Алексей Кирпичников - Сталинъюгенд Страница 15

— О чём говорить, товарищ Берия.

— Ну, тогда у нас вопросов больше пока нет. Мы с Всеволодом Николаевичем откланиваемся, а ты, Вано, очень серьёзно проанализируй происшедшее, чтобы ничего подобного в твоей жизни больше не случалось.

Когда Берия с Меркуловым покинули кабинет, Анастас Иванович сказал:

— Ваня, у меня нет слов… Самое страшное уже произошло. Спешить теперь, к сожалению, некуда. Я поговорю с тобой позже. У меня сейчас очень много работы. Поезжай на дачу и поразмышляй.

— Папа, я всё время об этом думаю. И очень раскаиваюсь… Но как я мог представить, что Шахурин такой дурак?!И убьёт её…

— А надо было допустить такое продолжение.

Отправив сына, Микоян начал анализировать только что закончившийся разговор. Безответственность Вани сначала ошеломила, но потом он понял, что ошибся сам — нельзя разрешать детям так вольно распоряжаться пистолетами. Было жаль погибших детей, но ещё сильней тревожила сегодняшняя беседа. Он задавался вопросом, почему Берия скомкал допрос и не стал выспрашивать у Вани подробности отношений с Шахуриным.

«…Лаврентий обязан развивать успех. С таким козырем госбезопасность имеет возможность долго нагнетать напряжение и интриговать против меня… Конечно, ситуация может получить развитие и позже. Но зачем тянуть? Ведь железо куют, пока горячо… Берия должен был устроить истерику прямо сегодня. И не у меня, а в кабинете Иосифа. Тут что-то не так. Тут есть какой-то подводный камень… Надо разузнать у Вани подробности»…

Невесёлые размышления Микояна прервал заведующий секретариатом Александр Барабанов:

— Анастас Иванович, я на свой риск не отменял совещания. Решил, что в случае чего товарищи подождут…

— Правильно. Молодец. Приглашай в кабинет. — За личными заботами член ГКО чуть не забыл, что назначил заместителям оперативную летучку.

Покинув Микояна, визитёры перешли в кабинет к Лаврентию Павловичу и приступили к обсуждению только что полученного признания сына Микояна. По сути, Берия инструктировал Меркулова:

— Сворачивай вопрос об убийстве на бытовой почве и раскручивай дело о тайной организации. И в его рамках утверждай, что сын Микояна передал оружие не нервному школьнику Владимиру Шахурину, а лидеру антисоветской террористической группы. Хотя это будет не просто доказать, если Иосиф Виссарионович не разрешит применять спецсредств воздействия — ведь Вано отдал Шахурину пистолет накануне убийства. Без допросов остальных школьников мы пока не обладаем должной информацией… Короче, Всеволод, не выделяя в отдельное делопроизводство, собери материал по «Четвёртой Империи» и выйди с ним к Хозяину.

— Лаврентий Павлович, а по убийству что докладывать?

— Докладывай, как есть. Но вряд ли эта чепуха заинтересует Иосифа Виссарионовича. Обязательно скажи, что вскрылись очень интересные обстоятельства и намекни, в чём суть. Если товарищ Сталин попросит подробности, рассказывай, не стесняясь, а я, со своей стороны, тоже сделаю сообщение. Так просто эту историю оставлять нельзя. Посмотрим, как товарищ Верховный воспримет, что в Кремле живут два участника тайной организации «Четвёртый Рейх», возглавлявшейся «рейхсфюрером» Владимиром Шахуриным? — подытожил Берия, имея в виду, что московская квартира Микояна находилась в Кремле недалеко от квартиры Сталина.

Машина, в которой Ваню везли домой, миновала поворот к санаторию «Барвиха», проехала ещё несколько километров, и за Усово, где шоссе, запетляв, ныряло в овраг, свернула с Успенского шоссе налево. Метров через пятьдесят она остановилась у высоких железных ворот зелёного цвета — въезда на дачу Микояна в имении «Зубалово». В обе стороны от ворот, куда хватало взгляда, тянулся высокий забор из красного кирпича, ограничивший этот райский остров от построенного в СССР социализма.

Бывшее до революции владением нефтепромышленника Зубалова и с тех пор получившее его имя, поместье находилось на двух огромных территориях, рассечённых глубоким оврагом со змеившейся по дну речушкой Медведкой. На дальнем участке стояла дача Сталина — Зубалово-2. Такой порядковый номер отнюдь не говорил о роли её нынешнего Хозяина — просто при прежних владельцах этот дом занимали дети нефтепромышленника. На примыкавшей к шоссе территории находилась дача Микояна — Зубалово-1.

К описываемым событиям Сталинская дача почти пустовала. Сначала, после гибели второй жены Надежды Аллилуевой, сам Сталин съехал в специально приготовленный для него дом в Волынском возле Кунцево, который все называли: «Ближней» (подразумевалось — «дачей»). Тогда в Зубалово-2 остались только родственники Хозяина от второго брака: сын Василий с семьёй, любимая дочь Светлана да их дед с бабушкой — Сергей Яковлевич и Ольга Евгеньевна Аллилуевы. Когда осенью 41-го немцы подошли вплотную к Москве, Зубалово оставили. После того как фашистов отогнали, обнаружилось, что сталинский дом выгорел внутри. Уцелела лишь кухня и галерея-переход от кухни к дому. Естественно, его сразу же начали восстанавливать (фактически строить заново), а для родных Вождя быстро привели в порядок комнаты над кухней, где они обосновались до окончания стройки. Однако по ряду причин с января 43-го в Зубалово-2 квартировал только старенький Сергей Яковлевич.

Зубалово-1 не пострадало от немцев и ожило сразу после победы в битве за Москву. На его территории находилось пять домов.

Если смотреть по направлению от Москвы, в глубине участка над оврагом нависает большое двухэтажное здание в стиле французских замков конца XVIII века. В лучшие для него времена Зубалов-старший любовно выстроил этот дом для себя.

После революции замок, хорошо видный с шоссе, долгое время был коммунальным. Кроме многочисленного семейства Анастаса Микояна туда подселили ещё две семьи: друга Вождя по дореволюционным ссылкам — замнаркома иностранных дел Карахана и надёжно укрывшегося в СССР польского коммуниста Барского. Однако с годами Сталин охладел к двум последним, и в конце тридцатых, чтобы не мозолили глаза, обоих расстреляли, а их предательские семьи рокировали в социализм. Так в доме остались лишь Микояны.

Рядом с главным корпусом находилась небольшая кирпичная кухня, что создавало жильцам некоторое неудобство — в зимнее время пищу иной раз подавали основательно остывшей.

Слева от ворот стоял дом поменьше. В начале тридцатых его занимал военный нарком Ворошилов, а позже — начальник Главного политуправления Красной армии — догадливый, но крайне безответственный Ян Гамарник, бросивший жильё на произвол судьбы и застрелившийся во избежание ареста и насильственной смерти от соратников.