Софи Вёрисгофер - Сокровища Перу Страница 16

– Но почему же и белые не плывут сами? – спросил доктор Шомбург.

– Никто не мешает переправляться вплавь и белым, если они хотят, в таком случае этот плот послужит для перевозки вещей.

– А, это прекрасно!

Многие из перуанцев, отправлявшихся теперь на родину, знали об исчезнувших сокровищах Фраскуэло. Один из них даже был всего год тому назад в тех местах, где родился и жил сеньор Рамиро.

– Какой чудесный монастырь построили теперь монахи в саду твоего родительского дома! – рассказывал он. – А дом, в котором ты родился и вырос, служит у них теперь приютом для странников и монастырской гостиницей. Приором там в настоящее время твой враг, брат Альфредо. Он ходит бледный и согбенный, вечно унылый и молчаливый, блюдет посты сверх положенных, целые ночи простаивает на молитве в уединенной келье и вообще ищет уединения, даже и днем, в саду. Его излюбленное местопребывание – ущелье в глухой части парка, куда врезается часть горного хребта. Он часто исчезает в глубине этого ущелья и пропадает там по нескольку часов кряду, строго воспрещая кому бы то ни было нарушать его уединение под страхом строжайшего взыскания!

Кроме этого, земляки Рамиро рассказали ему много разных новостей о его родине, о прежних друзьях и знакомых. Между тем длинный караван путешественников медленно двигался между рядами пальм и банановых кустов, оставляя далеко за собою прелестные окрестности Рио. Плутон бодро и весело бежал подле Бенно, ласково поглядывая на него своими умными глазами.

– Скажите, вы не верите ни в какие приметы или предзнаменования? – спросил Бенно один из всадников.

– Нет, не верю!

– И я тоже! – вмешался доктор Шомбург.

– Хорошо, я сегодня вечером на привале расскажу вам одну маленькую историю, и тогда посмотрим, что вы скажете!

– Через два часа будет привал, – сказал сеньор Рамиро, взглянув на свои часы, – и тогда было бы недурно поохотиться на какую-нибудь живность. Это продолжительное сидение в седле крайне утомительно и вредно, надо непременно немного поразмять ноги!

Солнце стояло уже низко, и проводники стали искать удобное местечко для ночлега. Перед путниками тянулась цепь небольших холмов, через которые предстояло перебраться. Кругом расстилался густой зеленый ковер лугов, там и сям виднелись обломки скал или гигантские глыбы сырого камня. В воздухе повеяло вечерней прохладой. Легкий ветерок шелестел верхушками стройных пальм и развевал длинные гирлянды из многоцветных вьюнов, спускавшихся с деревьев и задевавших шляпы и лбы всадников. Вдруг Рамиро указал вверх и сказал:

– Видите, Бенно, там, высоко в небе, эту громадную птицу, подстерегающую добычу?

– Да, это орел, если не ошибаюсь!

– Это гарпия – самый крупный и самый опасный из всех видов орлов. Вон там его гнездо, – сказал Рамиро, указывая на вершину старого, наполовину обнаженного дерева, – видите вы это гнездо? Оно вдвое больше самого большого журавлиного или аистиного гнезда! Смотрите! Гарпия заметила свою жертву и устремляется на нее.

Действительно, в этот момент страшная хищная птица с резким пронзительным криком упала, точно камень с высоты. Все смотрели, затаив дыхание, на эту громадную черную с белым птицу, величиной более трех футов, с могучими распростертыми крыльями, горящими, точно раскаленные угли, глазами и дрожащими, судорожно сжатыми когтями, готовыми ежеминутно впиться в намеченную жертву и утащить ее с собой. Минута – и воздух огласился жалобным криком. Что-то зашелестело, затрещало в кустах. Затем, плавно взмахивая крыльями, гарпия стала подниматься вверх, унося в своих когтях молодую косулю. Казалось, косуля для нее была не тяжелее сорванного цветка, и в несколько секунд птица вместе со своею добычей очутилась в своем гнезде.

– Мне ничего не стоит взобраться на это дерево! – сказал Педрильо.

– Это не так трудно, но только с гарпией шутить нельзя, можно и глаз лишиться!

– Смотри, сеньор, – сказал один из индейцев-проводников, – она тебе одним ударом клюва пробьет череп. Не подходи к ней близко, если не хочешь смерти. Даже взгляд ее дурной: если только она взглянет на тебя, ты упадешь замертво!

– Пустяки, я взберусь туда и застрелю ее из пистолета! – сказал Педрильо.

– Берегись, господин, она высосет твою кровь!

– Ну, там увидим! – беспечно отозвался Педрильо. – Господа, – обратился он к присутствующим, – кто из вас попадает в карту влет?

