Олеся Луконина - Чёрная маркиза Страница 18

Симона и Грир невольно кивнули, соглашаясь, а Дидье снова прыснул:

— Точно, спятили!

— Не веришь, что ли? — вспыхнул Моран.

— Верю, как магометанин, и нем, как катафалк, — заявил Дидье, сверкнув шальными глазами, но в весёлом голосе его просквозила неожиданная горечь. — Только дуэли тут не устраивайте, кровь Христова!

— Так тебя это всё забавляет, парень? — медленно и тяжело проговорил Грир, глядя на него исподлобья, а Дидье только пожал плечами и вызывающе прищурился, снова отхлебнув из своей кружки:

— Patati-patata!

— Вот засранец-то… — Грир, невольно усмехнувшись, повернулся к Симоне: — Мадам? Если этому шалопаю всё равно, с кем из нас уйти отсюда, пусть его участь решит судьба. Бросим кости?

Помедлив, корсиканка согласно кивнула.

— О-о-о! — возбуждённо взвизгнула Нелл, первой кидаясь к их столу. — Дай сюда свои кости, папаша Кев, чтоб уж точно без всякого обману!

— Кыш, вертихвостка, — пробурчал хозяин, огромной татуированной ручищей расчищая себе дорогу сквозь толпу зевак, окружившую стол плотным гудящим кольцом. — Ишь, разгалделись, как стая треклятых грачей по весне… Плюнь ты на них на всех, парень, иди к нам поваром. Или вон — под гитару по вечерам орать. Угол и кормёжку дам, и девки все — твои.

Нелл восторженно запрыгала, но Дидье только развёл руками и глубоко вздохнул:

— Я по морю соскучился, Кев. Хочу, чтоб палуба была под ногами. А песен я и на каком-нибудь корыте всласть поорать могу, они ж всегда со мной, никуда не денутся.

Нелл разочарованно надулась, и Дидье с улыбкой ей подмигнул.

— Что ж, как хочешь, дело твоё, — вздохнул и трактирщик, со стуком ставя на стол стаканчик с костями.

Грир вытряхнул все пять костей на ладонь, взвесил и придирчиво их осмотрел. Потом так же придирчиво глянул на Дидье. Тот улыбнулся и ему — почти безмятежно.

Почти.

И сказал, на мгновение крепко стиснув его запястье:

— Я тоже хочу бросить кости на свою судьбу, кэп. Это будет… справедливо.

Грир, всё ещё пристально глядя в его спокойные глаза, медленно кивнул и встряхнул стаканчик. Стук костей, посыпавшихся на стол, раздался в наступившей тишине, как удар грома, и все возбуждённо вытянули шеи, заворожено уставившись на них.

Глухой гул пронёсся по трактиру.

Нелл, не открывая накрепко зажмуренных глаз, тревожно пропищала:

— Ну скажите же, сколько? Сколько?!

— Двадцать семь, — прогудел Кевин и, неторопливо собрав кости, протянул стаканчик корсиканке. — Перебить эдакое трудновато будет.

Все затаили дыхание, а Симона привычным движением метнула кости на стол.

Нелл ойкнула, Дидье фыркнул, а Грир, снова внимательно поглядев на него, не заметил и тени смятения в его ясных смешливых глазах.

— Двадцать два, — торжественно объявил трактирщик, будто глашатай на турнире, и гуляки завопили и затопали, радуясь развлечению.

Дидье встал, будто спохватившись, и произнёс ровно и негромко — так, чтоб его расслышали только корсиканка да Моран с Гриром:

— Я сожалею, мадам.

Взгляд его теперь был совершенно серьёзным.

— Правда? — Женщина недоверчиво изогнула густые брови.

— Mon Dieu, как можно парню из плоти и крови не сожалеть, потеряв вас, мадам?! — Он протянул ей руку, а потом церемонно поднёс к губам смуглые пальцы, которые она, помедлив, вложила в его ладонь.

