Светлана Поли - Ее Звали Карма Страница 15

— Уразумел, батюшка!

— До конца был?

— Да, государь, да. Сдается мне, княжна поджидала будто кого, — испуганно пробормотал Михеич.

— Вот оно что…Та-ак. Ясно! — задумчиво произнес Василий. — Его, значить, поджидала…Ладноть. Поглядывай и дале за Катериной, докладывай обо всем, чего увидишь либо услышишь, — князь потрепал старика за седую бороду.

— Как прикажешь, заступник наш…

— Ступай.

Михеич, откланявшись, вышел из хором, аккуратно и тихо прикрыв за собой резные дубовые двери, а князь задумался, сдвинув брови.

— И этого чертеняку тоже обженить надоть…

Двери распахнулись, и в зал вошли будущие родственники князя, боярин Никита с сыном.

— А-а-а, проходите, гости дорогие, — обрадовался Василий и, поднявшись с кресла, пошел к гостям навстречу. — Афоня, подать меду! — крикнул он в сторону…

Катерина сидела в беседке возле терема с букетом полевых цветов.

«Придет, не придет… Придет, не придет…» — думала она, отрывая у ромашки лепестки. Сзади к ней подошел Андрей.

— Катерина… — окликнул он ее.

Та обернулась, и молодой боярин, глядя на нее, от испуга попятился назад. Потом совладал с собой и ближе подошел к княжне.

— Что стряслось с моей невестой? — поинтересовался Андрей.

— Захворала я. Теперь на меня не глянет и отец родной, уж не говоря о молодом

боярине, — и она принялась истошно вопить.

— Н-да, — Андрей задумался. — Не стоит так убиваться. Это ж не проказа. Все образуется.

Катерина снова принялась рыдать.

— Люди разное поговаривают… — хлюпала она носом.

«Думаешь, я поверю в твою хворь, хитрая бестия? — подумал усмехаясь Андрей. — Как бы не так! Знаю, почто изуродовалась так. Избавиться от меня удумала? Придется тебя разочаровать — не отступлюсь я от тебя, уж дюже ладное приданое за тобой дают»,

— Меня за тобой, княжна, послали. Родители наши видеть нас желают.

— Как же я в таком уродстве пред очи батюшки вашего покажусь?

— Так же, как и пред мои очи показалась… — съехидничал боярин.

Увидев размалеванную дочь, Василий растерялся и даже забыл, о чем разговаривал с Никитой. Тот тоже глаза выпучил и дара речи лишился.

— Что с лицом твоим, дочь моя? — возмутился государь.

— Хворая я, батюшка. Нездоровится мне, морозно шибко…

— Не серчайте, гости дорогие, отлучусь на чуток, — попытался улыбнуться Василий и, взяв Катерину под руку, — отвел ее в сторону. — Ты что ж это удумала? Опозорить родителя хочешь? Почто упорствуешь в дурости своей?! Удумала бунт учинить? Я живо тебя вразумлю. Евдокия!

— Что, государь? — поклонилась подбежавшая нянька.

— Запри ее, — начал он шепотом, чтобы гости не слышали. — И пусть сидит в опочивальне своей, доколи не позволю показаться пред очи мои. Вон с глаз моих! — закончил князь и вернулся к гостям.

— Катерина, матушка, что ты еще удумала? Зачем оспины такие мерзкие наставила на лице своем холеном и пригожем? Почто гнев у батюшки вызываешь?

— Учить меня удумала?! — сквозь зубы процедила княжна.

— Что ты, голубушка! Это я так, не подумавши, ляпнула. Глаша, разыщи Алевтину и Варьку и живо приготовьте баню государыне нашей, — распорядилась Евдокия по ходу дела, увидев в коридоре сенную девку, стоявшую без надобности.

Вскоре в опочивальню княжны холопки приволокли лохань, и давай

наполнять ее теплой водой.

— Ох, княжна, накличешь на себя беду. Почто отца — батюшку не слухаешь? — сокрушалась нянька, снимая с нее дорогой сарафан, расшитый каменьями.

Катерина молча стояла, позволяя себя раздеть, потом забралась в лохань.

— Долейте горячей воды, а то студеная уж больно, — командовала Евдокия, засунув для пробы руку в лохань. Девчата подхватили ведра и унеслись из опочивальни за кипятком.

— Ну, зачем тебе, голубушка, надобно было так мазать себя?

— Ты не уразумеешь.

— Ведь молодой боярин и впрямь подумает, что ты дурнушка.

— Мне того и надобно.

— И впрямь не уразумею, княжна…

— Опостылел мне Андрей, другой мне люб!

— Так ты замуж не желаешь?

— Не желаю!

— Ах, вон оно что…Глупая ты еще, дитя мое, — тяжко вздохнула нянька, намывая плечи и спину юной госпоже. — Разве ж ради любви замуж идут? Выходят, чтоб семью и детей иметь, чтоб жить в достатке и под защитой мужа. А любовь тут не при чем. Она позже появляется.

— Как это так?!

Холопки приволокли ведра с горячей водой и стали подливать ее в лохань.

— … Появляется с уважением к мужу, с заботой о нем и детях.

— Да нет же, Евдокия! Нельзя без любви под венец, да на веки вечные. Это ж грех адовый.

— Молода ты еще, голубка моя. Не все разумеешь о жизни. Полюбились год-другой и расстались, а очаг свой иметь будешь не один десяток лет. И дети радость нести станут. Ты поймешь, когда мужа познаешь, когда понесешь от него и разродишься первенцем. А покуда тебе не уразуметь, об чем я тут толкую тебе. Чудными кажутся тебе речи мои.

— Ой, чудными няня.

— А жених твой ладный: и богат, и красив, и молод. И чего еще до счастия надоть? — нянька стала обтирать свою подопечную, вышедшую из воды. Нарядив ее в чистый сарафан, она распорядилась убрать лохань и напоследок напутствовала Катерину. — Одумайся, голубушка. Не гневи родителя, — с теми словами и вышла из опочивальни, закрыв дверь на ключ.

В городе гулянье началось. У реки, на поляне народ веселится.

Вечереет. Запалили костры. То тут, то там слышны песни да смех. Молодежь расселась вокруг большого костра и затянула песни: девчата запевают, парни подхватывают. Молодые милуются, парами по лесу гуляют, венки плетут, по реке на лодках катаются, а Катерина сидит одна в своей светлице у распахнутого окна и грустно глядит вдаль, на огоньки костров.

Как бы ей хотелось сейчас туда, к ним — к подружкам и друзьям — петь песни, прыгать через костер, водить хороводы, слушать были и небылицы и просто сидеть у огня с Берджу, чувствуя, как он сжимает ее ладони в своих…

В светлицу вошла нянька и поставила корзину с ужином на резной стол. Катерина упала ей в ноги.

— Евдокия, пусти меня на свет божий! — взмолилась девушка.

— Что ты, княжна! Подымись. Бог с тобой, ласточка моя!

— Няня…

— Что ты, дочка! Государь приказал не выпущать тебя.

— Выпусти, умоляю! Пожалей меня, несчастную…

— Не велено. Не велено выпущать. Я б с радостью. Но батюшка приказал…

— А ежели он тебе прикажет удушить меня, ты тоже исполнишь волю его?

— Что ты такое говоришь?! Пожалей меня, старуху. Ведь князюшка не пощадит меня, коли я упущу тебя. Что я могу поделать? Не убивайся так. Вот, поешь, золотко. Покуда батюшка запрет не сымет, сидеть тебе здесь, моя милая, — нянька погладила Катерину по голове.