– Я! – сказал молодой Халлинг.

– Прекрасно, так будьте наготове, как только я вам крикну!

С ловкостью и проворством кошки «человек-змея» добрался почти до самого гнезда и, достав из кармана пистолет, нацелился прямо в сердце гарпии, которая, наполовину высунувшись из гнезда, смотрела на него злыми глазами, окаймленными, наподобие очков, светлой, резко выделяющейся каймой, и злобно шипела, выражая этим свой гнев.

Но, прежде чем поднявшаяся на ноги птица успела пошевелиться, раздался выстрел – и она, перевернувшись через голову, точно камень, упала на землю, смертельно раненая, с окровавленной грудью, корчась в предсмертных конвульсиях.

Индейцы тотчас же набросились на птицу и, добив ее, стали готовить ее на ужин. Тем временем успели уже развести костры и развесить гамаки.

Покончив с гарпией, Педрильо вздумал заглянуть в гнездо, где оказались еще два маленьких неоперившихся птенца гарпии и полусклеванная молодая косуля.

– Брось нам сюда и косулю! – просили индейцы.

Едва только Педрильо успел исполнить эту просьбу и протянуть руку к птенцам, как вдруг вскрикнул и стал искать рукой точку опоры. Это сразу же было замечено следившими за ним снизу людьми.

– Большой сук загородил ему дорогу! – сказал кто-то.

– Педрильо! Что случилось? Что там такое?

– Змея! Огромнейший удав! – крикнули туземцы, успевшие, не дождавшись ответа, догадаться, в чем дело.

– Педрильо! Стрелять? – спросил Халлинг.

– Если вы вполне уверены в себе, да!

– Берегись! – крикнул Халлинг, вскинув к плечу свое ружье, – отклонитесь немного назад, я вас не задену!

Все затаили дыхание и смотрели на змею, медленно раскачивавшую головой из сторону в сторону. Раздался выстрел; целый град листьев и мелких сучьев посыпался на землю. Все дерево дрожало от судорожных движений извивающейся, раненной в шею змеи, постепенно ослабевающей от раны. Наконец красиво разрисованная голова удава беспомощно повисла до земли, только сильные мускулы хвоста этой живучей твари продолжали еще обвиваться вокруг дерева, поддерживая все туловище на весу.

Рамиро, не теряя времени, сплел из волокон ближайшей пальмы петлю и изловчился накинуть ее на шею змеи, после чего крепко-накрепко привязал ее голову к стволу дерева так, чтобы она никак не могла уползти. Пока он с этим возился, хвост ожившего чудовища судорожно извивался. Рамиро, покончив со своим делом, взобрался на сук, вокруг которого обвивался хвост удава, осторожно отмотал его и сбросил на землю. Удав все еще извивался и свертывался в кольца в траве даже и после того, как индейцы своими топорами совершенно отделили голову от туловища.

– Какая громадина! – восхищенно воскликнул доктор Шомбург. – Более двадцати футов длины!

Тем временем Педрильо спустился с дерева, держа в руках обоих птенцов гарпии, которых он отдал туземцам-проводникам.

Огромный костер разгонял москитов; гамаки, развешанные на ветвях деревьев, манили к отдыху, а запах кипевшего в котелках мяса приятно дразнил аппетит. Плотно поужинав, путники с особым удовольствием растянулись на мягких шерстяных одеялах, многие закурили коротенькие трубочки и были весьма не прочь поболтать часок перед отходом ко сну.

– Вы обещали нам рассказать какую-то диковинную историю, – напомнил кто-то перуанцу, который во время пути обещал рассказать маленькую историю.

– Да! – И Кастильо рассказал своим слушателям о том, как в молодости, сражаясь за независимость своей родной страны, вынужден был драться с неприятельским отрядом, в рядах которого находился его родной отец. Под впечатлением этого мучительного сознания ему приснился сон, в котором он видел, что падает с высоты в реку, но что его подхватывают чьи-то сильные руки, и ласковый голос отца шепчет ему: «Дитя мое, возлюбленный мой мальчик, тебе-то я не дам погибнуть!» И вот спустя неделю заболевший Кастильо в лазаретной повозке переправлялся со своим отрядом через мост, а мост-то был подпилен неприятелем, подстерегавшим в засаде, чтобы во время катастрофы напасть на них. В тот момент, когда повозка достигла рокового места и с обрушившегося под ней моста полетела со всеми больными в реку, стоявший внизу под мостом отец Кастильо успел схватить сына и спасти его от верной гибели.

После этого рассказа и другие стали рассказывать подобного рода случаи из своей жизни, пока, наконец, кто-то не захлопал громко в ладоши и не воскликнул:

– Спать! Спать, друзья! Всем нам пора спать!