Мишель Зевако - Тайна королевы Страница 16

Когда Вальвер увидел, что король вот-вот рухнет на каменную кладку к подножию позорного столба, он не раздумывая бросился ему на помощь. В этот момент ни одной задней мысли не промелькнуло у него в голове. Он просто исполнил веление своей благородной и возвышенной души. Благодаря юношеским силе и ловкости ему удалось спасти человеческую жизнь, и в первую минуту он испытал лишь чувство удовлетворения, от того, что совершил добрый и великодушный поступок. Но вскоре его стали обуревать совсем иные мысли. Бескорыстная радость прошла, уступив место розовым надеждам. Одэ де Вальвер говорил себе:

«Страшно подумать — ведь я только что спас короля!.. Господи, какой же я болван — чуть было не забыл об этом!.. Самого короля! Черт побери, я спас короля!.. Один прыжок — и мое состояние обеспечено! Его Величество наверняка не преминет выразить мне свою признательность и обязательно пожалует мне какую-нибудь необременительную должность при дворе!.. А ведь господин де Пардальян убеждал меня, что настоящий искатель приключений никогда не сможет разбогатеть… Оказывается, он ошибался — это же так просто!.. Разбогатев, я смогу заново отстроить обветшавший от времени Вальвер… и женюсь на очаровательной Мюгетте… если, конечно, она согласится. Мы уедем в Вальвер, от которого рукой подать до Сожи и Вобрена, и заживем здоровой сельской жизнью. Я буду ездить на охоту вместе с Жеаном де Пардальяном, ведь после его женитьбы на моей кузине Бертиль де Сожи мы с ним стали родственниками! Черт побери, какая прекрасная жизнь меня ожидает!»

Эти радужные мысли вихрем пронеслись в голове Одэ де Вальвера, и признаться, мы не считаем себя вправе упрекать его.

Хотя упоительные мечты и унесли Вальвера далеко от Парижа, тем не менее он сразу же заметил, что король ищет его взглядом, и поспешил к Его Величеству, уверенный, что сейчас на него немедленно изольется поток королевских милостей. Первые слова короля лишь укрепили эту его уверенность.

— Сударь, — ласково улыбнулся юный монарх, — король Франции обязан вам жизнью. Будьте уверены, что он об этом не забудет. Назовите мне ваше имя, милостивый государь.

Приосанившись, с сияющим лицом и гордостью во взоре, Вальвер ответил:

— Дворянина, к которому Ваше Величество оказали честь обратиться, зовут Одэ, граф де Вальвер.

Король задумался. Он был молод и еще не научился скрывать свои чувства. Юноша был ему симпатичен; выражение лица короля безошибочно свидетельствовало об этом. Напротив, Люинь и Монпуйан пренебрежительно поджимали губы. Они напоминали двух собак, насторожившихся при виде чужака, осмелившегося слишком близко подойти к их кормушке.

Вальвер не обратил на них ни малейшего внимания. Он видел только короля — его ласковую улыбку, его доброжелательный взгляд. И так как и улыбка, и взгляд сулили юноше только монаршую благосклонность, молодой человек говорил себе:

«Он размышляет, какую бы должность при дворе мне предложить!.. Разумеется, он попросит меня проводить его в Лувр!.. Да, вот оно, состояние, вот она, удача!..»

Король и впрямь промолвил:

— Господин граф де Вальвер, вы поедете вместе со мной.

С этими словами он сделал знак одному из пажей, тот спешился и подвел своего коня Вальверу; молодой человек легко вскочил в седло.

— Поезжайте слева от меня, граф, — приказал король.

Граф Одэ де Вальвер, опьяненный радостью и законной гордостью, занял указанное ему королем место. Он не заметил исполненного ненависти взгляда, которым наградил его маркиз де Монпуйан: маркизу пришлось посторониться и занять место в свите позади короля. В довершение ко всему де Люинь Наградил своего вечного соперника столь нежной улыбкой, что тот почувствовал себя окончательно посрамленным. Люинь торжествовал, ибо с появлением нового фаворита его положение нисколько не изменилось. Повторим, однако, что де Вальвер не придал никакого значения этой игре взглядов и улыбок.

Сопровождаемый восторженными криками толпы маленький отряд поскакал к Лувру. Вальвер, желая подчеркнуть, каким важным лицом он стал, завидев Мюгетту-Ландыш, тотчас же снял шляпу, дабы приветствовать ее. Поспешим сказать, что подобный поступок не произвел на девушку ни малейшего впечатления. Она вообще не заметила влюбленного, потому что вместе с парижанами от всего сердца кричала: «Да здравствует король!»

— Я и не думал, что мой добрый народ так любит меня! — радостно воскликнул король, еще не привыкший к столь бурному изъявлению верноподданнических чувств.

— И это лишний раз доказывает, сир, что когда вам будет угодно отдать приказ уничтожить вашего врага, народ, духовенство и дворяне немедленно встанут на сторону Вашего Величества, — подхватил де Люинь; обернувшись к Вальверу, он добавил:

— Не так ли, господин де Вальвер?

— Разумеется, — ответил Вальвер. — Долг каждого подданного идти за своим государем, даже если тот выступает один против всех. Но, сударь, вы меня удивляете. Разве у короля есть враг?

— О Господи, да откуда вы свалились? — расхохотался Люинь.

И, опомнившись, тут же поправился:

— Простите, я забыл, что вы новичок при дворе… по крайней мере пока.

Но Вальвер не слушал Люиня; он был сражен известием, что у короля есть некий неведомый недруг.

— Но почему же Его Величество не отдает приказа о немедленном аресте этого человека?!

Король не проронил ни слова. Губы его были плотно сжаты, на лбу залегла горестная складка. Он слушал дворян, но на лице его читалась твердая решимость не вмешиваться в их беседу. Впрочем, он вовсе не собирался одергивать Люиня, который сделал весьма прозрачный намек на Кончини. Однако, несмотря на свое решение, король не смог удержаться, услышав искреннее возмущение Вальвера:

— Арестовать Кончини!.. Это гораздо проще сказать, чем сделать, сударь. Да и кто возьмется исполнить такой приказ?

Людовик показался Вальверу сильно напуганным, и юноша еще больше изумился. Не таким представлял он себе короля и уж во всяком случае ожидал от него совсем других слов. Однако, немного подумав, он сообразил, что король Франции еще совсем мальчик.

«Ах, бедный малыш! — подумал он с нежной жалостью. — Он, наверное, пока не знает, что король повелевает всеми, что он — единственный человек в государстве, которому никто не смеет перечить. Черт побери, надо втолковать малышу его права! Надо подбодрить его!..»

И с неподражаемым спокойствием Одэ громко произнес:

— А, так вы изволите говорить об этом мошеннике-итальянце?.. Но, да простит меня Господь, неужели король имел в виду именно его, когда уверял, что никто не посмеет поднять руку на этого мошенника… даже по приказу нашего государя?