— Болтун! — с невольной улыбкой хмыкнула корсиканка, отстраняясь, наконец, и прожигая Дидье насквозь своими тёмными глазами. — Французишка! Но твоя матушка не зря дала тебе такое имя, ты, чёртов плут. — Она провела пальцами по его щеке, продолжая неотрывно смотреть в лицо. — Дидье — желанный… Что ж, если передумаешь, желанный, то всегда знаешь, где меня найти. На «Стреле».

— Конечно, мадам, — невозмутимо отозвался Дидье, задумчиво провожая взглядом гордо направившуюся к двери женщину. А потом залихватски присвистнул, вновь поворачиваясь к столу. — Мой черёд, garГons!

Он упёрся в стол обеими ладонями, легко встретив напряжённые взгляды Грира и Морана, впившиеся в его лицо.

— Что, Дидье, ставишь на кон свою задницу? — выкрикнул один из пьянчуг позади него, но торопливо прикусил язык, едва Дидье с нехорошим прищуром покосился на него через плечо.

— Mange d'la marde! — от души пожелал ему Дидье и усмехнулся. Глаза его опять стали совершенно серьёзными. — Я не хочу никого обидеть. Я хочу… только свободы. Господь Вседержитель знает, как сильно хочу. — Голос его вдруг упал почти до шёпота, и он прикрыл глаза. — Но пусть будет так, как Он захочет. Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto. Sicut erat in principio, et nunc et semper, et in saecula saeculorum. Amen.

И Дидье Бланшар бестрепетно встряхнул стаканчик с костями.

Кости со стуком рассыпались по столу.

— Твою ма-а-ать… — прохрипел кто-то в мёртвой тишине, тут же взорвавшейся криками и восторженным свистом.

Нелл пронзительно взвизгнула и, подпрыгнув, повисла на шее Дидье, который со смехом стиснул её в объятиях.

— Второй раз в жизни такой расклад вижу, — поведал Кевин, энергично почесав свой лысый затылок. — Пять шестёрок, надо же! Господь тебя любит, Дидье Бланшар. Если захочешь, оставайся тут, говорю тебе. Эй вы, расступитесь, горлопаны чёртовы! — И он без церемоний растолкал толпу зевак.

Моран с тоской покосился на мрачно молчавшего Грира.

— Си-ди, — раздельно произнёс тот, без слов поняв желание своего канонира уйти прочь отсюда.

И они сидели, изредка отпивая по глотку из своих кружек и неотрывно глядя на Дидье Бланшара, в которого будто бес вселился. Ему поистине не было ни сносу, ни удержу — он пил, не пьянея, отчаянные глаза его блестели, гитара звенела, а башмаки он стоптал, наверное, до дыр.

Когда почти все в трактире обессиленно завалились под столы и на лавки, — а маленькая Нелл свернулась клубочком в единственном продавленном кресле в углу, — Дидье схватил со стола глиняный кувшин с водой и, весело отфыркиваясь, вылил его себе на голову. Утёр рукавом лицо и поглядел на Грира с Мораном, забавно сморщив нос. Его мокрая рубаха прилипла к телу, а спутанные волосы — ко лбу, но он, не обращая на это ни малейшего внимания, насмешливо поинтересовался:

— Вы там задницы себе ещё не отсидели, garГons?

— А ты ноги до ушей не оттоптал? — парировал Моран, невольно улыбнувшись в ответ. Обижаться на Дидье было невозможно. Его выбор был действительно его правом, а им давно пора было уходить отсюда… Моран глубоко вздохнул — так глубоко, что даже в груди заболело.

— Вставайте-ка, — велел Дидье, вразвалочку подходя к ним. — Давайте-давайте, подымайтесь!

Взвесив в ладони полупустую бутылку рома, которую за всю ночь Моран и Грир так и не допили, он с театральным вздохом констатировал: