Спартанец - Валерио Массимо Манфреди Страница 15

Талос по-прежнему спал тревожным сном. Он видел во сне стремительное чередование кошмарных образов: пылающее от ярости лицо Бритоса, зловещий блеск металлического наконечника, нависшего над головой, как смертный приговор, лица остальных спартанцев, которые вихрем кружились над ним. Их глумливый смех раздавался все громче: «Это слишком просто, Агиас, он хромой! Он хромой! Он хромой!» – повторял пронзительный голос десять, сто раз, все громче и громче, громче и громче…

Талос проснулся среди ночи, крича от страха. На лбу у него выступил пот, сердце бешено колотилось.

Над ним, едва освещенная лунным лучом, склонилась хрупкая фигурка Антинеи. Серебристые волосы, словно облачко, обрамляли милый овал ее лица; короткий девичий хитон не доходил ей до колен. Она поставила лампу на табурет и присела на край кровати. Талос еще не мог до конца прийти в себя и находился где-то между сном и бодрствованием. Антинея молча протянула руку к его лбу и стала медленно вытирать капли пота краем одеяла.

Талос пристально смотрел на нее с сердечным трепетом. Ее прохладная рука легла ему на грудь и вытащила его из кошмарного полузабытья. В полутьме лицо Антинеи постепенно становилось более четким. Ее глаза были полны тревоги и бесконечной нежности, они ласкали измученную душу и смятенный разум Талоса. Он видел, как ее лицо медленно приближается к нему, чувствовал, как ее волосы ложатся ему на грудь, словно прохладная волна. Ее губы, как нежные цветы, плавно опустились на его измученный болью и жаждой рот. Сердце успокоилось, дрожь в конечностях утихла и кислый запах крови угас в ноздрях. Талос-калека почувствовал запах сена, спелой пшеницы, полевых цветов. Ему снилась золотистая кожа Антинеи и запах ее груди… впервые.

Пропел петух, и Антинея, держа в руках тяжелое ведро с теплым молоком, вышла из сарая. Пелиас ушел в город с ослом и двумя мешками свежего урожая для праздничного стола Кратиппоса. Девушка отворила дверь спиной, вошла в дом и поставила ведро на пол. Затем она взяла чашу и наполнила ее парным молоком. Пора будить Талоса, ему нужно поесть. Но когда она осторожно вошла в комнату, где спал Талос, солнечный свет упал на пустой соломенный тюфяк, на котором все еще виднелись пятна крови. Девушка почувствовала, что теряет сознание, и прислонилась к дверному косяку. Подумав, что Талос не мог уйти далеко, она выскочила из дома и побежала в лес вдоль ручья, но нигде никого не было видно. Антинея посмотрела в сторону горы, но сразу отвергла эту мысль: Талос не ушел бы домой, не попрощавшись с ней. Выходило, что он направился в Спарту. Ведь это единственное место, куда ни она, ни ее отец ни за что на свете не отпустили бы его.

Она вернулась домой в отчаянии, села под дверью и заплакала. Теленок, который родился всего несколько дней назад, смотрел на нее огромными влажными глазами. Когда Антинея немного успокоилась, она встала, вошла в дом, взяла плащ с капюшоном, накинула его и быстрым шагом направилась к городу. На улицах и площадях Спарты кишели толпы людей.

Интуиция не подвела девушку: Талос давно бродил по городу на своих больных ногах, прячась под капюшоном, чтобы его не узнали в толпе. На улицах, ведущих к храму Артемиды Эфесской, толпился народ. Совсем скоро должна была начаться большая церемония жертвоприношения и посвящения новых воинов.

Из окрестных деревень пришли периэки с семьями, не обошлось и без илотов. Многие из них прибыли в город, чтобы привезти хозяевам первый урожай. Но были и те, которым было просто любопытно посмотреть на праздник и жестокий обряд посвящения. На площади перед храмом зазвучали барабаны и флейты. Талос прекрасно помнил, как он впервые услышал эти звуки: тогда он спустился с гор к берегам Эврота, чтобы посмотреть на воинов. Толпа расступилась, и на улицу вышла процессия. Первыми выступали жрецы, облаченные в белоснежные одеяния; их головы покрывали длинные шерстяные повязки, спускавшиеся до плеч. За ними следовали глашатаи и служители храма. Чуть поодаль шли подразделения воинов, одетых в красные туники и плащи, поверх которых сверкали доспехи. Их шлемы были увенчаны высокими гребнями из конских волос.

Спрятавшись за колонной, Талос смотрел на сомкнутые шеренги солдат, марширующих четким размеренным шагом. Он почувствовал, как по его спине пробежала дрожь, и увидел себя ребенком на краю пыльной дороги: перед ним стоял воин и смотрел на него страдальческим взглядом.

Тем временем спартанцы начали перестраиваться, образуя четыре круга вокруг площади. Вдруг они остановились как вкопанные, щит к щиту, в руках – длинные сверкающие копья. Замыкала шествие царская гвардия: их отличали алые гребни, колыхавшиеся на ветру, и огромные щиты, украшенные гербами самых знатных семей города. На одном из щитов Талос увидел изображение дракона с блестящей медной чешуей; он затрепетал в тщетной попытке проникнуть взором под забрало шлема, скрывавшее лицо воина. Позади ехал царь Клеомен на черном коне и царь Леотихид на коринфском гнедом. На них были богато украшенные доспехи и просторные голубые мантии, которые ниспадали, прикрывая спины коней. Позади маршировали смотрители казарм, а за ними – юноши, которые надеялись стать эйренами, то есть мужчинами и воинами, защитниками власти и чести родного города.

Цари заняли места на скамьях и дали знак глашатаям протрубить начало жертвоприношения. Вскоре дымящаяся кровь жертв закапала с алтарей на мостовую, и по площади разнесся едкий запах сгоравших на жертвенном огне внутренностей животных. Наступил важнейший момент: двери храма широко распахнулись, и на площади появились пятеро эфоров. Они прошли к старейшинам, чтобы занять свои места. Первый из них поднял правую руку, и глашатаи объявили имена юношей: Кресилас, сын Эвменеса, Клеандридас, сын Эвпитеса, Бритос, сын Аристархоса…

Талос вздрогнул. Несмотря на смертельную усталость, в его теле появилась странная бодрость, и он понял, зачем пришел сюда. Этот юноша, Бритос, едва не убил его. Может быть, он попытается сделать это вновь. Талос должен был узнать, случится ли это.

Жрецы произнесли ритуальные слова и отошли в сторону. Слуги сняли с юношей одежды и крепко схватили их за руки. Под мелодию флейт началось бичевание будущих воинов. Толпа застыла в тишине. При первом ударе юноши напряглись, и все их мышцы сжались в едином спазме. Потом они расслабились и при каждом ударе содрогались от боли.

Талос, пробравшись сквозь толпу, подошел ближе. Несмотря на давку, он стиснул зубы и сумел пробиться в первый ряд зрителей страшного ритуала. Его взгляд задержался на изуродованном теле Бритоса; юноша еще держался на ногах,