Алексей Воронков - Харбин Страница 16

Нет, нельзя сказать, что Александр разочаровался в революции, однако в нем появилась некая внутренняя тревога, от которой уже трудно было избавиться. Хотелось с кем-то поделиться своими мыслями, но если еще недавно люди открыто могли говорить о политике, то сейчас всех охватил непонятный страх. Видно, жесткая линия партии, когда даже анекдоты про нынешнюю жизнь стали считаться актом саботажа и подрыва строя, сделала свое дело. Люди закрылись в своей скорлупе и боятся оттуда высунуться. Но ведь это неправильно! – хотелось кричать Болохову. Нужно указывать властям на их ошибки, иначе революция превратится в некоего монстра, который сам себя и сожрет. Но разве для этого мы шли на баррикады, разве для этого раздували мировой революционный пожар? Нет, нет и нет!..

Вот об этом сейчас думал Болохов, пока не услышал голос Менжинского.

– Что с вами, Александр Петрович?.. Я вас спрашиваю, вы готовы выполнить задание самого товарища Сталина?

Оказывается, Менжинский пытался пробиться к нему своими вопросами, а он его не слышал.

– Простите, Вячеслав Рудольфович, я задумался. – И тут же: – Да, да, я постараюсь… Вы можете положиться на меня.

– Ну, вот и хорошо, – улыбнулся председатель. – Тогда я вызываю к себе начальника отдела контрразведки. – Он снял с телефонного аппарата трубку. – Пригласите-ка ко мне Артура Христиановича…

Глава третья. Гридасовы

1

Лизонька Гридасова не могла пожаловаться на отсутствие внимания к ней со стороны молодых людей. Поклонников прибавилось, когда она пришла на работу в управление «Русского общевоинского союза». До нее в личной канцелярии генерала Хорвата, служившей одновременно и его приемной, работала машинисткой старушка, поэтому редко кто из посетителей надолго задерживался возле нее, но с приходом девушки все изменилось. Теперь с утра до ночи здесь крутились молодые офицеры, всякого рода деловые люди, а еще врачи, адвокаты, чиновники, которые приходили за высокой поддержкой генерала, заодно не упуская случая пофлиртовать с молодой машинисткой. Приходили и ее товарищи из «Союза молодых монархистов», где она слыла одним из самых активных членов. Зная безотказный характер Лизоньки, ее не оставляли в покое ни днем ни ночью. То ее просили написать сценарий к очередному празднику, то организовать встречу с какой-нибудь знаменитостью, то еще чего. Приходилось идти навстречу и задерживаться допоздна в канцелярии, чтобы закончить работу. А работы хватало. Бумаги, исписанные разными почерками, от каллиграфически-убористого до размашистого и вовсе неразборчивого, несли со всех отделов, и она должна была все это перепечатать. И не только перепечатать, но и отредактировать, потому что не все авторы текстов были людьми в полной мере грамотными, не все владели грамматикой и синтаксисом, не говоря уже об орфографии.

Но больше всех ее донимал начальник личной канцелярии генерала тридцатипятилетний ротмистр Шатуров, высокий брюнет с красиво очерченным профилем и несколько нагловатым взглядом. У него были вечно набриолиненные и гладко зачесанные назад волосы и тонкие смоляные усики, отчего он был похож на какого-то итальянского мафиози и одновременно на законченного бонвивана. О нем ходила дурная слава, будто бы он занимается какими-то темными делишками и меняет женщин как перчатки. Об этом Лизоньку предупредили ее университетские подруги, и она постоянно была начеку, испытывая неприязнь к этому высокому красавцу. Но тот воспринял ее холодность за обыкновенную девическую стеснительность, которая, как он знал, быстро проходит после того, как молодая особа попадает в руки опытного жигало.

Знать бы Лизе, какую цель ротмистр преследовал, принимая ее на работу, наверное, больше никогда не переступила бы порог этой организации, а то ведь решила, что она выиграла конкурс исключительно благодаря своим профессиональным навыкам. До этого она несколько месяцев ходила на курсы машинописи, а когда однажды отец, вернувшись со службы, вдруг объявил о том, что его уволили из Правления Общества Китайской Восточной железной дороги, она тут же решила бросить свой педагогический институт и устроиться на работу. Другого не оставалось. Ведь все, что у Гридасовых было: и родовое поместье, и счета в банке, – осталось победившему на родине революционному пролетариату.

В ту пору таких, как Владимир Иванович, увольняли пачками, потому что после восстановления в 1924 году отношений между СССР и Китаем, разрыв которых произошел в семнадцатом революционном году, КВЖД перешла в совместное советско-китайское управление, что не могло не отразиться на положении служащих дороги. Теперь, согласно соглашению между Пекином и Москвой, работать здесь могли только те, кто имел китайское или советское подданство, ну а монархически настроенный Гридасов ничего не желал менять в своей жизни, потому у него был лишь статус эмигранта. Та же участь ожидала и его детей, потому что с этого момента обучаться в харбинских институтах также могли только подданные этих двух стран. Ситуация казалась тупиковой, если учесть, что Гридасовы-младшие даже мысли такой не допускали, чтобы пойти к большевикам на поклон. На их счастье китайское правительство, сознавая нужду в квалифицированных специалистах, пошло навстречу детям русских эмигрантов и предоставило им возможность получить китайское подданство, а с ним и право продолжить образование.

