Карл Май - Через пустыню Страница 18

— Как долго ты здесь останешься?

— Только на завтрашний день. Где ты живешь?

— Там вон, направо, в отдельно стоящем доме.

— У тебя хороший хозяин?

— Здешний деревенский судья. Я им очень доволен. Ты проведешь этот вечер со мной, Абу Хасан?

— Я приду, если твои трубки еще не разбиты.

— У меня только одна трубка. Стало быть, ты должен принести свою трубку, но ты будешь курить самый изысканный джебели, который где-либо есть.

— Конечно, приду. А ты еще надолго останешься здесь?

— Нет. Я хочу вернуться в Каир.

— Так поезжай со мной. Я пристану в Булаке [57].

Такое приглашение навело меня на одну мысль.

— Хасан, ты по-прежнему считаешь меня своим другом?

— Да, это так. Требуй от меня, что хочешь, и ты получишь, если только это будет в моих силах!

— Я хотел попросить тебя об одном очень большом деле.

— Под силу ли оно мне?

— Думаю, да.

— Тогда считай, что оно уже заранее исполнено.

— Скажу вечером, когда будем пить вместе кофе.

— Приду и… Однако, сын мой, я забыл, что уже приглашен.

— Куда?

— В тот же самый дом, в котором ты живешь.

— К судье?

— Нет, к одному человеку из Стамбула, который плыл со мной двое суток, а здесь сошел на берег. Он нанял комнату для себя и койку для слуги.

— Что он собой представляет?

— Этого я не знаю. Он мне о себе не рассказывал.

— Но мог сказать его слуга.

Капитан рассмеялся, что было для него непривычно.

— Слуга его шельма; он слышал все языки мира, но многому ни на одном не научился. Он курит, свистит и целый день поет, а когда его спрашивают, он отвечает, но его ответы сегодня верные, а завтра нет. Позавчера он был турком, вчера черногорцем, сегодня он друз [58], и один Аллах знает, кем он станет завтра или послезавтра.

— Значит, ты не придешь ко мне?

— Приду, но после того, как выкурю трубку с тем человеком. Аллах да хранит тебя, а мне еще надо работать.

Халеф уже ушел вперед. Теперь я последовал за ним и, добравшись до своего жилища, растянулся на кушетке, желая обдумать сегодняшнее происшествие. Однако мне это не удалось, потому что вскоре ко мне вошел хозяин.

— Селям алейкум!

— Алейкум!

— Эфенди, я пришел за твоим разрешением. В моем доме появился чужой сиди и попросил сдать ему комнату, что я и сделал.

— Где расположена эта комната?

— Наверху.

— Ну, так этот человек мне не мешает. Делай, что тебе нравится, шейх!

— Твоя голова много думает, а у него слуга, который, кажется, слишком много свистит и поет.

— Когда мне это не понравится, я ему прикажу умолкнуть.

Озабоченный хозяин удалился, и я снова остался один, однако опять не смог спокойно поразмышлять, потому что услышал шаги двух мужчин, один из которых шел со двора, а другой — с улицы, и как раз возле моей двери они встретились.

— Что ты здесь делаешь? Кто ты? — спросил один. Я узнал голос Халефа, моего маленького слуги.

— Сам-то ты кто и что тебе надо в этом доме? — спросил в ответ другой.

— Я? Я принадлежу к числу обитателей этого дома! — крайне возмущенно сказал Халеф.

— Я тоже!

— Кто ты?

— Хамсад аль-Джербая.

— А я — Хаджи Халеф Омар-ага, спутник и защитник моего хозяина.

— Кто твой хозяин?

— Великий врач, живущий в этой комнате.

— Великий врач? Что же он лечит?

— Все.

— Только не умничай! Есть лишь один человек в мире, который может лечить все.

— Кто же это?

— Я!

— Ты тоже врач?

— Нет, но я тоже защитник своего хозяина.

— Кто же твой хозяин?

— Этого никто не знает. Мы ведь только что въехали в этот дом.

— Вы могли бы остаться снаружи.

— Почему?

— Потому что вы невежливые люди и не даете ответа, когда вас спрашивают. Скажешь ты мне, кто твой хозяин?

— Да.

— Ну?

— Он… он… мой, а не твой хозяин.

— Шутник…

После этого последнего слова я услышал, как мой Халеф в большом возмущении удалился. Другой, насвистывая, остался стоять у входа, потом он начал что-то тихо бурчать и зудеть себе под нос, потом наступила пауза, а за нею он вполголоса затянул песню.

Я чуть не подпрыгнул от радостного изумления. Правда, он пел по-арабски, но эти арабские стихи, которые замечательно рифмовались, звучали в переводе на один из немецких диалектов следующим образом:

Что там за шуршанье в кустах, что за шум?

Я думаю, это — Наполиум [59].

Что ищет он там весь день и всю ночь?

Живее, камрад, гони его прочь!

Кто вывел в поля посредине страны

Солдат, облаченных в чудные штаны?

Зачем там стоять им день и всю ночь?

Живее, камрад, гони-ка их прочь!

И мелодия была той же самой — нота за нотой, звук за звуком. Когда он закончил вторую строфу, я подскочил к двери, открыл ее и посмотрел на поющего. Он был одет в широкие белые шаровары, такого же цвета курточку, обут в кожаные ботинки, а на голове носил феску — самый обычный в этих краях вид.

Увидев меня, он уперся кулаками в бока, притворился, что его не смущает мое появление, и спросил:

— Нравится, эфенди?

— Очень! Откуда ты знаешь эту песню?

— Сам сочинил.

— Скажи это кому-нибудь другому! И мелодию сам сочинил?

— А ее-то тем более!

— Врун!

— Эфенди, я Хамсад аль-Джербая, я не позволю себя оскорблять!

— Возможно, что ты Хамсад аль-Джербая и тем не менее большой обманщик. Я-то знаю эту мелодию.

— Значит, тебе ее кто-то напел или насвистел, услышав ее от меня.

— А ты от кого ее услышал?

— Ни от кого.

— Кажется, ты неисправим. Это мелодия немецкой песни.

— О эфенди, что ты знаешь о Германии?

— Песня называется «Что там за шуршанье в кустах, что за шум? Я думаю…»

— Ура! — радостно оборвал он меня, потому что я произнес эти слова по-немецки, — Может быть, вы сами немец?

— Разумеется!

— Действительно? Немецкий эфенди? Откуда же вы, господин хаким-баши, позвольте спросить?

— Из Саксонии.

— Саксонец! Вы должны были приехать сюда еще до заключения мира [60]. И уже стали турком?

— Нет. А вы пруссак?

— Конечно! Пруссак из Ютербога.

— Как вы сюда попали?

— По железной дороге, потом — на пароходе, на лошадях и верблюдах, а еще пешком.

— А кем вы были прежде?

— Ну, скажем, цирюльником. В один прекрасный день мне это разонравилось, и тогда я пошел поглядеть на белый свет, туда-сюда, пока вот не добрался до этих мест.

— Вы обо всем должны мне рассказать. Кому вы теперь служите?

— Мой хозяин — сын константинопольского купца. Зовут его Исла бен Мафлей. У него ужасно много денег.

— Что он здесь делает?

— А я откуда знаю? Кого-то вроде ищет.

— Кого же?