Ольга Сарник - Карьера Югенда Страница 15

– Завтра отмечаем выпуск в «Метрополе». Как взрослые!

Павел, высунув язык и вытаращив глаза, состроил ей смешную гримасу, и Галя снова расхохоталась. Её смех звенел, как серебряный колокольчик. Павел подал ей руку, и они чинно направились к остановке. Задребезжал, подъезжая, трамвай, и они по-детски припустили, взявшись за руки.

II

В родительском доме в тот вечер было всё как обычно – в просторной столовой лампа-солнце бросала на обеденный стол круг света. Большой жёлтый абажур. Тёмно-зелёные обои солидно поблёскивали золотыми вензелями. В углу – фикус в кадке. Кружевные занавески покачивал, баюкая, лёгкий ветерок… Паркет сиял не хуже дворцового, и пахло свежими булочками. Обычный летний вечер. Почти как в Дрездене.

После ужина Галя, её родители и восьмилетний брат Володя пили чай с мамиными булочками. Её отец, Иван Сергеевич, крупный представительный мужчина с седыми висками, отставил пустую чашку. В его огромной ручище она казалась невесомой… Мама Гали – Нина Антоновна, хрупкая белокурая женщина с кротким взглядом, тут же заботливо её наполнила. Она любила молчать – «из уважения к чужим ушам», по её выражению.

– Что, дочка, еще хорошего скажешь? – Иван Сергеевич не спеша прихлебнул чай. Он был невероятно горд своей дочерью. Галя подняла от чашки огромные синие глаза. На самом их дне плескалась тревога:

–Говорят, вся Европа завоёвана немцами. И на нас немцы скоро нападут.

– Какая же ты осведомлённая! – восхитился Иван Сергеевич и отставил чашку. – Так ты встречалась с графом Шуленбургом?! А я-то думал, ты сдавала немецкий в университете.

Галя, смутившись, слегка покраснела и опустила глаза. Отец наклонился и нежно погладил её ручку:

– Не бойся, дочка. У нас с Германией договор. Они не нападут.

– А что такое Шуленбург? – живо поинтересовался вихрастый озорник Володя. – Это едят?

Галя и отец заговорщически переглянулись.

– Да. Это огромная котлета.

Володя скорчил кислую мину. Он любил только конфеты…

– Но из конфет, – быстро добавила Галя с самым серьёзным видом.

– Вот это да! Котлета из конфет? Так бывает?!– Володя вытаращил глаза и изумился так комично, что они не выдержали и захохотали.

– Шуленбург – это большой немецкий начальник, – насмеявшись, сказал Иван Сергеевич. – Дипломат. С ним Галя сегодня и встречалась.

Галя важно кивнула, прихлёбывая чай. Володя с благоговением посмотрел на старшую сестру. И снова захохотали эти невозможные взрослые!

А потом Галя тщательно утюжила своё платье. Заказов у портнихи – хоть отбавляй, сезон выпускных. Все хотят принарядиться. Успела к двадцать второму июня! Платье получилось роскошным – «как в кино» – кратко, но правдиво оценил его Иван Сергеевич. Он всегда говорил только то, что действительно думал.

Бережно, расправив все до единой складочки, разложила она платье – и залюбовалась струящимися волнами шёлка. Сиреневый идёт брюнеткам… Завтра вся семья уедет на дачу, а она останется в городе. Впервые она одна, сама пойдёт в ресторан, да ещё такой роскошный! На выпускной бал. Вот это счастье!

По сверкающему паркету бесшумно метался котёнок. Рядом на полу сидел Володя. Он вынимал игрушку из коробки, внимательно её разглядывал, и оставлял на полу. Так все игрушки из коробки перекочевали на пол. Все оказались нужны на даче! Володя поднял голову.

– И котёнка я возьму на дачу! – Володя отобрал мячик у котёнка и со значением потряс им в воздухе. У отца научился, улыбнулась Галя. – Мячик этот – ему.

Мячик полетел в груду игрушек на полу.

– Ещё чего! Только котёнка на даче не хватало! – нахмурилась Галя.

– Я сам буду ухаживать за ним! – возразил Володя.

– На даче его собаки порвут, – разъяснила Галя. – Пусть котёнок останется дома, целее будет. Все игрушки забираешь? Куда тебе столько? Иди, помоги маме вещи уложить. Игрушки я беру на себя.

Володя, надув губы, исподлобья смотрел на Галю. Какой упрямец! Весь в отца. Улыбаясь, Галя потрепала Володю по волосам.

– Надулся, как пузырь! Смотри, не лопни!

Володя заулыбался и тут же забыл обиду. И это отцовская черта.

– Почему ты с нами не едешь? – он доверчиво прижался к сестре.

– У меня дела в городе.

– Какие дела?

– Государственной важности.

Володя аж рот раскрыл от изумления. Он смотрел на сестру снизу вверх, с неподдельным восхищением:

–Ух ты! С тем самым чемоданом?!

Галя, прыснув от смеха, крепко обняла Володю, затеребила, зацеловала его вихрастую чёлку.

– С дипломатом! Бери выше! С генералом!

Володя вырывался и визжал – ужасно боялся щекотки!

Это был тёплый, радостный вечер. Их последний мирный вечер. Солнце медленно катилось в объятия горизонта. По другую сторону небес, на фоне яблочной вечерней зелени, резко темнели изящные дворцовые силуэты; глядя на них, Володя вспомнил о добром сказочнике Андерсене и сонно улыбнулся.

Умиротворённое, семейство Гурьяновых отошло ко сну. И каждому приснился только ему предназначенный сон. Кому – венский вальс в высокой зале, кому – пушистые котята в лопухах.

Но для генерал-полковника, главнокомандующего сухопутными войсками вермахта, та ночь выдалась бессонной. В окружении своих заместителей навис он над картой. Воздух так сгустился от напряжения, что, казалось, подбрось фуражку – и она повиснет.

В небытие летели страшные, последние минуты.

Наконец генерал-полковник приподнял левый рукав своего безупречного кителя и взглянул на циферблат наручных часов. Они показывали три часа тридцать минут.

Люди, сидящие за столом, как по команде, зашевелились, задвигали стульями. Но не проронили при этом ни слова. Тягостное, благоговейное молчание зависло над ними, как гильотина.

Генерал-полковник медленно взял телефонную трубку и страшно медленно поднёс её к губам. Он твёрдо произнёс одно лишь слово. Короткое немецкое слово, породившее столько несчастий для всех нас:

– Дортмунд.

И в ту минуту город Брест превратился в ад.

III

Никто живой ада не видел, но, наверное, ад выглядит именно так. Огонь, кругом огонь… И даже из-под земли вырывалось пламя. Огонь лился с неба, как дождь. От него негде было укрыться.

Дома стены не помогали. Они похоронят тебя, если ты не убежишь. Но бежать тебе некуда, потому что снаружи тоже ад.

Непрерывно выли сирены. Шквальным огнём простреливались городские улицы, – носа не высунешь из дому, куда там добежать до казармы!