Ирина Цветкова - Скифская пектораль Страница 18

Но вот теперь, кажется, и он позади. Он понял это после сегодняшней бессонной ночи, когда с трёхдневной щетиной ходил из угла в угол по комнате. Потом в полной апатии Владимир прилёг на диван и прикрыл глаза рукой. Он лежал с закрытыми глазами, думая о том, что даже любимые горы и лыжи не могут ему помочь. Горы и лыжи… Лыжи и горы… Кажется, чего-то не хватало в этой картине. Горы и лыжи… и вдруг он подскочил, словно ужаленный. Люди! Вот кого не хватает – людей! Он целыми днями сидел в углу маленького кафе с маленькой чашечкой кофе, отгородившись газетой от всего мира.

К чёрту джентльменские условности, отныне он сам будет заговаривать и знакомиться с людьми. Только в общении его спасение. Безо всяких околичностей Владимир Бобров будет представляться литератором, ищущим сюжет. Главное – попасть на интересного собеседника, чтобы услышать какую-нибудь потрясающую историю. Ведь жизнь может подкинуть такой сюжет, который и не снился ни одному писателю. Лучше всего знакомиться со старичками и старушками, у них позади прожитая жизнь, Вторая мировая война, они могут рассказать немало любопытного. Особенно интересными бывают женские судьбы. А если из нескольких женских рассказов сделать один, то может получиться Великий Английский Роман. Любовь, война, страх за близких, становление личности… Да сколько можно почерпнуть разных нюансов и поворотов судьбы из женских историй! Особенно у тех старушек, которые помнят не только Вторую мировую, но и Первую. Ведь есть и такие. Тут вообще и смена эпох, и кладезь мудрости, и встречи с расставаниями.

Жаль только, что старушки, помнящие Первую мировую войну, редко посещают горнолыжные курорты…

Владимир так и не нашёл себе старушки в собеседницы. В австрийских Альпах встречались всё больше молодые, весёлые люди, которые приезжали отдыхать компаниями или парочками. Будь Владимир более общительным, как, например, его сестра Татьяна, он бы непременно сошёлся бы с ними. Но у него не было стадного чувства, а постоянное стремление к уединению и прирождённая скромность не пускали его в весёлые компании. Вот если бы Татьяна была здесь, она бы уже со всеми подружилась, всех со всеми перезнакомила и без комплексов садилась бы за любой столик. Она бы всем рассказала, что её брат – гениальный писатель, и если граждане хотят обессмертить свои жизненные перипетии, любовные драмы и амурные похождения, то пусть поспешат к нему, к Мэтру, пока он ещё здесь. К нему бы в очередь стояли…

Татьяны не было рядом. Владимир был один. А потому сам выбирал стратегию и тактику своего поведения. Выбрав одинокую фигурку вот этого молодого мужчины, он решился подойти, предварительно осведомившись, не ждёт ли он кого. Незнакомец ответил, что никого не ждёт и жестом показал, что можно сесть.

– Владимир Бобров, литератор, – представился Владимир своему собеседнику – безупречному в манерах молодому человеку. – Совмещаю здесь отдых с поиском сюжетов для будущих произведений. Я, знаете ли, взял себе в привычку приставать к людям, – улыбнулся он, – в надежде услышать что-нибудь достойное писательского пера. Согласитесь, сколько заслуживающего внимания случается в жизни и остаётся неузнанным.

– Вы говорите по-английски, – услышал он в ответ, – а имя и фамилия у вас русские. Вы из России?

– Мои предки из России. А я родился и вырос в Лондоне. Так что я, наверное, уже англичанин.

– Жаль. А то я думал, что встретил земляка. Я, правда, не из России – с Украины. Всё это бывший Советский Союз. Но вы, наверное, от родственников наслышаны о нашей стране. Они, наверное, вспоминают о своей жизни на родине.

– Нет, вы знаете, мы слишком далеки и географически и духовно от исторической родины. В нашей семье только дед помнит Россию, воспоминания у него не самые радужные, но особых подробностей не знаю – мы с ним почти не контактируем. У него сложный характер.

Незнакомец вежливо улыбнулся.

– Понимаю, – кивнул он. – Семейные дела. А я ещё не представился? Александр Беляев, предприниматель из Херсона. Это город на Днепре. А ваши предки где жили?

Владимир неуверенно двинул плечами.

– Вроде бы в Петербурге. Но у них было поместье, где-то на юге. Последнее время они жили там.

– Случайно, не в Херсонской губернии? Это был юг Российской империи.

Владимир опять пожал плечами.

– Не знаю, – беспомощно ответил он и впервые в жизни почувствовал себя неловко оттого, что никогда не интересовался историей своей семьи.

Разговор незаметно перешёл в другое русло. Беляев рассказывал о том, как живёт его страна после распада Советского Союза. Картина была мрачной, удручающей. Это обстоятельство, а также то, что Владимира ни в коей мере не интересовала политика, да и экономическое положение слаборазвитых стран тоже, наводило на него уныние. Он слушал лишь из вежливости. Когда он почувствовал, что едва сдерживает зевоту, Беляев перешёл на русский язык:

– По-русски-то вы хоть говорите?

– Да, конечно, – ответил Владимир на русском языке. А далее на чистейшем русском стал болтать о каких-то пустяках, обо всякой ерунде, лишь бы не возвращаться к политике. Он уже понял, что Беляев ничего интересного ему не скажет, а значит, пора прощаться, чтобы не тратить время даром. Только вот никак ему не приходило на ум, чем же закончить разговор, как подвести его к финалу.

– Я рад, что вы знаете язык, – сказал Беляев и задумался. – Знаете, Владимир, а ведь я смогу вам помочь. Я дам вам маленькую зацепку для сюжета, а вы уж используйте её, как сумеете. Если, конечно, вас это заинтересует.

Владимир приготовился слушать, но как-то больше из вежливости.

– Я ведь не всегда был «купи-продай». Моя основная специальность – археолог. Но нашей нынешней Украине не нужны археологи, и не только они… Пришлось переквалифицироваться в торгаши. Купеческое сословие у нас нынче одно из немногих, кто может выжить. Да и то не все. Таких, как я, которые в Альпы ездят – единицы, большинство – прозябает… Извините, я отвлёкся. Так вот, я – археолог. У нас на Херсонщине много скифских курганов, в том числе и самый большой в мире скифский курган Огуз. Он находится в 3 километрах от села Нижние Серогозы. В конце ХIХ века, до начала раскопок Огуз достигал 24 метра в высоту, более 120 метров в диаметре, а по окружности – 380 метров. Окружал его высокий насыпной вал, а между курганом и валом был ров глубиной до 5 метров, – Александр Беляев говорил так, словно находился на научной конференции и слушала его многочисленная аудитория, состоящая из почтенных профессоров и седовласых академиков. На самом деле перед ним сидел один Владимир Бобров, ещё не решивший, нужны ли ему эти сведения. Но Беляеву очень нравилось рассказывать о том, что он знал, вспоминать об оставленной им любимой профессии и, забыв о маленьком альпийском кафе, о том, что он ныне предприниматель, он вдохновенно говорил и говорил, блестя глазами, находясь далеко отсюда, в степном таврийском селении: