и несколько кавалеров прошли в гостиную, и всякий поочередно спел что-нибудь. Аннеке обладала прелестным голосом, и Бельстрод был положительно в восторге от ее пения, и я также.

ГЛАВА VIII

Если воздавать каждому по его заслугам, то много ли найдется людей, которых не следовало бы выпороть? — Нет, чем меньше человек заслуживает вашего снисхождения, тем большая заслуга за вашим снисхождением.

— Гаррис совершенно выйдет из строя, если я не ухитрюсь как-нибудь выманить его из-за стола! — сказал Бельстрод. — Он сегодня должен играть Марцию, и если хорошо, чтобы он был чуточку навеселе для храбрости, то весьма плохо, если он будет чересчур навеселе, так как это может повредить доброму имени добродетельной римлянки!

Аннеке, однако, успокоила его, сказав, что ее отец не имеет привычки подолгу задерживать своих гостей за столом. Действительно, не более как полчаса спустя все остальные мужчины пришли в гостиную пить кофе, и даже Гаррис достаточно твердо держался на ногах. Бельстрод поспешил, однако, увести его, сказав, что их час настал и что им пора исчезнуть, как тени отца Гамлета.

В семь часов все маленькое общество отправилось в театр. Туда же спешила публика со всех сторон. Улицы были полны разряженных дам и кавалеров. Мужчины из предосторожности, чтобы не сбить своих проборов и не испортить причесок, несли шляпы в руках. Аннеке Мордаунт с красивой пышной прической, с легким слоем пудры на светло-каштановых волосах была прелестна.

Наконец мы вошли в театр. Первые ряды были заняты неграми в парадных ливреях, которые были посланы занять места для своих господ, как это здесь было принято. По мере того как публика собиралась, негры исчезали.

Мы заняли оставленные для нас места. Аннеке заранее предвкушала предстоящее удовольствие.

Когда прибыли главнокомандующий и губернатор, заиграл оркестр духовой музыки, и вскоре поднялся занавес. Совершенно новый мир предстал нашим глазам. Говорить об игре артистов я не стану: мне она казалась превосходной. Бельстрода встречали и провожали аплодисментами. Многие, бывавшие даже в лондонских театрах, уверяли, что роль Катона Бельстрод исполнил мастерски, не хуже любого большого актера. Добродетельная Марция, и та держалась довольно твердо на ногах, и известная томность во взгляде придавала ей больше женственности и отчасти смягчала некоторую грубоватость ее манер. В результате все были довольны, даже высшее начальство.

В антракте между трагедией и водевилем актеры вышли в зал, где их стали осыпать восторженными похвалами. У Аннеке горели глаза, и вся она сияла восторгом и радостью, восхваляя Бельстрода и осыпая его комплиментами. Этот успех, по-видимому, сослужил ему хорошую службу, подумал я, к немалому моему огорчению, но, благодарение Богу, раздался звонок, и актеры отправились переодеваться.

Во время антракта зрители обходили ложи знакомых, обмениваясь впечатлениями. Я зашел в ложу моей тетки, которая также была довольна спектаклем. Дядя нашел, что Марция обучалась своей роли у какой-нибудь маркитантки, но Катон был вполне удовлетворителен.

— Кстати, Джен (так звали мою тетку), — обратился он к жене, — говорят, что этот Бельстрод женится на прелестной дочери Германа Мордаунта и что вскоре она будет леди Бельстрод.

— Весьма возможно, — отвечала тетка. — Отец Германа Мордаунта был из хорошей английской семьи, хотя и беден, как Иов. Но он женился на богатой голландской наследнице, а сам Герман, по его примеру, также женился на очень богатой наследнице, хотя и английской, так что все эти богатства теперь унаследует Аннеке. Это весьма завидная невеста.

Так, значит, было дело решенное, и только теперь я почувствовал, какую боль мне причиняло это известие и как в течение одной недели мое бедное сердце успело привязаться к девушке.

Началась вторая пьеса, она показалась мне возмутительно тривиальной, но и в ней Бельстрод, исполнявший роль слуги, играл превосходно. Пьеса эта пользовалась большим успехом в Лондоне, и мнение столицы, очевидно, должно было быть решающим. Но я с радостью увидел, что личико Аннеке становилось серьезным и что она не находила в этой пьесе никакого удовольствия. Едва успели опустить занавес, как она поспешила уйти из ложи.

На улице к нам присоединилось несколько барышень — подруг Аннеке; все они громко и шумно восхищались пьесой, но Аннеке и Мэри Уаллас упорно молчали. Все наше маленькое общество вернулось к Мордаунтам, где мы должны были ужинать. Когда уже садились за стол, явился Бельстрод, сияющий и торжествующий.

— Согласитесь, что Марция была весьма недурна! Но могу вас уверить, что был момент, когда я, как режиссер, начал беспокоиться!

— Да, вам, как режиссеру, было очень много дела! — довольно сухо отозвался Герман Мордаунт.

— Мисс Мордаунт была так добра, что дала мне понять, что она осталась не слишком недовольна Катоном, и я желал бы знать, каково ее мнение о маленькой пьесе?

— Она позволит мне не сожалеть о том, что у нас нет постоянного театра! — ответила Аннеке. — Я не могла бы этого сказать, если бы сегодняшний спектакль окончился трагедией!

— Весьма сожалею, что наш выбор пал на эту столь излюбленную в Лондоне пьесу, и если вы считаете, что он оказался неудачным, то прошу вас простить нас на этот раз!

Под конец ужина опять провозглашали тосты, и на этот раз Дирк, молчавший на протяжении всего дня, со свойственной ему искренностью и откровенностью провозгласил тост за здоровье Аннеке Мордаунт.

Это было противно всем правилам приличия и благовоспитанности — пить за здоровье присутствующего лица, и Бельстрод запротестовал против такого новшества. На бедного Дирка посыпался целый град шуток, и Аннеке прибегла к единственному средству спасти своего кузена из этого неприятного положения, в свою очередь предложив выпить за здоровье кузена Ван Валькенбурга. После того все поочередно стали петь, и тогда Дирк вернул себе всеобщее расположение, спев на простонародном наречии голландскую песенку со столь забавной мимикой и интонацией, что все хохотали от души и простили ему наивную оплошность.