Александр Дюма - Две Дианы Страница 18

Между тем тот непомерно долгий час, на протяжении которого Габриэлю пришлось бродить перед вратами своего рая, истек, и он получил наконец возможность в числе других гостей проникнуть в покои королевы.

С первого же взгляда Габриэль заметил Диану. Она сидела рядом с королевой-дофиной, как стали с тех пор именовать Марию Стюарт.

Подойти к ней сразу было бы слишком смело и даже, пожалуй, неблагоразумно со стороны молодого человека. Габриэль примирился с необходимостью ждать благоприятного момента. А покамест он разговорился с бледным и тщедушным на вид молодым человеком, который случайно оказался перед ним. Потом, поболтав на темы столь же незначительные, каким он казался сам, молодой кавалер спросил Габриэля:

— А с кем, сударь, имею честь говорить?

— Я виконт д’Эксмес, — ответил Габриэль. — Смею ли я, сударь, задать вам тот же вопрос?

Молодой человек удивленно воззрился на него, затем произнес:

— Я Франциск де Монморанси.

Скажи он: «Я дьявол», Габриэль отошел бы от него с меньшим ужасом и не так стремительно. Франциск, наделенный не слишком острым умом, был совершенно озадачен, но так как не любил размышлять, то вскоре перестал ломать голову над этой загадкой и пошел искать себе других, более воздержанных собеседников.

Габриэль направился было к Диане де Кастро, но ему помешал рой гостей, окруживших короля. Генрих II только что объявил, что, желая закончить этот день сюрпризом для дам, он распорядился соорудить на галерее сцену и что на ней сейчас представлена будет пятиактная комедия в стихах г-на Жана Антуана де Баифа под заглавием «Храбрец». Весть эта, Разумеется, была принята шумно и радостно. Кавалеры подали дамам руки и проводили их в соседнюю залу, где наскоро были устроены подмостки. Но Габриэль так и не сумел пробиться к Диане и устроился не рядом, а неподалеку от нее, позади королевы.

Екатерина Медичи заметила молодого человека и окликнула его. Пришлось к ней подойти.

— Господин д’Эксмес, отчего вас не было сегодня не турнире? — спросила она.

— Ваше величество, служебные обязанности, которые угодно было возложить на меня государю, лишили меня этой возможности.

— Жаль, — обворожительно улыбнулась Екатерина, — вы ведь несомненно один из самых смелых и ловких наших всадников. Вчера от вашего удара покачнулся в седле государь — случай редкостный. Мне бы доставило удовольствие снова быть свидетельницей ваших побед.

Габриэль молча поклонился. Крайне смущенный этими комплиментами, он не знал, как на них ответить.

— Знакомы ли вы с пьесой, которую нам собираются показать? — продолжала Екатерина, очевидно, весьма расположенная к красивому и робкому молодому человеку.

— Я знаком только с латинским ее оригиналом, — ответил Габриэль, — ибо пьеса эта, как я слышал, простое подражание комедии Теренция.

— Если я не ошибаюсь, — заметила королева, — вы разбираетесь в литературе не хуже, чем владеете копьем.

Все это говорилось вполголоса и сопровождалось взглядами отнюдь не суровыми. Но замкнутый, хмурый, как Еврипидов Ипполит, Габриэль принимал заигрывания итальянки с натянутым видом. Глупец! Откуда было ему знать, что благодаря такой монаршей милости он не только будет сидеть рядом с Дианой, но и увидит самое яркое проявление ее любви — сцену ревности. В самом деле, после того как Пролог, согласно обычаю, попросил у слушателей снисхождения, Екатерина шепнула Габриэлю:

— Сядьте со мною, господин ученый, чтобы я могла в случае надобности обращаться к вам за объяснениями.

Герцогиня де Кастро сидела у самого края прохода. Габриэль, поклонившись королеве, взял табурет и скромно сел рядом с Дианой, чтобы никому не мешать.

Комедия началась.

Это была, как и говорил королеве Габриэль, переделка «Евнуха» Теренция, написанная со всем наивным педантизмом того века. Но мы воздержимся от ее разбора. Напомним лишь, что главное действующее лицо в пьесе — некий лжехрабрец, солдат-хвастун, которого обманывает и водит за нос некий ловкач.

И вот с самого же начала пьесы многочисленные приверженцы Гизов, сидевшие в зале, пожелали увидеть в старом, смешном забияке самого коннетабля Монморанси, а сторонники Монморанси услышали в хвастовских рассказах солдата-фанфарона намеки на честолюбие герцога де Гиза. Поэтому каждая удачная мизансцена превращалась в сатирический выпад и каждая острота попадала в цель. Люди той и другой партии хохотали во все горло, показывали пальцем друг на друга, и комедия, которая разыгрывалась в зале, была поистине не менее забавна, чем та, которую играли на подмостках актеры.

Наши влюбленные воспользовались тем, что оба соперничавших придворных стана заинтересовались представлением, и среди грома рукоплесканий и взрывов хохота дали волю своему чувству. Сначала они оба прошептали:

— Диана!

— Габриэль!

Это был их священный пароль.

— Вы собираетесь замуж за Франциска де Монморанси?

— Вы пользуетесь благорасположением королевы?

— Вы же слышали, что она сама меня позвала.

— Вы знаете, что на этом браке настаивает государь.

— Но вы соглашаетесь, Диана?

— Но вы слишком внимательны к Екатерине, Габриэль.

— Одно только слово! — умоляюще попросил Габриэль. — Вас, стало быть, еще интересует, какое чувство может во мне вызвать другая? Для вас небезразлично, что у меня творится в душе?

— В той же мере небезразлично, — ответила герцогиня де Кастро, — в какой вас интересует то, что творится у меня в душе.

— О, в таком случае, Диана, позвольте вам сказать: если вы чувствуете то же, что и я, — значит, вы ревнуете! Словом, если вы чувствуете то же, что и я, — значит, вы страстно любите меня!

— Господин д’Эксмес, — нарочито холодно ответила Диана, — меня зовут герцогиней де Кастро.

— Но ведь вы овдовели, сударыня? Вы свободны?

— Увы, свободна!

— О, не вздыхайте так, Диана! Сознайтесь, что вы еще любите меня хоть немного! Не бойтесь, что вас услышат: все увлечены шутками этого балбеса! Ответьте мне, Диана, вы любите меня?

— Тсс!.. Разве вы не видите, что действие подходит к концу? — лукаво шепнула Диана. — Подождите, по крайней мере, следующего акта.

Антракт продолжался минут десять — целых десять веков! По счастью, Екатерина, следившая за Марией Стюарт, не подзывала к себе Габриэля. Он же не подходил к ней, зная, что тем погубил бы себя.

Когда представление возобновилось, Габриэль спросил:

— Итак?

— Что? — сказала Диана, словно позабыв обо всем на свете. — Ах да, вы меня, кажется, спросили, люблю ли я вас? Но ведь я уже вам ответила: так же, как и вы меня.