Александр Старшинов - Наследник императора Страница 15

— Эй! Караульные! Я — Сабиней! — крикнул человек во всю силу легких. — Личный посол царя Децебала. Пришел отдать римской власти разбойников. Тех, кто дерзко нарушил мирный договор с Сенатом и народом Рима и напал на легата Лонгина.

Приск, стоявший в этот момент вместе с Тиресием на стене, в очередной раз плеснул себе в лицо водой из фляги, чтобы снять сонливость, — после обсуждения планов у Лонгина разговор плавно перетек в яростный спор в комнате Приска. Спорили о грядущей войне, о том, сколько сможет выставить Децебал, и будет ли эта война вообще.

— Узнаешь гостя? — спросил Тиресий.

— Конечно, узнаю. Наш старый враг Сабиней. Лазутчик. Мы взяли его в плен зимой, а потом он удрал.

— Это ты его отпустил, — напомнил Тиресий. — И он едва не прикончил нас в битве близ Дуростора.[38]

— Угу. А потом нашего старого знакомца отпустил во второй раз Адриан.

— У Сабинея глаз орлиный. Как у всех горцев. И он хитер, как коршун.

— И силен, как лев. Прямо химера какая-то.

— А он мне нравится, — хмыкнул Тиресий. — А тебе?

— Для мальчика-красавчика он староват.

Тиресий вздохнул:

— В бою нравится, а не в постели. В постели я предпочитаю девчонок.

— Старых шлюх, ты имеешь в виду, из нашего лупанария?

— Девчонок! У меня есть одна тут под боком, в Дробете. И в лупанарий я давно не хожу.

Тем временем военный трибун взбежал на стену.

— Это ловушка? — спросил Требоний у Приска. — Зачем этот парень отдает нам своих, которых немедленно распнут как разбойников?

Сам трибун на войну с даками не попал и надеялся службу свою в крепости закончить прежде, чем на лимесе начнется очередная заварушка, посему обычно не спорил и доверял опытным бойцам. А Приску, прошедшему обе кампании, доверял особо.

— Точно, пакость. Только пока не вижу, в чем подвох. Разве что пятеро пленников мгновенно превратятся в пятьсот и сбросят оковы.

— Пятьсот? — Военный трибун закрутил головой, похоже, обычную шутку он принял за реальную версию. — Твои люди в крепость не войдут! — крикнул он Сабинею.

Но варвар не обратил внимания на угрозу трибуна.

— У меня собственноручное послание от царя Децебала легату Лонгину. Легат Лонгин в Дробете? — Приску почудилась в вопросе Сабинея насмешка.

— Всё-то эти варвары знают, — буркнул трибун. — Уши у них, что ли, в камнях имеются? Вот прикажу всех местных из поселка выгнать… — Требоний замолк, сразу сообразив, что выгнать местных из поселка не получится: потому как большинство местных — это женщины, а без баб гарнизону никак не обойтись.

— Теперь-то я понял, — хмыкнул Приск. — Им так не терпелось передать Лонгину послание царя, что ребята напали на нас по дороге. Похоже, придется их не распинать, а награждать.

— Трибун, я войду как посол и передам тебе в руки нарушителей перемирия, — предложил Сабиней. — Но дай слово, что я выйду свободно назад.

— Соглашаться? — спросил Требоний. Центурион кивнул. — Даю слово, — пообещал трибун уныло.

Какой же здесь подвох? Приск напрасно всматривался в даль из-под руки. Вокруг никого. Даже пастухов с отарами, что пригоняют к лагерю на продажу скот, и тех не было видно.

Ворота отворились, Сабиней спешился и, держа коня под уздцы, пешком вместе с пленниками вошел в Дробету. За ними въехала немногочисленная охрана.

Пленников отправили в карцер, спутников Сабинея разместили в одной из комнат казармы, а самого посланца Децебала Лонгин принял в принципии. Из приближенных на встречу легат допустил лишь военного трибуна, Асклепия и Приска. Тиресий от встречи с Сабинеем уклонился, заявив, что лазутчику римскому не след встречаться с лазутчиком дакийским. Тогда вместо Тиресия кликнули Оклация: легат отводил центуриону и бенефициарию роль не только доверенных лиц, но и телохранителей. И хотя у Сабинея отобрали оружие (заставили снять даже чешуйчатый доспех, оставив дака в длинной льняной рубахе) и отобрали кривой кинжал, он все равно казался опасен.

— Великий царь Децебал не нарушает договор и не намерен его нарушать, — заявил Сабиней, передавая свиток с царской печатью. Он не только низко поклонился, но и попробовал поцеловать Лонгину руку, однако Приск встал у посланца Децебала на пути. Сабиней усмехнулся и отступил. — Здесь подробный ответ моего царя на все твои необоснованные претензии, легат. Твой посланец привез моему царю перечень нарушений, на первый взгляд весьма серьезных. Но все это ложные слухи, уверяю тебя.

Лонгин сломал печать и развернул свиток. Как сумел заметить Приск, письмо занимало несколько столбцов,[39] разделенных вертикальными красными полосами.

— Царь не отрицает, что вы снова строите крепости в горах, — сказал Лонгин, прочитав шепотом несколько строк.

— Сам посуди, легат, если город построен на узкой террасе на склоне — как мы можем обойтись без стен? Люди попросту сорвутся вниз в темноте или даже днем по неосторожности. Если бы ты увидел эти стены, ты бы понял, что это никакие не укрепления, а всего лишь небольшой барьер — исключительно чтобы обезопасить наших людей от падения. Множество из этих горных террас расширены с помощью камней и земли — они мигом разрушатся, если мы уберем стены. Насколько могли, мы своими руками разбили оборонительные частоколы и смотровые башни. Ты можешь лично проехать по нашим землям совершенно свободно и осмотреть наши крепости. Тогда ты увидишь, что они по-прежнему лежат в руинах. — Произнеся эту явно заученную речь на довольно приличной латыни, Сабиней умолк, глядя в пол.

— Как я правильно понял, царь зовет меня посетить дакийские земли? — спросил Лонгин.

— Ты сам требовал от Децебала, чтобы он лично тебе показал столицу как доказательство того, что он не замышляет дурное. В письме великий царь зовет тебя в свою страну. Ты известен острым умом, легат, — неуклюже на греческий манер попытался подольститься Сабиней. — Ты — знаток крепостей, никогда не веришь пустым заявлениям и во всем желаешь убедиться лично. Так приди и проверь, что слова великого царя истинны: нашему царю нечего скрывать от римлян, ведь ныне Децебал друг и союзник римского народа.

Легат отдал свиток Асклепию, и тот стал зачитывать письмо Децебала. В принципе — это были все те же фразы, что только что произнес царский посланец.

Внезапно Сабиней повернулся к Приску:

— Вот мы и встретились, римлянин. Два берега великой реки нас все время сводят. — Говоря это, Сабиней вроде как улыбался. Но улыбка эта не сулила ничего хорошего.