Александр Голованов - Дальняя бомбардировочная Страница 16

Стремление к практическим познаниям было столь велико, а взаимоотношения руководящего состава и подчиненных столь просты, что через пару месяцев личный состав полка стал крепко сколоченным ядром. [48] В начале мая прибыла из Москвы комиссия проверять боевую подготовку полка. Начальник штаба полка майор В. К. Богданов, удивительно скромный и тактичный человек, не раз предупреждал меня, что мы не выполнили программы строевой подготовки и что здесь могут быть большие неприятности, — уж это он знает точно, по опыту своей долгой строевой службы.

Он всегда тактично поправлял меня, когда я, запоздав по какой-либо причине на разбор, проводившийся в той или иной эскадрильи, извинялся и приводил что-либо в свое оправдание. После разбора он внушал мне, что командир не опаздывает, а задерживается, не спит, а отдыхает, и так далее: такова военная этика. Все эти замечания я принимал с чистым сердцем и старался не повторять ошибок, так как в пояснениях начальника штаба был определенный здравый смысл. А вот с чем я был не согласен, так это с тем, что по плану огромное время отводилось строевой подготовке и совсем мало, с моей точки зрения, таким важным дисциплинам, как радиосвязь и радионавигация. На свой страх и риск, все время, отведенное на строевую подготовку, я приказал использовать для изучения и освоения этих важных дисциплин. И результаты радовали. Что-то скажет прибывшая из центра комиссия?

Пять дней работала комиссия и высоко оценила боевую подготовку, что же касается строевой, то ее признали неудовлетворительной, а в акте проверки прямо записали, что «строевая подготовка отменена личным распоряжением командира полка». И лишь когда отдельные члены комиссии стали высказывать мне свои соболезнования, я понял: вопрос этот столь серьезен, что все остальные достижения личного состава полка могут пойти насмарку. Мое удивление было столь велико, что я обратился к председателю комиссии полковнику Л. А. Горбацевичу, назначенному начальником одного из управлений ВВС вместо генерала Проскурова, с вопросом: правда ли, что результаты хорошей боевой подготовки полка могут быть отброшены в сторону из-за того, что я отменил строевые занятия? Горбацевич ответил, что строевые занятия тоже являются предметом боевой подготовки и что за неудовлетворительные показатели по этой дисциплине командиров обычно снимают. Ответ, конечно, логичный и ясный. Я отдавал себе отчет, что строевая подготовка — необходимая, неотъемлемая часть боевой подготовки. Но ставить ее во главу угла даже в том случае, когда вопросы боевого применения части на высоте? Этого я понять не мог. И вот тут я впервые за все время вспомнил Сталина…

Горбацевич сказал, что раз полк подчинен непосредственно центру, он будет докладывать результаты проверки руководству ВВС, а выводы пусть делает начальство. Стало как-то легче на душе, стало ясно, что комиссия имела определенные установки и что оргвыводы могут последовать лишь после доклада «наверху». [49] Проверявшие уехали. Командование полка приуныло. Пришлось собрать личный состав, доложить результаты проверки, разъяснить, что за плохую строевую подготовку меня, конечно, взгреют, но я уверен, что этим дело и кончится. Нам же нужно сделать соответствующие выводы и подтянуться, но не за счет специальных предметов. Было решено три раза в день на прием пищи ходить строем и отрабатывать нужные элементы. Со следующего дня, чеканя шаг, с лихими песнями, эскадрильи шли в столовую. Чего только не сделают люди, если захотят. Но все же, честно говоря, какой-то промежуток времени жили мы в напряженном ожидании выводов по результатам проверки.

Пролетела неделя-другая, подходил к концу месяц — о комиссии ни слуху ни духу. Начальник штаба высказал утешительную мысль, что, поскольку прошло уже много времени, никакого документа, кроме составленного акта, по-видимому, не будет. Так оно и получилось. До сих пор мне неведомы выводы, сделанные по итогам проверки, и на каком этапе эти итоги канули в вечность. Но одно всем нам в полку стало ясно: боевая подготовка есть главное, а главное всегда должно оставаться главным.

Задачи, поставленные полку, были рассчитаны на столь сжатые сроки и так широки по объему, что, прямо надо сказать, время было загружено до предела.

Наступил июнь. Прошло более четырех месяцев после моего назначения, а я еще не был в Минске и не представился начальству. Начальник штаба все так же тактично и не один раз напоминал мне, что надо бы поехать туда, непременно представиться. Наконец, запросив разрешение, я поездом выехал в Минск. Там я прежде всего направился в штаб ВВС округа представиться командующему и начальнику штаба. Начальник штаба полковник С. А.

Худяков,[27] познакомившись со мной, шутя сказал:

— А мы думали, что вы нас не признаете!

«Как прав был мой начштаба», — подумал я.

Полковник Худяков оказался весьма обходительным человеком. Рассказал о житье-бытье ВВС, о том, что штаб готовится к военной игре. Посоветовал, не откладывая, зайти к командующему ВВС генералу И. И. Копцу[28] и обязательно — он не раз это подчеркнул — представиться командующему Западным Особым военным округом генералу армии Д. Г. Павлову.[29]

Встреча с генералом Копцом состоялась, а генерал Павлов должен был приехать завтра со строящихся новых оборонительных рубежей. Полковник Худяков советовал задержаться до его приезда, а сегодня решить в штабе интересующие меня вопросы по работе тыла. В гостиницу я попал часов в шесть вечера. Номер был на двоих, и в нем уже сидел генерал в общевойсковой форме. Я попросил разрешения и вошел. [50] Завязался разговор. Оказалось, он тоже дожидается командующего округом.

Смуглый, выше среднего роста, статный, с небольшими черными усами и хорошей военной выправкой, он с грустью поведал мне, что его, кавалериста, назначили командиром механизированного корпуса и на днях свели со двора его коней. Я искренне ему посочувствовал. Действительно, переключаться с коня на танк — задача необычная, тем более для такого закоренелого, влюбленного в свое дело кавалериста, каким оказался мой собеседник. Ведь и коней-то у него свели со двора, оказывается, для того, чтобы о старом и помина не было. Неожиданно в памяти всплыл кабинет в Кремле, где днем и ночью кипела напряженнейшая работа по перевооружению нашей армии. И вот здесь, в Минске, я был свидетелем одного из эпизодов такого перевооружения. Я заинтересовался: как же кавалерия будет переходить на танки? Правда, в тактике есть что-то общее, а в остальном… В одном случае — лошадь и человек на ней; особых знаний, кажется, и не требуется. А ведь танки — это техника, которую нужно изучить и освоить. «Вот в том-то и дело», — ответил генерал.