Нелли Шульман - Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая Страница 15

— Сейчас доктор положит пломбу, — ласково сказала Эстер, поправив чепец, что закрывал ее вороные, тяжелые волосы, — и я поухаживаю за вашими зубами, ваша светлость.

Штатгальтер что-то промычал, кивнув. Он тяжело дышал: "Я слышал, вы собираетесь в Новый Свет, Кардозо? А кто же меня будет лечить?"

— В Голландии, ваша светлость, — Иосиф достал из шкапа серебряную зубную щетку и вощеную нить, — много отличных врачей.

— Ваша семья лечит мою семью уже полтора века, — капризно выпятил губу штатгальтер, — я к вам привык. И потом, Кардозо, — он взглянул в смуглое, красивое, обрамленное короткой черной бородой лицо врача, — я же вас не обижаю, для чего вам уезжать? Вот ваш отец — уехал и умер.

— Наш отец, ваша светлость, — Иосиф стал мыть руки в фаянсовом тазу, — уехал в Италию, потому что в Ливорно была эпидемия чумы. Он исполнял свой долг врача. В Северной Америке мало хороших докторов, так что, — мужчина вытер руки и посмотрел на сестру, что аккуратно чистила зубы пациенту, — мой долг, наш долг, — он указал на Эстер, — работать там, где мы нужны более всего.

Вильгельм Оранский сплюнул в серебряную миску: "Но вы должны принять роды у моей жены, иначе я вас не отпущу. Осталось недолго, вы же говорили — в феврале".

— Разумеется, — Иосиф взял шелковую салфетку и вытер рот штатгальтеру, — мы сделаем все для того, чтобы ее светлость удачно принесла дитя.

— Если будет мальчик, — рассмеялся штатгальтер, вставая, — получите тысячу гульденов золотом, как в прошлый раз. Ну, до встречи, — он потрепал Иосифа по плечу и вышел в переднюю. Врач проводил глазами вскочивших перед штатгальтером придворных и услышал ехидный голос сестры: "Предполагаю, что если будет девочка, то мы ничего не получим. Одна девочка у него уже есть".

Иосиф улыбнулся, и, наклонившись, — Эстер была много ниже, — поцеловал ее в лоб. "Я тут все приберу и вымою пол, — сестра посмотрела на грязные следы от сапог на дельфтской плитке. "Хоть сменную обувь им давай. Хотя, конечно, никто ее не будет носить — девушка пожала плечами, — уж больно они брезгливы".

— Брезгливы они, — пробормотал Иосиф. "Было бы так — не мылись бы в тазу раз в неделю, а принимали ванну, каждый день. Я пойду в кабинет, — Эстер посмотрела на складку между бровей брата: "Я тебе нужна?"

— Да, — он потер бороду, — конечно. Это будут не простые роды, надо все обсудить.

Она внезапно застыла, держа в руках хрустальный флакон с полосканием для рта: "Почему ты ей не говоришь?"

— Потому что, — вздохнул Иосиф, — я сам еще толком не знаю — что там у нее происходит, незачем зря пугать пациентку. С ребенком все хорошо, лежит правильно, может, и обойдется.

— Констанца же не просто пациентка, — Эстер все смотрела на него — большими, черносмородиновыми, красивыми глазами. "Она…"

— Друг, родственница, да…, - согласился Иосиф. "Это-то и хуже всего, сама знаешь. Приходи, — он аккуратно закрыл за собой дубовую дверь кабинета.

Развернув большой лист со схемой кровообращения, он хмыкнул: "Подумать только, еще век назад Гарвея за это смешали с грязью. Господи, ну как преодолеть человеческую косность? Да и не только в медицине". Иосиф поднялся. Сняв с полки том Спинозы, присев на каменный подоконник, он отыскал нужную страницу:

— Под Богом я понимаю существо абсолютно бесконечное, то есть субстанцию, состоящую из бесконечно многих атрибутов, из которых каждый выражает вечную и бесконечную сущность, — тихо прочел Иосиф. Глядя на силуэт Эсноги на противоположном берегу канала, мужчина усмехнулся: "А ведь Авраам Мендес де Кардозо подписал эдикт об исключении Спинозы из еврейской общины. Мой прапрадед, он тогда сидел в совете синагоги. Наверное, он бы и меня — врач вздохнул, — проклял".

Иосиф отложил книгу. Достав папку с ярлычком: "Констанца ди Амальфи, 19 лет", мужчина стал ее листать.

Он и не услышал, как Эстер наклонилась над его плечом. Сестра сняла чепец и заколола пышные, черные косы на затылке.

— Если бы мы могли заглянуть внутрь человеческого тела…, - пробормотала девушка, глядя на изящный рисунок пером, что сделал Иосиф. "Но ведь она, ни на что не жалуется, Констанца…"

Брат помолчал и хмуро ответил: "Когда-нибудь заглянем, я уверен. А что она не жалуется, — так их отец почти до пятидесяти с этим дотянул, — он указал на аккуратно начерченное сердце. "Однако мистер Майкл вел спокойный образ жизни, размеренный. А тут, — Иосиф помрачнел, — роды".

— А как ты узнал? — спросила Эстер.

Брат развел руками: "Все пациенты лгут, как известно. Констанца — не исключение. Это Питер мне сказал, что у нее в детстве, когда они много бегали, или баловались, — синели кончики пальцев и губы. То есть она не лгала, конечно, она просто забыла. Я заставил ее немного побегать по лестницам, и послушал сердце. Все, как в учебнике — сначала бешено стучит, а потом — замирает. И она начинает задыхаться, после нагрузки".

— И что делать? — Эстер, присев на ручку кресла, погладила брата по черноволосой, прикрытой бархатной кипой голове.

— Взять с собой камфару, и надеяться на лучшее — отозвался Иосиф. Он потер лицо руками, и, посмотрел на часы: "Мне надо идти к этому, с обострением подагры. Ты почитай ее папку, подумай — какие еще средства нам понадобятся. Вечером обсудим".

— Но ты ей скажешь? — спросила Эстер, подавая ему уличный плащ.

— Скажем, — поправил ее Иосиф. "И ей, и Джованни. Но мягко, конечно". Он улыбнулся, и, подхватив свою сумку — вышел.

Эстер присела за большой, крытый зеленым сукном стол. Повертев в тонкой руке серебряную чернильницу, очинив перо, она стала просматривать записи брата.

В большом, жарко натопленном кабинете, перед мраморным камином, на ковре лежал кот. Констанца поставила узкие, изящные ступни в шелковых чулках на полосатую спину и смешливо сказала: "Он стал такой ленивый, что даже не шевелится. Прямо как я. Ты не волнуйся, — она подняла на Джона прозрачные глаза и поморгала рыжими ресницами, — сообщение с Санкт-Петербургом хорошее, корабли идут каждую неделю, сам же знаешь. Все донесения будут доставляться вовремя".

— Да, — Джон налил себе кофе и велел: "Ты пей молоко, Питер целый бидон с утра принес. Козье, свежее. И свою настойку боярышника, — он кивнул на стеклянный, отделанный серебром флакон.

— Придумали тоже, — сердито пробормотала Констанца, принимая из его рук фаянсовую чашку. "Все у меня в порядке, я его и не чувствую — сердца. Шифры все готовы, — она указала на тетрадь в кожаном переплете, что лежала на столе, — а перед отъездом я тебе новые пошлю".

— Ваш отец умер от сердечного приступа, — вздохнул Джон, — так что лучше — быть осторожнее. А с Санкт-Петербургом, — он усмехнулся и закинул руки за голову, — мой дед рассказывал. Он же сопровождал царя Петра, когда тот приехал в Англию. Петр ему предлагал бросить все и отправиться к нему на службу, говорил, что в новой России ему нужны умные люди.