Геннадий Андреев - Белый Бурхан Страница 15

— Иди за мной, — сказал Куулар мрачно, — и постарайся не задавать никаких вопросов…

Чочуш кивнул и потянул коня за повод. И хотя неосознанная тревога не покидала его, он был рад, что нашел себе столь мощного попутчика. Пусть даже и на самую короткую дорогу.

Куулар шел уверенно и спокойно, обходя обломки скал и высокие деревья, незримой тропой продвигаясь к одному ему известной цели… Так в родных горах умел ходить и Чочуш. Летом он определял дорогу по белкам, из которых выкатывались стремительные ручьи ледяной воды, низвергаясь водопадами в пропасти или растекаясь по долинам спокойными, ласковыми и вкусными потоками. Зимой дорогу ему указывали козьи тропы и козырьки снега и льда, нависшие над поседевшими от холода скалами причудливыми карнизами. Страшны были только оплывины в горах, на которые нередко попадали охотники, преследующие зверя.

Дугпа Мунхийн остановился, ткнул посохом в черную и корявую щель в скале:

— Здесь отдохнем. Дальше будет трудный путь, а у твоего коня повреждены бабки, да и ты сам набил мозоли на пятках и подошвах… Какие вы теперь ходоки!

Чочуш смутился. Он думал, что его попутчик даже не заметил легкой хромоты коня и хозяина. Но тот, похоже, замечал все и умел читать мысли: именно о хорошем отдыхе и думал Чочуш.

— Там, влево, есть поляна. Пусти коня пастись. А немного дальше сухостой, дрова для костра. Казан мы найдем тут.

«Казан! — вздохнул Чочуш. — Что нам варить в том казане? Еды-то ни у него, ни у меня нету…»

Ружье он бросил три дня назад, расстреляв все патроны. Остался нож, но этим оружием ни птицу, ни зверя не достанешь. Не оправдал себя совет Доможака: беречь припас и стрелять наверняка. Чочуш был неплохой стрелок, но голодное брюхо всегда торопит палец, лежащий на курке.

Вот и поляна с травой по пояс, а чуть дальше — сушняк, рядом со скалой — родник чистой воды… Совсем, как дома!

Сняв уздечку и стреножив коня, Чочуш отпустил его на выпас, набрал охапку сухих сучьев и коряжин, вернулся к пещере, где хозяйничал дугпа, разделывая неизвестно откуда взявшуюся тушу марала. Изумленно поведя глазами, Чочуш заметил короткое копье с металлическим наконечником и понял, что марала тот взял готового, прошитого еще утром самострелом незадачливого охотника. Но ведь по всем охотничьим законам это — кража! И завтра же вернувшийся в эти края охотник проклянет вора, заплюет его след!

— Охотник не придет в эти места, — буркнул дугпа Мунхийн. — Демон Мара[47] закружит ему путь. Я уже позаботился об этом.

С трудом протиснувшись в узкую расщелину скалы, Чочуш замер, пораженный: прямо от входа пещера расширялась, уходила высоко вверх и в стороны и была явно обжитой.

У расписанных причудливыми узорами стен стояли жердяные топчаны, посреди каменного зала был сложен очаг, а сама расщелина изнутри закрывалась большим плоским камнем. Он подошел к стене, провел ладонью по шершавому камню и рисунки стали четче — Чочуш своим прикосновением стер пыль и копоть: помчались круторогие бараны, а за ними вдогонку — лучники. Когда они начали свой бег?

Что-то крикнул дугпа. Парень покинул пещеру и начал ломать топливо для костра. И тут же у него опустились руки — дрова есть, но где взять огонь? И, пожалуй, впервые в жизни Чочуш пожалел, что так и не научился курить, хотя иногда и держал во рту гостевую трубку. У курящего человека постоянно дымит трубка в зубах и всегда наготове огниво.

— Ты что бросил работу, парень? — хмуро поинтересовался дугпа Мунхийн, уплетая сырую печенку.

— У меня нет огнива, я не знаю, где взять огонь. Высечь ребром ножа из камня?

— Где же ты его брал раньше?

— У меня были ружье и патроны. Я высыпал на бересту немного пороха из патрона и зажигал его, разбив капсюль кончиком ножа.

— Потому и остался без патронов и выбросил ружье? Куулар отложил свой кривой нож, вытер окровавленные губы, подошел к приготовленному Чочушем сушняку, подправил что-то, достал из-за опояски темную бутылочку, отсыпал из нее на ладонь несколько серебристых крупинок, дунул, и порошок уже в воздухе рассыпался дождем синих искр, упал на топливо, обдав его горячим, стремительным и жарким пламенем.

— Вот и все! — усмехнулся дугпа.

Чочуш остолбенел. Такие чудеса не умели делать даже русские, которые добывали огонь из деревянных палочек, хранящихся в красивых коробках с рыжими боками.

— Неси казан! Бухилер варить будем.

Чочуш опрометью кинулся к ручью.

Проголодавшийся за дни скитаний по тайге Чочуш набросился было на плохо проваренное мясо, но дугпа остановил его:

— Не жадничай. Умрешь.

— Желудок теленгита все переварит! — вспомнил Чочуш слова Коткена и протянул руку за очередным куском. — Даже камни!

— Что же ты не ел камни? — нахмурился Куулар.

— Хотел добыть мяса, — Чочуш поспешно проглотил непрожеванный кусок. Мясо все-таки лучше!

— Отдохни, дождись отрыжки. И не вздумай сразу бежать к ручью и пить холодную воду!

— Ладно, — нехотя повиновался Чочуш, — подожду чай…

Дугпа Мунхийн ел не спеша, отрезая мясо ножом у самых губ.

Чочуш сглотнул завистливую слюнку:

— Еще кусочек можно, а?

Куулар кивнул, думая о своем. Парень его мало беспокоил и почти не мешал: хочет набить брюхо, а потом корчиться и выть от болей в желудке пускай. Но покойник ему не нужен — их было на его пути уже достаточно. Необходимо на время сберечь этого молодого глупого теленгита. Не для него самого, а для себя, как костыль, на который при случае можно опереться, и как кость, которую можно будет бросить собакам, если в том настанет нужда… Куулар один ходил через Гоби и хорошо знает «звериную дорогу» паломников и бродяг. А дней через пять, когда они пройдут всю Бай-Тайгу и остановятся в первой кумирне, можно будет с этим парнем поговорить построже, указать прямой путь к могучей и древней вере. А пока хватит с него и того, что он знает и еще узнает!

Разрушитель сансары, бог смерти Мара, злобный дух чревоугодия и развлечений сделает все остальное без жреца Бонпо, если этот трусишка, обжора и хлюпик не поймет святых символов огня, зашифрованных в кресте из молний…

Чай еще не закипел, и Чочуш, не в силах совладать с самим собой и своим аппетитом, нерешительно поднялся с камня:

— Пойду посмотрю коня.

Дугпа Мунхийн кивнул: он и сам хотел, чтобы парень отлучился и дал ему возможность совершить жертвоприношение Агни Йоге и прошептать несколько стихов из первой самхиты великих Вед…[48]

У Чочуша подгибались колени от страха, пока он шел к коню. Таким кинжально-острым и каменно-тяжелым был взгляд дугпы, которым тот его провожал. Чочуш уже понял, что попал в плен к колдуну, перед которым все кермесы и дьельбегены — ничтожества. От голоса дугпы все обрывалось внутри, а взгляд колдуна прожигал насквозь, и его можно было чувствовать даже здесь, за каменным щитом скалы.