Поль Феваль - Королева-Малютка Страница 18

На поле боя наши воины ведут себя как настоящие герои; в мирное же время никто не знает, что с ними делать. Широко известная печальная история Версаля, опустевшего из-за нашествия военных, продолжает повергать в трепет мирных штатских. Версаль расположен неподалеку от столицы, поэтому я советую вам отправиться туда и самим во всем убедиться.

Улицы этого некогда прекрасного городка заросли сорняками – к счастью для герцогинь, которые варят себе супы из крапивы, так как горничные и поварихи – все до единой – похищены кирасирами. Ни одна особа женского пола в возрасте от десяти до семидесяти двух лет не осмеливается выходить на улицу без наряда полиции, состоящего из четырех жандармов и одного бригадира.

Таково нынешнее плачевное положение города, основанного великим королем. Так что трепещи, Париж!

Попав в Ботанический сад через левые ворота, выходящие на площадь Валюбер, сразу оказываешься в роще, где играют дети и амурничают няньки и военные. Старики называют это место Рощей королевы; именно там мадам Нобле претендовала, хотя и без особых на то оснований, на собственную территорию; во всяком случае, когда территорию эту занимал кто-то другой, Пастушка бросалась жаловаться своему старому приятелю, столовавшемуся в пансионе на улице Копо и привлекавшему к себе всеобщее внимание огромным защитным зеленым козырьком.

Этот старый приятель (мы чуть было не сказали «старый пень»…) тоже считал узурпаторами всех тех, кто осмеливался сесть на его скамейку, расположенную возле куртин, где произрастали съедобные растения.

Именно в Рощу королевы мадам Нобле и погнала своих образцовых овечек. Как всегда, она оставила их пастись на квадратной площадке, обсаженной редкими деревцами; в углу площадки стояла пресловутая скамья старого хрыча (простите, старого приятеля мадам…). Сама мадам Нобле с чувством собственного достоинства и сознанием своей правоты опустилась на известную скамью, оставив место для своего ископаемого приятеля, а Медор с корзиной разместился на другом конце площадки.

Было утро, няньки еще не собрались. Кое-где в густых кустах мелькали особенно нетерпеливые мундиры, а в укромных уголках рощи скрывалось с полдюжины студентов, устроившихся на травке и штудировавших медицинские трактаты Дюкорруа и Туйе.

Здесь, в саду, расположен еще один латинский квартал, не пользующийся столь широкой известностью, как его старший собрат. Почти все добропорядочные пансионы в квартале Сен-Виктор предоставляют за весьма умеренную цену стол и кров бедным и трудолюбивым студентам, академией для которых является Ботанический сад.

Пастушка устроилась поудобнее, а ребятишки принялись играть, умудряясь соблюдать при этом строжайшую дисциплину. Два десятка детей самых разных возрастов никогда не нарушали правил и предписаний, порожденных фантазией мадам Нобле. Сидевший возле корзины со вторым завтраком Медор принялся быстро уплетать сладости из маленького кулечка, купленного в «Арлекино» на улице Моро, заедая их половинкой булочки, извлеченной из корзины.

Несмотря на свой юный возраст, дети играли в рыцарей и даму; дамой разумеется, была Королева-Малютка. Казалось, что малышка буквально излучает очарование, покоряя все вокруг. Королеве-Малютке могли завидовать, но не любить ее было невозможно.

Саладен обогнул решетку и проник в сад через ворота, выходящие на улицу Бюффон. Остановившись неподалеку от площадки, он, словно лис, выслеживающий кур, наблюдал за игрой детей и разрабатывал план операции…

Все юные солдатики, бесцельно слонявшиеся среди деревьев, успели состроить ему нежные глазки. Некоторые даже рискнули шепнуть Саладену на ушко парочку пылких слов. И хотя достойный Лангедок превратил юного шпагоглотателя в довольно уродливую старуху, наших Дон Жуанов, не дослужившихся еще до унтер-офицерского звания (а попросту говоря, рядовых), не могли отвратить от особы женского пола такие мелочи, как солидный возраст и пугающая внешность. В душах наших новобранцев бушуют настоящие вулканы страсти.

Мадам Саладен гордо, но без излишней суровости отвергла притязания молодых людей, уговорив их не тревожить покой почтенной матери семейства: она смутно подозревала, что эти пылкие искатели приключений в конце концов станут ее союзниками.

А без помощников сия мать семейства обойтись не могла, ибо события разворачивались совсем не так, как она ожидала. Маленькие овечки паслись под бдительным присмотром пастухов, готовых в любую минуту кинуться на защиту своих подопечных, а мадам Саладен уже поняла, что могучая рука Медора сумеет при случае надавать великолепных тумаков.

Саладен же надеялся на то, что дети отправятся гулять по саду и смотреть животных. Вот тогда бы его план удался: множество разбегающихся в разные стороны аллей, толпы зевак, дети ошалело вертят головами и разбредаются кто куда, Медор безуспешно пытается собрать ребятишек, а мадам Нобле в растерянности хлопает глазами.

Притаившись в засаде, Саладен сердито бурчал себе под нос:

– Да, черт возьми, дело непростое… Ну и лентяйка же эта благородная старушенция! Сидит себе, преспокойно вяжет свой чулок й даже не думает пойти прогуляться. О, держу пари, что она вдобавок ждет вон ту старую развалину, что ковыляет к скамейке… Так и есть! Я угадал!

Действительно, по улице Бюффон мелкими шажками двигалась вышеупомянутая старая развалина. На ней был длинный, сужающийся книзу сюртук эпохи Реставрации, башмаки с пряжками и кепи с огромным зеленым козырьком.

Сей превосходный экземпляр ушедшей эпохи, несмотря на свой щуплый вид, прекрасно сохранился; он опирался на крючковатую трость, а из его кармана торчала массивная табакерка с оттиснутой на крышке датой «1819». В те времена, когда в Париже стояли казаки, этот тип застрелил на дуэли двух русских офицеров, одного пруссака и одного австрийца, за что был прозван в кафе «Ламблен» «пожирателем казаков».

Экземпляр любил рассказывать об этом.

Но какое нам дело до его давних подвигов!

В Ботаническом саду старичка прозвали «окаменелостью» – не только по причине его весьма и весьма преклонного возраста, но и потому, что все названия в квартале были связаны с именем, трудами и открытиями великого Кювье[10]. «Окаменелость» была куртуазна, но вспыльчива. Голос рассерженного старца походил по тембру на клекот сразу трех орланов, чья клетка размещалась между орлами и ястребами, в самом конце павильона, где содержались птицы.

Стоило орланам издалека заслышать голос старика, как они принимались жутко орать.

Итак, «окаменелость» села на свое место, на СВОЮ скамью; мадам Нобле почтительно приветствовала своего старого приятеля; затем бывший пожиратель казаков подозвал Королеву-Малютку и, развернув бумажку, дал ей три шоколадные пастилки.