Фредерик Марриет - Королевская собственность Страница 19

Мистрис Рейнскорт была и сейчас еще чрезвычайно красивой, изящной и элегантной женщиной, а в молодости своей это была первая красавица ирландской столицы. Рейнскорт в то время был одним из красивейших молодых людей своего времени и славился изяществом своих манер, знатностью своего древнего рода и непомерной расточительностью и мотовством. Женился он не по любви, а единственно для того, чтобы выиграть довольно крупное пари, что, несмотря на его репутацию мота и кутилы, красавицу отдадут за него, если он захочет этого.

Действительно, Рейнскорт выиграл свое пари и стал мужем красавицы. Первое время все шло благополучно. Но вскоре кто-то сообщил молодой мистрис Рейнскорт о том, что она была предметом заклада, и это глубоко оскорбило ее. Кроме того, Рейнскорт вскоре стал сожалеть о том, что связал свою жизнь с женщиной, которая не принесла ему ничего, кроме своей красоты, а та, в свою очередь, сожалела, что не встречала в муже того восхищенного поклонения своей красоте, к которому она успела привыкнуть и которое стало для нее необходимым.

Вскоре между супругами, кроме едкого чувства горечи, не осталось ничего, — и взаимная жизнь их была томительно пуста. Единственным утешением для мистрис Рейнскорт была ее маленькая дочь.

— Ну, что же, мистер Рейнскорт, — спросила она вернувшегося мужа, — все обстоит благополучно, и я могу поздравить нашу дочь, что она теперь одна из богатейших наследниц Англии?

— Можете, мадам, если хотите, я ничего против этого не имею! — ответил Рейнскорт, кидаясь на диван.

— Если хочу? Вы шутите, мистер Рейнскорт! Разве адмирал де Курси еще не умер?

— Он умер, мадам, но его внук жив!

— Его внук? Так у него есть внук? Как же вы не удостоверились в этом прежде, чем промотать все свое состояние и истратить последние крохи?

— Я полагаю, мадам, что вы также помогали мне тратить эти последние крохи! Кроме того, я прожил свое, вы же, сколько мне помнится, не прибавили к нему ни гроша!

— Но я и не обманывала вас, а вы… — и она горько заплакала.

Ее маленькая девочка, прижавшись к ней своей щечкой, заметила:

— Ты опять плачешь, мама, а говорила мне, что мы теперь будем счастливы, что у нас будет прекрасный дом в Лондоне, и что мы не вернемся больше в наш старый замок, и это было очень грустно для меня! Куда же мы теперь поедем, мама?

— То знает один Бог! Спроси у своего отца!

— Папа молчит, но я надеюсь, мы вернемся опять в ваш старый замок?

— Да, детка моя! Да, твое желание осуществится, я еду туда сегодня же ночью!

— А мы? Должны отправиться с вами, или вы оставите нас здесь? — осведомилась мистрис Рейнскорт.

— Как вам будет угодно, мадам! Но я должен ехать, иначе завтра явится сюда этот Т. и, вероятно, не один, а в сопровождении двух-трех приятелей… Понимаете? Вы можете ехать со мной или несколькими днями позже: ведь вас они не могут арестовать!

— Так как у меня может не быть возможности приехать к вам, то лучше ехать с вами!

— У вас есть драгоценности и бриллианты, я бы советовал вам собрать все это, уложить и захватить с собой без ведома вашей прислуги. Прикажите заложить карету, оденьтесь для вечера леди Г., к которой мы с вами званы сегодня, и поезжайте на этот вечер. Я оставлю Роберту записку, чтобы он пересылал мне все письма, и напишу ему, что адмирал еще не скончался, хотя его ждут с часа на час. Затем прикажу подать себе карету, посажу в нее Эмили, захвачу все, что есть ценного и что можно увезти незаметно, и затем заеду за вами к леди Г.!

Все было сделано так, как решил мистер Рейнскорт, и спустя несколько часов он, вместе с женой и ребенком, был уже на пути в Ирландию, оставив всю квартиру, прислугу и все счета неоплаченными.

ГЛАВА XV

Теперь необходимо поближе ознакомить читателя с командиром и некоторыми другими личностями, входящими в состав экипажа «Аспазии».

Капитан М. был сын бедного дворянина, с высокими понятиями о чести и долге и с хорошими связями. Молодым мальчиком он вступил в морскую службу и вскоре был произведен в лейтенанты, а затем назначен капитаном судно. Он страстно любил море и свою службу и после смерти отца содержал свою мать, уделяя ей самую большую часть своего содержания, сам же был скромен и воздержан до крайности. Это был человек очень образованный, с твердым, выдержанным характером, беззаветно храбрый и честный, добросовестный и исполнительный, к подчиненным своим строгий, но справедливый. Высокий, худощавый, с прямыми правильными чертами лица и задумчивым, несколько хмурым выражением темных глаз, он с первого взгляда казался суровым, но если улыбался, то лицо его становилось не только приятным, но положительно привлекательным и красивым.

Старший лейтенант его, мистер Билли, был человек, хорошо знавший свое дело и беспрекословно исполнявший всякое приказание: нрава он был скорее добродушного, происхождения и роста невысокого, коренастый и рябой.

Второй лейтенант, мистер Прайс, был красивый молодой человек: стоя на вахте, он читал Шекспира и постоянно пытался цитировать его, но, на беду его, у него была слабая память.

Третий или младший лейтенант, мистер Кортней, был маленький, живой господин, постоянно преисполненный всяких невзгод и вечно смеявшийся или жаловавшийся на какие-нибудь действительные или воображаемые несчастия.

Трудно было сказать, смеялся ли, или плакался этот человек: всякая жалоба кончалась у него смехом, а всякий смех — горькой жалобой. Это была такая удивительная смесь трагикомизма, что, говоря с ним, вы положительно не знали, плакать вам или смеяться.

Мистер Пирс, штурман, земляк и любимец капитана, был человек лет 50, обремененный многочисленной семьей, с виду грубоватый, но в сущности человек неглупый и весьма сердечный, усердный и старательный, с железными нервами и железным здоровьем.

Доктор, маленький, тщедушный человек, по имени Макаллан, был также большим любимцем капитана. Несмотря на то, что в то время от врачей не требовалось больших знаний, он был человек очень образованный, основательно изучивший свою специальность и притом страстный естественник. Характера он был чрезвычайно милого и приветливого, к тому же добрый христианин.

Казначей О'Киф, пожилой человек, чрезвычайно аккуратный и пунктуальный в своих счетах и в своих привычках был сильно глух, но никогда не хотел в этом сознаться и, поймав на лету два-три слова, отвечал по догадке, причем постоянно выходили забавные каламбуры.

Другим крайне любопытным и необыкновенным типом являлся боцман, считавшийся одним из лучших боцманов в английском флоте, прекрасно умевший ладить с командой, которую он держал строго, но был все же любим и сам был строг к себе, подавая добрый пример другим. Звали его Хардсетт. Побывав однажды, по настоянию своей жены, на собрании методистов, он вдруг стал страстным приверженцем этой секты, не читал ничего, кроме Библии. Это был пылкий энтузиаст и фанатик, но вместе с тем всячески старался устроиться так, чтобы его обязанности по отношению к Господу Богу не мешали исполнению служебных обязанностей. Капитан М. крайне сожалел об этой внезапной перемене, но так как Хардсетт никогда не пытался обращать других в свою веру и дело свое исполнял исправно, то командир не считал нужным вмешиваться в его религиозные убеждения, тем более, что, как ему казалось, Хардсетт был искренен.