Вадим Полищук - Деляга Страница 15

Матюгнувшись, Вова начал выцеливать следующего. На этот раз он постарался взять упреждение и когда фриц оказался в прицеле плавно потянул спусковой крючок. Выстрел задерживался Лопухов торопливо дернул спуск, бахнул выстрел. Промазал конечно, но на третьем выстреле постарался учесть предыдущие ошибки. Бах! Плоский силуэт в прицеле сломался пополам и медленно осел. Есть! Никакой жалости к убитому или тяжело раненому им человеку Лопухов не испытал, только радость от удачного выстрела. Да и далеко было. Бой воспринимался, как компьютерная игра: Вова стрелял в немцев, немцы стреляли в Вову. Только тяжелая винтовка ощутимо била в плечо, да патроны в магазине не возникали по щелчку мыши.

Однако, в отличие от игры, и даже стрельбища, мишень не просто дожидалась, когда в нее попадут, чтобы упасть. Мишень вела ответный огонь. И весьма прицельный. Поначалу Вова не обращал внимания на цвирканье пуль вокруг. Ему казалось, что все это как-то не по-настоящему. Грохот разрывов и свист осколков он уже успел узнать, а под обстрел из стрелкового оружия, по сути, попал впервые и он не показался ему страшным. Но когда пулеметная очередь взбила землю буквально в метре впереди и чуть правее… Вова понял, что пора менять позицию и попытался перекатиться вправо, но помешал вещмешок за спиной. А потом ударили минометы… Короче, спешно занятую позицию не удержали.

К счастью, с танками больше встречаться не приходилось, зато приходилось много идти и копать, а также часто бросать только что выкопанное и идти дальше. Уже на второй день отступления Вова вымотался так, что практически засыпал на ходу. На третий день исчез мат ротного вместе с самим старшим лейтенантом. На следующий день выяснилось, что, вроде, это уже не рота, а батальон, но командовал им не прежний комбат, а какой-то незнакомый капитан. С каждым днем народа становилось все меньше и меньше — выбывали по ранению и погибшими. Где-то на десятый день, Акимов стал взводным, вот только численность взвода, куда автоматически попал и Лопухов, составила всего девять человек. По ночам стало холодно, тело спасали шинели, а вот уши во время ночного сна урывками стали подмерзать.

Куцая батальонная колонна уходила на восток, расстреливаемая в спину лучами красноватого закатного солнца. Красноармейцы пересекли уже убранное поле по грунтовке, поднялись на насыпь железной дороги и уже начали спускаться вниз, минуя переезд, но тут передние притормозили. Не ожидавший задержки Лопухов, приноровившийся спать на ходу, ткнулся в спину впереди идущего, вызвав недовольный окрик. Вытянув шею, он разглядел за спинами стоящую на перекрестке, в полусотне метров от насыпи, эмку. Возле машины стояли трое. Передний был без шинели, в красивой дымчато-зеленой гимнастерке и фуражке. Звание с такого расстояния было не разглядеть, но кто попало здесь на эмках не ездит, здесь это что-то вроде представительского мерседеса, но без мигалки. Еще двое стояли в шаге позади начальства. Грудь левого была перечеркнута ни разу ранее не виденном автоматом с деревянным прикладом и круглым диском.

— На месте, стой!

Как только строй замер, Три Процента тут же впал в анабиоз и поэтому не видел, как комбат рванул с докладом к командиру, стоявшему возле машины. Потом они развернули карту на крыле эмки, комбат выслушал указания и взял под козырек. После этого, командир с сопровождающими сели в машину и укатили по дороге, ведущей на север, а комбат с озабоченным выражением на лице двинулся вдоль строя.

Очнулся Лопухов от толчка локтем под ребра, сосед, добрая душа, постарался при приближении капитана. Капитан остановился напротив Акимова, на секунду задумался и спросил.

— Сколько человек у тебя во взводе?

— Пятеро, товарищ капитан. Вместе со мной.

Комбат пробежался взглядом по лицам замерших бойцов, задержался на Лопухове. Вова натянул бодрое выражение лица, дескать «я не сплю, я бдю», хотя спать хотелось смертельно. Капитан повернулся к Акимову.

— Батальону поставлена задача: удержать станцию до завтрашнего полудня. Это единственная дорога, по которой немцы могут обойти батальон. Займешь своим взводом переезд, и до полудня немец через него пройти не должен. После полудня выдвигаешься к станции на соединение с батальоном. Ясна задача?

— У нас даже пулемета нет, товарищ капитан.

— Ты же знаешь, сержант, на весь батальон всего два ручника. Тебе ни одного выделить не могу. Так что выполняй задачу наличными силами.

— Есть! Взвод, выйти из строя!

Пять человек остались на краю дороги, пропуская хвост колонны, свернувшей направо.

— Ну что, мужики, пошли?

Пятерка взобралась обратно на насыпь и огляделась. До ближайшего леса около километра, между лесом и насыпью лежало голое поле, на котором кое-где виднелись оставшиеся скирды соломы.

— Насыпь высокая, техника через дорогу пройдет только по переезду, — высказал свое мнение взводный. — Как оборону впятером держать будем?

Все промолчали.

— Лопухов, опять спишь! Как воевать думаешь?

— Мост надо взорвать.

— Точно, — обрадовался народ, — взорвем мост, и хрен они тут вообще появятся!

Мостик через ручей или мелкую речушку батальон миновал минут тридцать назад, следовательно, до него отсюда километра два. Мост не длинный, метров пять-шесть, деревянный, но, по виду, весьма прочный — грузовик выдержит. Берега у ручья крутые, а дно, вроде, топкое. С ходу не перескочить, почти противотанковый ров. А лес там молодой, так просто починить не удастся, несколько часов фрицы точно провозятся.

— Мысль хорошая, — одобрил взводный, — можешь, когда захочешь. Только, чем взрывать будем?

Ручных гранат для такого дела явно недостаточно, да и мало их.

— Тогда, сжечь.

— Дважды молодец. Спички есть?

— Нет.

— Держи, — сержант сунул Вове коробок, предварительно встряхнув его, и убедившись, что он не пустой.

Однако выполнять задачу, поставленную столь ненавязчивым способом, Лопухов не спешил. Внимание его привлекла будка на переезде. Электричества к ней не подведено, а освещать ее и сигналы проходящим ночью поездам подавать чем-то надо, следовательно… Плевый навесной замочек на дверях сдался первому же удару приклада. Внутри было сумрачно, но почти чисто и не пыльно, будка стала необитаемой совсем недавно. Внутри стояла буржуйка, топчан и маленький столик. А на столе — керосиновый фонарь со сменными цветными фильтрами. И не пустой. Но остатков в фонаре для задуманного явно недостаточно. Под столом отыскалась бутыль из темного стекла, заткнутая квачом из газеты. Вова выдернул затычку, нюхнул и скривился — то, что надо.