Андрей Марченко - Письмо никому Страница 19

— А я не понимаю… Столько лет прошло с войны… Не в обиду будет сказано, но ведь не празднуем мы день, когда, положим, Наполеона изгнали…

Егор покачал головой.

— Вторая Мировая война гораздо ближе, чем тебе то может показаться. Сядь на машину, прокатись из Петербурга в Выборг. Сойди с шоссе, зайди метров на сто, копни землю — и забелеют кости.

Дернули еще по пятьдесят грамм, постоялец закусил папиросным дымом. Тут же протянул ее Егору. Тот покачал головой. Но Геноссе не отказался. Папироса была только подожжена, но тот держал ее так, будто это жалкий окурок, который от единой затяжки догорит и обожжет пальцы.

— У меня ведь дед тоже вроде как ветеран Второй Мировой. — глядя на них задумчиво проговорил Егор.

— А почему «вроде как»?

— Он не в Красной Армии воевал.

— За немцев что ли?..

— Ну почему так сразу если не в Красной, то за немцев. Воевал он против немцев, во французском Иностранном легионе. После войны вернулся в СССР — тогда зазывали русских возвращаться на родину. Отец опять же повоевал: Вьетнам, Ангола, Египет.

Стал советским «псом войны» или «военным консультантом». Неважно, как называть — суть одна.

— А я воевал… — глухо отозвался пришелец.

— Воевал? Где? В Афганистане?

— И в Афганистане… До него в Анголе. До этого — Египет. Брал Берлин, Будапешт. До этого — Эпиналь. До него — Седан. Перед ним — опять Египет, Сен Жан д'Акр, Маренго. Кресси, Пуатье… Канны. Снова Египет, пустыня, безымянная деревушка. Война с хеттами — первая война человечества. Вы не узнали бы меня тогда — я был смуглей, почти негром. Но затем снег и песок Норвегии стерли загар. Но я помню войны и до хеттской…

— Как это «до»? Вы ведь сказали, что это была первая война человеческая.

— Смотрите…

Он открыл рот. Зубы, как и волосы у него были в отличном состоянии, и Антон не сразу понял, в чем собственно дело. Все зубы у него были одинаковы — во всяком случае, не было видно клыков.

Затем тот рукой сдвинул волосы, открыл ухо. Верх уха был заострен.

Антон глупо засмеялся — все были пьяны, и трюк с ухом вместе с зубами показался почтальону остроумнейшим фокусом. Остальные же просто промолчали, то ли не заметили, то ли сделали вид, что так и надо.

Водка уже во всю гнала тепло по венам. Становилось легко. И тут Егор, привыкший держать карты закрытыми до последнего, сделал то, чего бы он никогда не допустил трезвым.

Немного подумав, Егор полез в карман. Вытащил листочек из блокнота, на который аккуратно были переписаны столбцы шифровки:

— Вот скажите, историки, что это такое?

— Похоже на код… — заметил Геноссе.

— Это я догадался. Какой именно?..

Он задавал этот вопрос и раньше, себе, Антону и не сильно надеялся на ответ.

Но Геноссе стал всматриваться:

— Наш, советский, был цифровым, кажется, по четыре или пять цифр в столбце. Здесь пять букв в колонке.

Отрывая куски от рыбы, в разговор вступил постоялец.

— Это похоже на немецкий код времен второй мировой, «Enigma»… Я прав?

Егор осторожно кивнул — пожалуй, сходилось:

— А расшифровать его можешь?..

Тут заговорил Геноссе.

— Слишком маленький фрагмент. Предполагаю, что это вовсе невозможно.

Егор старательно сфокусировал взгляд на Геноссе. Тот подумал, что ему угрожают, и поспешил исправиться.

Геноссе лишь мельком взглянул на обрывок шифровки:

— Но, если честно, в этот вопрос не вникал.

— А можешь вникнуть, не привлекая ничьего внимания?

— Могу попробовать…

— Ты старательно попробуй…

Пьянка медленно сходила на нет. Картошка холодела вместе с остывающей водой, ее шелуха становилась жесткой, водка трудной, она уже не шла с такой легкостью…

Первым не выдержал Геноссе:

— Пойду, поговорю с унитазом. Похоже, мне есть, что ему сказать.

Он поднялся и ушел. Когда вернулся, то водку уже не пил, а стал хлебать пиво.

Ложились спать, с трудом попадая телами по кроватям. В головах упорно кружили вертолеты.

— Ничего, — успокаивал Егор уже заснувшего Антона. — Вот увидишь, события назреют, что-то произойдет завтра-послезавтра…

Но он был не прав. Что-то уже набирало обороты, неслось к ним со скоростью и безапелляционностью автомобиля.

Deus ex machine

Когда справа от шоссе появились первые огоньки, сидящий рядом с шофером спросил:

— Это уже Сырборск?

Таксист кивнул. Где-то тут была табличка, обозначающая въезд в город, но в темноте ее не было видно. В разные времена ее залепливало грязью или снегом, пару раз ее сбивали водители, вылетевшие с трассы.

— Дрянной городишко. Задолбал совок.

Его спутник, сидящий сзади проговорил тоном менторским, успокаивающим:

— Игорь, успокойся. Не накручивай себя раньше времени.

Игорь, действительно, будто успокоился.

Хотя, признаться, фразу про дрянной городишко он готовил еще в пути, даже не рассмотрев на карте как следует, где именно находится этот самый Сырборск.

Хотел сказать эту фразу, когда самолет шел на посадку, но город был затянут низкими тучами.

Сейчас его обижало, что фраза заготовленная осталась незамеченной. Поэтому он повторил ее чуть тише:

— Дрянной городишко.

Шофер молча пожал плечами. Во-первых, спорить с клиентом противопоказано. А во-вторых, городишко действительно был неважным.

И будто бы мстя за дурные слова, город встречал их неприветливо. Выпал снег, машины вязли в снегу, везде были пробки. В гостинице их долго не селили — просто так, чтобы не возиться. Когда все же выдали ключи от номера, оказалось, что там холодно. Попытка принять с дороги душ тоже была обречена на неудачу: горячей воды не было.

Но спалось крепко — все же дорога утомила, сделать предстояло многое.

Утром спали долго — отдыхали с дороги пока не надоест. Да и в номере гостиницы стояли такие погоды, что не сильно и хотелось высовываться. Одеяло грело, и уже проснувшись, прибывшие долго валялись, рассматривая потолок, молчали о чем-то своем.

Наконец, солнце вскарабкалось из-за здания, стоящего напротив, стало бить меж штор. Далее отрицать наличие утра стало глупо.

— Не нравится мне здесь, — заметил Игорь. — Если надолго в этом городе застрянем, надо снять квартирушку.

— Угу, — лениво согласился Макс.

Первым поднялся Игорь, сходил в ванну, надеясь, что за ночь появилась горячая вода. Ее не было.

— Задолбал совок…

Когда он вернулся в комнату, Макс уже одевался:

— Собирайся, поедем…