Жеральд Мессадье - Цветок Америки Страница 17

Будущая мать проводила целые дни в безмолвии, лежа в кресле перед камином, поднимаясь только по нужде и для умывания под бдительным присмотром Фредерики. Пищу она поглощала с отсутствующим видом, словно не различая вкуса блюд. Порой ужинала вместе со всеми — Жозефом, Франсуа, Жаком Адальбертом, Деодатом, когда тот был дома. Если к ней обращались, она поворачивала голову, но не более того. Никакого сомнения: она потеряла речь и разум. Все были в отчаянии, не понимая, что произошло и чем помочь. Графиня Гольхейм рассказала Жанне немногое: перед рассветом какой-то человек на руках принес Об к дверям замка. Он был немой, так что расспросить его оказалось невозможно. Франц Эккарт сказал, что это путешественник, друг монаха Дитера, посетивший Гольхейм проездом. Никто не знал, почему Об вышла ночью к пруду в одной ночной рубашке и каким образом очутился там этот самый путешественник, но в любом случае именно он спас ее, вытащив из воды. Об дрожала и бредила, а когда у нее начался жар, графиня перепугалась и срочно вызвала Жанну из Страсбурга.

Жанна — и только она — сумела восстановить некоторые детали. Немой, без всякого сомнения, был Жоашен, отец Франца Эккарта.

Об влюбилась, и были все основания полагать, что влюбилась она во Франца Эккарта. Такая девушка, как она, могла отдаться мужчине лишь по страстной любви. Но Жанна была слишком занята спасением дочери, чтобы расспрашивать юношу. Однако она согласилась взять загадочный отвар, переданный им через графиню Гольхейм и оказавшийся очень действенным средством против жара.

Одеяние Об никоим образом не подходило для ночной прогулки. Девушка встала с постели, скорее всего, с целью пойти на свидание. Но почему она забрела к пруду?

И что делал у пруда Жоашен? Какой провидческий инстинкт привел его туда?

Поскольку Об так и не вышла из своего оцепенения, она не могла ответить на эти главные вопросы. Тогда Жанна решила написать Францу Эккарту. Она умоляла его во имя небесного милосердия объяснить, что произошло и по какой причине Об лишилась речи и рассудка. Она поклялась, что никому не раскроет тайну.

Вскоре она получила ответ:

Дорогая Жанна,

Об влюбилась в меня и пришла ко мне как-то ночью, а потом много раз делила со мной постель. Я тоже сильно полюбил ее. Ребенок будет моим.

Однажды, когда я попросил ее ночью не приходить, она все же пришла. Быть может, заподозрила меня в неверности. Мы с Жоашеном, моим отцом, и Дитером Либратором собрались, чтобы вопросить духов. Они явились из леса. Подозреваю, что Об могла увидеть их возле павильона. Наверное, она испугалась, и рассудок ее пошатнулся. Ибо только закаленная душа способна вынести подобную встречу.

Не ведаю, почему она бросилась в пруд. Но знаю, что той ночью Жоашен вдруг написал на листке бумаги: «Чья-то душа страждет». И поспешно выбежал из павильона. Подобного рода предвидения у него часто бывают. Точно так же он оставил Анжер, чтобы повидаться со мной, когда во сне ему явился призрак Софи-Маргерит. Поэтому он успел спасти Об.

Увы, я не обладаю познаниями, чтобы вывести Об из ее состояния. Не знаю снадобья, которое могло бы помочь. Боюсь, она испытает слишком сильное потрясение, если увидит меня. Когда я подходил к ее изголовью, она начинала стонать. Если Жоашен знает средство исцеления, то сам сообщит тебе об этом. Он добрый человек.

Это письмо лучше сжечь.

Жанна бросила письмо в огонь и стала смотреть, как оно горит, спрашивая себя, не вылетит ли из дыма какой-нибудь призрак. Юноша говорил об общении с духами как о вещи совершенно естественной. В любом случае и он, и его отец сыграли роковую роль в судьбе женщин, с которыми вступили в связь. Нет, она не хотела, чтобы Франц Эккарт или Жоашен снова увидели Об.

Тем не менее, день за днем, час за часом она ждала, что Жоашен принесет ей лекарство, которое поможет Об прийти в себя. Но он так и не появился.

Помолвка с Карлом фон Дитрихштайном была разорвана под предлогом необыкновенной слабости, поразившей невесту. Одно было ясно: Об никогда не вернется в Гольхейм. Жанна и сама испытывала теперь отвращение к замку в Пфальце. Она бы охотно покинула Страсбург и увезла Об в Анжер, если бы не Франсуа. Болезнь сестры привела его в мрачное состояние духа, и говорить с ним сейчас о его холостяцкой жизни было бы сущим безумием.

Ровно за месяц до конца 1493 года, утром 1 марта, Об испустила пронзительный крик. Прибежали Жанна и Фредерика. Об корчилась в кресле. Жанна послала за повитухой и с помощью Фредерики перенесла будущую роженицу в спальню.

Роды продолжались пять часов. Поначалу Об кричала непрерывно, затем постепенно затихла.

В четвертом часу пополудни повитуха извлекла из чрева ребенка, мальчика.

В пятом часу Об умерла.

Никто не известил Франца Эккарта, но он явился на отпевание в Сен-Пьер-ле-Вьё, потом на кладбище. Только Жозеф знал правду от Жанны. Все остальные — Франсуа, Жак Адальберт, Деодат, Феррандо — сочли поведение молодого человека трогательным.

Потрясенные горем Жанна и Жозеф не знали, что думать о Франце Эккарте. Казалось, он сам пережил страшное горе. Конечно, его нельзя было винить в безумии, а затем и смерти Об. Истина заключалась скорее в другом: подобно земным владыкам, он принадлежал к слишком могущественному и полному опасностей миру — нельзя безнаказанно входить в него. Но ему не следовало, думала Жанна, подпускать к себе Об.

Она попыталась представить себе сцену обольщения: да, Об не смогла устоять перед тайной юноши, как некогда Софи-Маргерит — перед тайной его отца.

Потом она заметила в глубине бокового нефа незнакомца, который стоял словно окаменев. Лица почти нельзя было разглядеть. Что он там делал? Озарение наступило, когда она увидела, как незнакомец и Франц Эккарт обменялись взглядами: это был Жоашен, тот самый человек, который вытащил Об из пруда. Бледный подросток былых времен превратился во всклокоченное дерево.

У выхода она шепнула Францу Эккарту:

— Приведи своего отца на ужин. Но не говори никому, кто он такой.

Юноша кивнул.

Одно из мучительных испытаний долгой жизни — это провожать дорогих людей на кладбище и кидать в могилу первый ком земли. Жестокое, невыносимое испытание. Но куда горше пережить собственное дитя, особенно если это юная мать в блеске свежести и красоты. Жанна встревожилась при виде страдальческого лица Жозефа: ее испугала мысль, что вскоре и он окажется на том же кладбище. Она должна поддержать его, это сейчас самое главное.

Поминки вышли необычными.

Отец Штенгель, отслуживший погребальную мессу, был вдохновлен свыше. Благословив трапезу, этот человек с узловатыми руками сумел найти простые слова: ангелы в раю, сказал он, радуются, принимая душу, которая познала только любовь и была создана скорее для небесных празднеств, чем для земных утех. Она теперь у Отца своего и, чтобы утешить тех, кого покинула, оставила им ребенка. Можно ли надеяться на большую милость?