Полонез - Александр Григорьевич Домовец Страница 15

Настроения у эмигрантов, по словам Агнешки, были на высоте. Во-первых, близилось Рождество. Во-вторых (и это главное), со вчерашнего дня пошёл слух, что Лелевель наконец-то взял курс на подготовку вооружённого выступления, которое возглавит некий боевой полковник, и уж теперь-то России мало не покажется…

Зых нахмурился. Похоже, что предупреждение председателя держать язык за зубами на членов малого совета не подействовало. Кто-то болтает, и это плохо. Шила в мешке не утаишь, всё так, но что-то уж слишком быстро. Кто-то проговорился, — случайно? Или злонамеренно?

— Узнай, от кого пошёл слух, — распорядился отрывисто.

Агнешка кивнула.

— Постараюсь. И вот что ещё…

В последние дни звучали разговоры против Лелевеля. Собираясь в особняке, эмигранты толковали, что, мол, председатель фактически забросил Комитет. Создал малую группу ближайших сторонников, с ними всё и решает. А ведь их, самозванцев, в отличие от участников Комитета никто не выбирал. Много воли взял председатель, так и до диктатуры недалеко…

Зых про себя чертыхнулся и уже в который раз подумал, что на шляхту не угодишь. Сидят тут в тепле, чай-кофе гоняют, языки чешут, кое-какие деньги получают стараниями Лелевеля, а всё недовольны. Ну, что за люди? Мусор, а не люди, лишь бы воду мутить. Для восстания понадобятся совсем другие…

— Самых активных болтунов бери на заметку и мне докладывай, — велел Агнешке. — А я уж придумаю, что с ними делать.

Оставался ещё один вопрос, — традиционный. Зых помедлил.

— Что панна Беата? — спросил наконец.

Агнешка ожидаемо одарила Зыха гневным взглядом.

— Не скажу! — выпалила она.

— А-а, не скажешь… Неужто ревнуешь?

Перегнувшись через стол, Зых потрепал Агнешку по голове, затем неожиданно схватил за волосы и слегка ткнул лицом в столешницу. Девушка придушенно вскрикнула.

— Ещё как скажешь, — пообещал Зых ровным голосом. — Характер будешь в другом месте показывать. А у меня в кабинете не смей, — накажу. Больно.

Агнешка захныкала.

— Зачем она тебе? — спросила тоскливо. — Не нужен ты ей. А мне-то нужен. Я же лучше её…

Мысленно Зых согласился. Агнешка была намного аппетитнее изящной Беаты. Но разве дело в этом?

— Да лучше, лучше, — проворчал он, отпуская девушку. — Тебе бы ещё дядю — председателя Комитета, вообще цены не было бы.

— А ты на девушке собрался жениться или на Комитете? — запальчиво спросила Агнешка, опасно щуря заплаканные глаза.

— На Комитете, конечно. Однако через посредство девушки, — небрежно сказал Зых. — Так что можешь не ревновать. Панна Беата нужна не для любви, а для дела.

Он вовсе не шутил. Лелевель человек пожилой и болезненный. Случись что, кто займёт его место? Тут наилучшие шансы были бы у ближайшего сподвижника, да ещё и родственника. Уже сейчас можно понемногу, по шажочку, оттирать председателя от дел. Большие планы были на жизнь у Зыха, серьёзные, и Комитет играл в них главную роль. Но сначала надо уломать панну Беату, жениться и войти в дом Лелевеля, а там…

— А тут ревнуй не ревнуй, охотников на неё и без тебя наберётся, — злорадно сообщила Агнешка.

— Кто такие?

— Да всё те же. — Агнешка начала загибать пальцы. — Ходзько с неё глаз не сводит. Гуровский, старый пень, и тот комплиментами сыплет. Сама Осовскому улыбается, как родному. С Лехом и Мазуром каждый день болтает. Ну, и так, по мелочи. Из новых на неё несколько человек пялятся…

— Пялятся, говоришь, — повторил Зых, нехорошо темнея лицом. — Ну, пусть пялятся… пока есть чем. — Не стесняясь девушки, выругался грязно. — Один вот тоже пялился…

— И что?