Лизин старший брат Петруша, понимая сложившую в доме ситуацию, первым устроился на работу – стал охранять пакгаузы в порту. Из-за материальной необеспеченности и сравнительно высокой платы за обучение для студентов было в порядке вещей совмещать учебу с добыванием средств к существованию. Многие из них были заняты на КВЖД, работая охранниками, дежурными по станции, обходчиками. Другие занимались репетиторством, преподавали русский язык китайцам или математику и физику в средних школах. Кому-то даже приходилось довольствоваться любым заработком. Одни крутили баранку, другие работали пожарниками, третьи – пекарями, солистами варьете и даже разнорабочими в похоронном бюро. Преподаватели сквозь пальцы смотрели на это, понимая, что студентам надо каким-то образом выживать. Поэтому, несмотря на плотный учебный график, молодежь умудрялась еще и зарабатывать деньги. Благо, работодатели тоже входили в их положение, давая им возможность являться на службу после окончания занятий.

Лизе найти работу было сложнее, потому как куда ни сунься, всюду требовалась в основном мужская сила. А тут кто-то сказал ей, что в «Русском общевоинском союзе» умерла старая машинистка и ее место освободилось. Когда пришла в управление и увидела, сколь много желающих попасть на службу, решила, что ей ничего не светит. Она слишком молодая, а здесь нужен опытный работник со стажем. Более того, она все-таки решила не бросать институт, а сочетать учебу с работой, а это, скорее всего, не устроит здешнее начальство. И как же Лизонька была удивлена, когда после профессиональных испытаний вдруг объявили, что именно она выиграла конкурс.

Шатуров, этот красавец в ловко сидевшей на нем офицерской форме, сам тогда ввел ее в канцелярию и показал ей рабочее место.

– Здесь, Lise, вы и будете работать, – улыбнувшись, сказал он ей. – Печатаете вы хорошо, я это сам видел, надеюсь, с работой вы справитесь. Поначалу вы будете получать шестьдесят таянов. Да, это немного, но через месяц, если вы покажете себя… и если мы с вами подружимся, – в этом месте он многозначительно посмотрел ей в глаза, – то мы удвоим ваше жалование.

Ротмистр знал, что говорил. Эта хорошенькая девица, как только он ее увидел, сразу пришлась ему по душе. В ней было какое-то весеннее очарование. Так выглядит юная черемушка в период своего цветения. Тоненькая, стройная, с детской пушистой челкой на совсем юном светлом лице. При этом в ней уже явно проглядывало нечто женское, что заставляло мужчин обращать на нее внимание.

С этой женщиной можно пойти и в пир, и в мир, и в добрые люди. «И почему я не видел ее раньше?» – думал Шатуров. Где ее до сих пор прятали? Узнав, что она дочь одного из почтеннейших мужей города, и вовсе загорелся желанием сблизиться с Лизонькой. Вот только она по-прежнему сторонилась его, по-прежнему при виде его глаза ее меркли, и она начинала заметно нервничать. «Что же это получается? – думал ротмистр. – Для всех она открытый человек, а его игнорирует». Ну ничего, он еще свое возьмет. И не таких лошадок ему доводилось объезжать. Когда он учился в кадетском корпусе в Петербурге, а затем в юнкерском училище, считай, не один десяток смазливых девиц прошел через его руки. Среди них было немало тех, у кого папы были генералами и большими чиновниками. И это несмотря на то, что сам Сергей Шатуров был птицей невысокого полета, что отец его был разорившийся помещик, отсюда никаких особых перспектив у парня не было. Но он был красив, красноречив и в достаточной мере образован, и это производило впечатление на девиц. Всем этим он и пользовался, завоевывая их сердца. К тридцати пяти годам, так и не женившись, он продолжал пользоваться успехом у женщин, тем более что все знали: человек он состоятельный, и, имея склонность ко всякого рода авантюрам, он уже здесь, в Маньчжурии, сумел заработать приличный капитал. В основном доход ему приносила контрабанда и наркотики. Пользуясь своим положением и связями, он смог быстро наладить дело. Сейчас на него работала целая армия контрабандистов, которые возили дефицитный товар в ободранную, словно липку, во время Гражданской совдепию, а помимо этого у него в городе было несколько опийных курилен, две из которых находились в принадлежавших ему же домах терпимости. Отсюда эта его не совсем хорошая репутация, отсюда нежелание людей из приличного общества приглашать его на всякого рода собрания и званые ужины. Ему же на это было вроде как наплевать, потому что главным для него были не эти балы, а деньги, которых у него было в достатке. Подумаешь, репутация! Да объяви он сейчас, что уезжает куда-нибудь в Австралию или ту же Канаду, – вряд ли какая из здешних девиц откажется ехать с ним. Пусть даже их родители будут против этого.