Патрик Вебер - Викинги Страница 16

Рольф остановился. Нужно было дать время, чтобы его доводы дошли до умов. Для викинга жизнь не имела той цены, что для прочих людей. Смерть для них была лишь переходом в славный мир богов — в небесный мир, где храбрейших примут со всеми почестями, и никак иначе. А самых отважных боги даже изберут, чтобы сражаться бок о бок с ними. И все-таки вождь был убежден: нет пользы в победе, если она добыта такой ценой.

— Братья мои, — продолжал Рольф Пешеход, положив руку на рукоять меча. — Нам давно уже знакомы эти земли.

Некоторые из нас даже поселились здесь и обрели благоденствие. Как видно из моего имени, я много походил по свету. Я узнал, что нужно уметь и остановиться. Настало время перевернуть страницу нашей славной истории. Мы должны вступить в торг с королем франков и заставить закрепить за нами земли, на которые мы имеем право. Отныне здесь мы будем дома Мы обратим себе на пользу благодатный климат и все, чем богаты эти места, а они гораздо богаче наших северных мест. Викинги, поселимся на этих землях и построим здесь новую нашу страну!

Собравшиеся были так поражены, что многие даже забыли налить себе еще пива На лицах отразился не столько укор, сколько изумление. Рольф не ошибся: уже давненько иные из норманнов осели здесь, но их положение оставалось непрочным: они могли все потерять с поражением своего войска, а то и с приходом других людей с севера, воюющих с их народом. Скирнир Рыжий не ждал такой речи. Почуяв, что в умах посеяно сомнение, он попробовал обратить собрание в свою сторону.

— Братья мои! — вскричал он. — Вы слышали нашего вождя? Он неправ: викингам не надо останавливаться, они должны не сворачивать со своего пути. Вы знаете, о чем я просил. Не пора ли прибегнуть к Божьему Молоту, чтобы сразиться с врагами, уничтожить их до основанья, отвоевать их добро?

В кругу собравшихся встал старый человек. Его звали Хольмфрид Хилый, хотя в молодости он был самым настоящим гигантом. Он почитался великим мудрецом, и многие не смели произнести свое сужденье, не выслушав прежде его.

— Рольф, — сказал старец дребезжащим голосом, — твое решение кажется нам добрым для народа, но как ты можешь быть уверен, что король Карл согласится вступить с нами в торг? Тем более когда нас разбили под Шартром…

Рольф с облегченьем вздохнул. Вопрос Хольмфрида доказывал, что его речь дошла до народа. Не меняя сурового выражения на лице, он ответил:

— Сейчас, когда я говорю с тобой, наши посланцы трудятся при французском дворе. Они сообщили: король Карл уже принял наше предложение.

Скирнир понял: с каждой минутой его дело все больше теряет опору. Он решился поставить на карту все и призвал тинг поднятием рук проголосовать за то, чтоб пустить в ход Божий Молот. Из всех собравшихся с ним согласилось лишь семь человек. Рыжий витязь с презрением посмотрел на товарищей и прокричал:

— Вы предали своих богов! Знайте: их месть будет страшна. Придет день, и вы получите заслуженное возмездие!

Он пошел прочь, а Рольф глядел ему вслед. Велел подать себе еще рог пива и подумал: теперь осталось лишь подписать договор. Тогда со своим злейшим врагом он будет разговаривать как победитель.

Книга шестая

Бывают такие зрелища, на которые не наглядишься никогда. Надо было только подождать несколько минут, и через окно в боковой стене солнечный луч попал в алтарь. Полоска света, принесенная прелестью чудного майского утра, ласково погладила щеку распятого Христа над перекрестьем трансепта. Каждый раз, как только выдавался случай, архиепископ Реймский старался в этот утренний час прийти в храм. С необычайным чувством восторга Эрве присутствовал при пробуждении Господа — всякий день одним и тем же, но всякий раз новым.

Когда свершилось это маленькое ежедневное чудо, он пошел в ризницу, где повар уже постарался солидно загрузить его на грядущий день. Архиепископ был вовсе не из тех, кто питается одной духовной пищей: он любил предаться греху чревоугодия, и о его непомерном обжорстве было, говорят, известно даже в римских дворцах и храмах. Когда прелат увидал, какой пир ему приготовлен, лицо его просияло: куриные ножки, запеченные с красными яблоками, овсяная каша, ржаной хлеб, мед с пасеки аббатства, твердый сыр, вино из епископского виноградника: все, что нужно для хорошего настроения.

Еще больше он был доволен потому, что пока можно было вовсе не думать о назначенной встрече с королем.

Король с архиепископом, надо сказать, никогда не питали друг к другу особой симпатии, но с течением времени чувство холодного равнодушия перешло в явную неприязнь. Бароны Карла все больше и больше оспаривали его власть. Много было таких, которые упрекали его в нехватке твердости, в том, что он слишком поддавался своим прихотям, а не вел, как должно, дела государства.

Архиепископ Эрве впился зубами во вторую куриную ножку, а в голове его крепли обвинения государю. Ведь в конце концов в жизни всему свое время: ино время делу, ино потехе. И раз сам король этого не понимает, как же семье его не стать лишь тенью того, чем она была когда-то? Архиепископ вздохнул, обмакнул хлеб в меду и подумал о том, как царствовал Карл — великий император, который добился коронования в Риме, который своим величием и славой наполнил землю, долго изнывавшую от анархии и нужды, поклонявшуюся ложным кумирам. Зачем же благородная, чистая кровь Карла Великого так быстро испортилась у его потомков? Слабый Карл III был только бледной тенью своего предка, и прелат знал наперед: необычная встреча, о которой просил его король, даст лишь новое доказательство его слабосилия.

Архиепископ узнал шаги своего служки Мартина: только он так небрежно и быстро ходил по храму, шаркая сандалиями по полу. И он действительно вошел в ризницу — с такой перевернутой физиономией, как будто сейчас в королевстве случилось что-то невероятно страшное. Это тоже была черта характера юноши: он вечно паниковал по самым пустяковым поводам.

— Ваше преосвященство, — насилу выговорил Мартин, — король прие… пожаловал.

Эрве, конечно, при служке ни слова не сказал, но лицо выдало, как ему это неприятно. Разговор уже начинался плохо: королю не хватило деликатности даже дать ему спокойно поесть. Прелат утер рот, встал и, как полагалось по обычаю, пошел встретить гостя.

Короля сопровождали два стражника — им Карл велел остаться в церковном дворе. Он оставил им своего коня, а сам пошел навстречу архиепископу. Тот ждал его на верхней из десяти мраморных ступеней. Король улыбался, а прелат думал: понятно, за чем он приехал.

Чтобы свидание не слишком бросалось в глаза, как оно и следовало, архиепископ выбрал залу для ученых занятий и хранения книг. Комната была невелика, но в ней находилось большое окно, через которое лился мирный свет предполу-денных часов. Посредине стоял большой дубовый пюпитр для монаха-переписчюса, который каждый день прилежно трудился за ним. Карл сел на скамью, прелат предпочел стоять. Человек тонкий и наблюдательный, он давно заметил, что, готовясь к спору, который может оказаться острым, всегда лучше заранее быть выше хоть в чем-то — хотя бы в самой малости.