— Ничего. Не до этого ему теперь, понимаешь.

Негромкий смех Зыха заставил девушку вздрогнуть. Тёмный он был человек, опасный, — это она знала лучше, чем кто-либо другой. Общаясь с ним, Агнешка порой чувствовала, что играет с огнём. И оттого почему-то тянулась к нему ещё сильнее.

— Пойду я, — сказала со вздохом, поднимаясь. — Ещё уборку делать и вообще…

— Иди, — равнодушно сказал Зых, выкладывая бумаги из портфеля. Мысли его уже были далеко.

— А ты скажи…

— Ну, что ещё?

— Можно я сегодня вечером приду?

Оторвавшись от бумаг, Зых исподлобья взглянул на раскрасневшуюся Агнешку. Помедлил.

— Можно, — разрешил скупо. — Часов в восемь. Коньяку захвати и приходи.

Заодно и полы помоет.

Снова углубился в бумаги. Это был план полковника Заливского, изложенный в виде сжатого документа. Стиснув зубы и вчитываясь в аккуратные строки, Зых с необычным для себя волнением всё больше понимал, что это — шанс на успех. Реальный. Огромный. Шанс для Польши и для него, Зыха. Он не собирался протирать штаны и спать с Агнешкой в Париже до старости. Всё будущее там, на родине. И если, чтобы оно состоялось, надо залить Польшу кровью, — значит, так тому и быть. Крови он не боялся.

Стук в дверь оторвал от бумаг.

— Войдите, — нехотя сказал Зых. Поднял глаза. И поражённо откинулся на стуле.

Никак не ожидал он увидеть на пороге этого человека, — сейчас.

…Итак, слепящий удар в лицо. Но, к счастью, не ошеломляющий. Сознание при мне, в голове холодная ярость, в груди, напротив, горячо от желания растоптать напавшего врага. Тем хуже для моих противников…

Один из них, зайдя за спину, крепко хватает поперёк туловища, зажав руки мёртвой хваткой. Другой, гнилозубо усмехаясь, многообещающе разминает кулаки.

— Тебя же предупреждали, чтобы кое от кого держался подальше, — говорит сипло. Судя по тембру голоса и ввалившемуся носу, сифилис его не пощадил. Второго вроде бы тоже.

В словах звучит некое подобие жалости. Ну, что, мол, с тобой, дураком, делать, предупреждали же… А теперь не обижайся.

Зых! Вот оно что! А «кое-кто», разумеется, — это прекрасная панна Беата. Я-то сначала решил, что мо́лодцы хотят без затей навестить мои карманы. Запросто этак, по-соседски, в одном городе живём… От пришедшей догадки мне, в общем, не легче, но убивать, вроде бы, меня не собираются. Скорее, поучить на будущее… Ну, допустим, поучить я и сам могу. Например, так.

Найдя точку опоры в стоящем сзади босяке, подбрасываю сложенные ноги и пинаю в живот стоящего впереди. С душой пинаю. Сдавленный крик, — и мерзавец отлетает на несколько метров, причём затылок его звучно знакомится с брусчаткой.

Не теряя времени, изо всех сил бью каблуком сапога по голени второго бандита. Шипя от жгучей боли, тот невольно ослабляет захват. А мне только этого и надо. Вырвавшись, разворачиваюсь к врагу лицом и бью кулаком в нос. С нехристианской радостью слышу тихий хруст носовых костей.

Негодяй падает, словно колос под безжалостным серпом жнеца. Его товарищ валяется поодаль, мучительно постанывая и держась за живот. И что мне теперь с этими калеками делать? Славянская душа не велит добивать