Георгий Тушкан - Джура. Приключенческий роман (с иллюстрациями) Страница 15

Хозяин лошади не находился.

— Лови! — кричал Абдулла. — Хватай за повод! Упустишь — скандал будет. Скажут, чайхана виновата!

Мальчик поймал лошадь и повел к коновязи.

— Почтенные, смотрите, — крикнул кто-то из толпы, — чей-то курджум упал в реку! Вон плывет!

Мешок из красной шерсти быстро плыл по течению, постепенно погружаясь в воду. Рахим мгновенно прыгнул в реку, стараясь догнать курджум. Послышались веселые возгласы, советы. Несколько всадников поскакали по берегу на помощь мальчику. Рахим поймал курджум и, схватившись за конец аркана, брошенного одним из верховых, выбрался на берег под крики одобрения. — Хозяин! Кто хозяин? Где счастливец? — спрашивали друг друга в толпе.

Но хозяин не откликался. Большинство предлагало вскрыть курджум. Абдулла, получив согласие Максимова, перерезал шерстяную петлю, на которой висел замок. Все столпились вокруг, забыв о жаре.

В одном кармане переметной сумы был коран,[9] шкатулка, запертая на ключ, женское покрывало, патроны к браунингу и мешок с золотым песком. Абдулла немедленно его спрятал

В другой половине были лепешки, завязанные в платок, женский халат, небольшие кожаные ичиги, три пачки денег тысяч на двенадцать, кусок вареной баранины, неполная бутылка с коньяком и десять янтарных мундштуков. Абдулла, понимавший в них толк, сразу поднес к глазу один из них и в светлом глазке увидел изображение обнаженной женщины.

— Кашгарский, — сказал он.

Максимов приказал ординарцу немедленно все отнести к нему в райотдел.

Рахим побежал в чайхану переодеваться.

— Почтенные, — сказал Максимов, — очевидно, хозяин белой кобылы, отказавшись от лошади, побоялся, что курджум может его выдать. Он решил отделаться от улик, сбросив его из чайханы в реку. Но мы, конечно, найдем хозяина.

К чайхане подходили всё новые и новые люди.

— Слушайте! — громко сказал Максимов. — Пусть здесь запомнят все: кто обидит моего друга Хамида — обидит меня самого, кто тронет кого-нибудь из его семьи — будет иметь дело со мной. Голос Максимова звучал властно, а в глазах светилась легкая насмешка.

— Хамид, скажи нам: ты не видел в чайхане никого из бывших единомышленников?

— Нет, — твердо ответил Хамид, — нет!

Оспенные шрамы на его лице побагровели. Он с нескрываемым ужасом смотрел в немигающие глаза Максимова. Он думал о том, что только Максимову мог прийти в голову этот дьявольский план — публично почтить его, бывшего курбаши, своей дружбой. Максимов слишком хорошо все понимает, чтобы сделать это случайно или по неведению. Начальник несколькими словами о своем друге Хамиде порвал все связи, ещё сохранившиеся у Хамида с басмачами. Друзья Максимова — дехкане и рабочие — не признают Хамида своим: недобрую память оставил он в тех кишлаках, где побывал со своими джигитами. Да ведь и он не считает единомышленников Максимова своими. Сдался он потому, что невозможно стало воевать. Отряд тает с каждым днем — никто не идет в басмачи. Да кроме того…

Максимов прервал невеселые мысли Хамида.

— Прими по-дружески, — сказал он, доставая из седельной сумки шелковый халат и протягивая его Хамиду.

«Вот для меня и совсем закрыта дорога назад, — подумал Хамид, с поклоном принимая халат и прижимая его ко лбу и сердцу. — Лукав и могуществен „человек, который везде…“.

Хамид, не медля ни минуты, надел подаренный халат. Теперь этот халат предохранит его от выстрелов со стороны советских людей, но привлечет все пули его бывших единомышленников. — Спасибо! Твой должник и верный раб.

Хамид обвел взглядом толпу. Одни смотрели на него подозрительно, большинство — с ненавистью, немногие сочувственно улыбались.

После отъезда Максимова чайхана сразу наполнилась людьми. Происшествие горячо обсуждалось.

Хамид сидел в глубокой задумчивости. Он снова и снова думал о том, что Максимов отрезал ему путь к спокойной жизни. Теперь никто из друзей не поверит, что это не измена, а уловка. А его друзья? Это люди, с которыми он грабил и убивал, вместе спасал свою шкуру. On-видимому, и сейчас тот человек, который предлагал белую кобылу, сидит где-нибудь здесь, за его спиной, с пистолетом в кармане. «Мы все служим Черному Имаму. Он беспощаден. Но зачем ему жизнь Хамида, который оказался достойным правой веры и при допросе почти ничего не сказал Максимову? Если бы начальник хоть немного знал о Черном Имаме, не бывать Хамиду на свободе. А вдруг Максимов знает и о Черном Имаме? Кто может сказать, что знает или не знает Тысячеглазый!»

— Эй, Хамид! — донесся голос с площади.

Народ расступился, давая дорогу бывшему курбаши. Перед входом в чайхану ординарец Максимова держал в поводу черного коня. — Бегунчик! — позвал его Хамид.

Конь оглянулся, поднял голову и громко заржал. «Мое седло, уздечка, курджум и… даже моя нагайка. Обо всем подумал начальник…» — мысленно отметил Хамид, не зная, радоваться ему или печалиться.

Хамид, не слушая поздравлений, быстро подошел к коню. Он попробовал подпругу, вскочил в седло и, свистнув, поскакал из кишлака. Вскоре он услышал зов и, оглянувшись, увидел за собой всадника. Хамид осадил разгоряченного коня.

— Начальник приказал передать тебе этот револьвер, патроны, — сказал ординарец Максимова, — и предупредить: «Берегись мести Черного Имама».

V

Ивашко, войдя к Максимову, заметил, что тот отложил в сторону толстую потрепанную книгу.

— Курите! — Максимов раскрыл портсигар.

Юрий не курил и потому отрицательно покачал головой. Он передал Максимову документы и с любопытством оглядел комнату. На чисто выбеленных стенах висели карты. Узкая кровать, на стене — охотничье ружье. Возле кровати — небольшой коврик. В углу — шкаф со стеклянными дверцами, завешанными изнутри бумагой. Несгораемый ящик, полки с книгами. В углу на табурете — таз и кувшин с водой. За открытой внутрь ставней поблескивал карабин. Чувствовалось, что в комнате живет военный.

Максимов просматривал документы. Его продолговатое, темное от загара лицо с узким орлиным носом, немигающими карими глазами и тонкими, плотно сжатыми губами напоминало Юрию лица упорных и бесстрашных путешественников-исследователей. Внимание привлек шрам, который был ясно виден под левым ухом Максимова. Максимов отодвинул документы на край стола.

— Все это мне уже известно, — сказал он сдержанно. — В чем же я провинился? — спросил юноша.

— Слушайте меня внимательно. Вы в кишлаке Чак остановились у малоимущего Асана и к вечеру, покинув его кибитку, перебрались в кибитку бая Туюкчи. Было это?