Последний характерник - Валерий Федорович Евтушенко Страница 16

вокруг него. Староконстантинов окружал земляной крепостной вал, укреплённый брёвнами, по углам которого были построены каменные башни. Выходом из города были трое ворот: Старицкие на реке Икопоть в сторону Острополя, Меджибожские на реке Случ в сторону Меджибожа, Львовские — в западном направлении к Збаражу. Перед валом был вырыт ров, который соединял между собой реки. На вершине треугольника, на месте слияния рек, позднее был построен каменный замок, который служил своеобразным фортом в случае взятия врагом первого ряда укреплений. В западной части замка вместо стены были хозяйственные постройки и церковь, а также башня. В центре замка была построена деревянная сторожевая башня, с высоты которой просматривалось расстояние до 30 км от города для обнаружения приближающихся врагов. О серьёзности укреплений города говорит то, что, начиная с 1575 года, крымским татарам ни разу не удалось взять его приступом, даже в 1618 году, когда на Подолию вторглась тридцатитысячная татарская орда.

После начала казацкого восстания Староконстантинов, благодаря своему географическому положению, стал своеобразным пограничным пунктом, вокруг которого в дальнейшем постоянно происходили столкновения польских войск с запорожскими полками Богдана Хмельницкого. Здесь в июне 1648 года сражался с Иеремией Вишневецким народный вождь полковник Максим Кривонос; неподалеку от города на речке Пилявка в сентябре того же года казацкие войска разгромили армию польских региментарей Заславского, Конецпольского и Остророга; сюда сейчас торопился со всеми своими силами Богдан Хмельницкий, получив известия о вторжении польских войск на казацкую территорию и о том, что вышедшие им навстречу полки Донца, Таборенко, Яцкевича и Кривоносенко разбиты превосходящими силами противника.

К этому времени запорожский гетман собрал под свои знамена огромную армию, численность которой вряд ли знал и сам. Со всех концов обширного края к его западным границам стали стягиваться казацкие полки и все те, кто хотел вступить в ряды казаков. К Чигирину с левого берега Днепра подтягивались полки Матвея Гладкого, Мартына Небабы, Мартына Пушкаря, Антона Гаркуши. Прибыли в гетманскую ставку со своими реестровиками Филон Дженджелей и Михаил Кречовский. На марше после выступления из Чигирина к Войску должны были присоединиться Богун, Морозенко, Хмелецкий, Байбуза, Нечай и другие полковники.

В начале мая 1649 года, когда трава пышным ковром укрыла землю и дороги стали более или менее проходимыми, огромная армия восставшего народа выступила в поход. На многие мили растянулось казацкое войско. Далеко впереди и по сторонам его виднелись конные разъезды, внимательно озирающие местность вокруг, хотя тут, в самом центре казацкого края, опасаться внезапного нападения оснований не было. Войско двигалось не торопясь, несколькими колоннами с разных операционных направлений. Сам Хмельницкий спешить не видел особого смысла, ожидая прибытия крымского хана, еще только подходившего с юга по Черному Шляху. Ислам — Гирей вел с собой опытных в военном ремесле крымских горцев, буджацких татар, черкесов с обритыми наголо головами. С далеких заволжских степей прибыли в Крым даже ногайцы Никто из волонтеров не требовал платы, они рассчитывали поживиться за счет поляков. Хан обещал привести с собой восьмидесятитысячную орду, но и без татар, сил у Хмельницкого было достаточно. Его армия росла не по дням, а по часам, и уже при выходе из Чигирина она превышала 120 тысяч человек. В его распоряжении были полки славной запорожской пехоты, не раз доказавшей свою стойкость и мужество в боях. Вместе с реестровыми казаками они составляли костяк всего войска. Больше половины всей армии составляла конница — лошадей у казаков теперь было в избытке. Обоз растянулся больше, чем на десяток миль. Упрямые быки и круторогие волы неторопливо тащили высокие, сбитые из толстых широких досок, возы с запасами пороха, фуража и провианта. На возах же перевозили и фальконеты. Кулеврины на колесах двигалась на конной тяге своим ходом. Гетман объезжал казацкие полки, вглядываясь в мужественные, загорелые лица своих воинов.

— Никогда прежде не выставляла Запорожская Сечь такого воинства, — с гордостью думал он. — Этим воинам не страшны ляхи. Они их уже били и еще не раз побьют.

* * *

Получив сведения о подходе основных сил Хмельницкого Фирлей, Лянцкоронский, Остророг, Конецпольский и другие польские командиры, перешедшие Горынь, соединились вместе у Староконстантинова и стали решать, как поступить дальше. Известие о приближении запорожского гетмана и крымского хана, даже в сердцах самых отважных вызывало трепет, тем более, что по слухам, распространившимся по лагерю, казацкое войско насчитывало триста тысяч, а крымский хан вел с собой стотысячную орду. Сами эти цифры гипнотизировали, заставляли трепетать сердца, леденеть кровь в жилах и замирать от ужаса. Уже немало челяди и даже шляхтичей спешили покинуть региментарей и отойти в Малую Польшу. Фирлей все отчетливее понимал, что нужно немедленно отступать, пока он не растерял все войско, однако в каком направлении следует отходить, было неясно. Король, которому он отправил донесение о сложившейся ситуации, приказал перейти Горынь и двигаться к Сокалю, где сосредотачивалось кварцяное войско и часть посполитого рушения из трех воеводств. Еще две недели назад такой приказ был легко выполним, но сейчас это было вряд ли возможно. Узнав о подходе Хмельницкого, поднялся весь край и продвигаться к Сокалю пришлось бы с постоянными боями.

Наконец, после долгих дебатов было решено оставить Староконстантинов, отойти западнее к Збаражу, наследственному владению князей Вишневецких, и здесь, укрепившись, ожидать подхода основных королевских сил. Переход не занял много времени и, расположившись в предполье перед обоими збаражскими замками, шеститысячное войско Фирлея приступило к оборудованию лагеря, а также к заготовке в спешном порядке провизии и фуража из окрестных населенных пунктов. Но и здесь тревога, охватившая поляков под Староконстантиновом, не покидала их. Челядь открыто грозила перейти на сторону Хмельницкого, некоторые шляхтичи со своими хоругвями, покидали замок и уходили к Львову, пока еще можно было. Панику возбуждали и рассказы все большего числа беглецов, вынужденных оставить насиженные места перед приближением Хмельницкого.

Князь Иеремия Вишневецкий, хранивший обиду на короля и сейм, за то, что ему не была вручена булава великого коронного гетмана, которую он заслуживал больше других польских военачальников, все еще находился за Горынью и к региментарям не присоединился. Однако узнав о том, что против Фирлея, Остророга и Лянцкоронского выступил сам Хмельницкий, он после долгих размышлений смирил гордыню, и в конце мая перешел Горынь, хотя от тех хоругвей, с которыми он стоял при Пилявке в сентябре прошлого года, осталось, даже с учетом присоединившегося к нему названного сына Дмитрия Ежи Вишневецкого, всего около трех тысяч солдат… Узнав, что Фирлей и другие военачальники укрылись в Збараже, князь Иеремия также подошел туда, хотя многие советовали ему не